— Вы обязаны были предварительно согласовать с Москвой, — наседал на Лапина особист, чуть не выпрыгивая из своего серого костюма.
— У меня нет времени на бюрократические утряски. Установка купола назначена на завтра, и, если мы сами пойдем на попятную, можно со спокойной совестью отправляться домой. Ни одна фирма в нашу сторону уже не посмотрит. Все газеты раззвонят, что русские наклали в штаны.
Лапин нервно покусывал соломинку у себя в стакане. Объяснял он все это в основном для толстяка. Тот на вид был мужик вполне свойский.
— Николай Сергеевич, я в ваших летающих гробах, ей-богу, полный профан, но вот Марлен Викторович утверждает, что затея с куполом весьма рискованна…
Особист многозначительно молчал, как человек, знающий свое дело.
— Рискованно и зуб выдирать, — Лапин начал горячиться. — Я отвечаю за полеты и располагаю достаточными полномочиями.
Не выдержав гордого молчания, особист перебил:
— Есть программа полетов, утвержденная в Москве! А на самодеятельность вам никто полномочий не предоставлял. Завтра же я буду докладывать руководству.
— Хоть самому господу богу! Только советую поторопиться, — едко ухмыльнулся Лапин. — Потому что завтра, когда мы установим этот чертов купол, вы со своим рапортом сядете в лужу, и надолго.
Установилось ледяное молчание. Лапин продолжал грызть соломинку.
— Что ж, — скривился особист, — я рад, что этот полезный совет дан мне в присутствии третьего лица. Мое почтение, Юрий Иванович, — и он отошел, поклонившись только послу.
Лапин тоже хотел откланяться, но посол удержал его.
— Мне очень неприятно, Николай Сергеевич. Не терплю вмешиваться в чужие дела. Но по статусу я представляю здесь страну, и положение, так сказать, обязывает…
Эдгар пытался разобрать, о чем шел бурный разговор, но теперь, когда особист исчез, он подошел к Лапину и стал рядом с ним. Тот кивнул летчику.
— Конечно, Марлен Викторович, в силу, так сказать, своей специфики, склонен слегка перестраховываться…
— Себя он перестраховывает! — не выдержал Лапин. — Свою шкуру! Бумажками — на всякий случай. Мол, я же предупреждал, рапортовал, сигнализировал, категорически возражал!
— И притом «в присутствии третьего лица», — вздохнул Юрий Иванович. — А вы действительно уверены, что ваш вертолет, так сказать…
— Простите, — вдруг явно не по регламенту влез Эдгар, — я абсолютно уверен. Машина не подведет, это уникальный аппарат.
— Да? — посол вопросительно поднял на него глаза, словно оценивая, насколько можно доверять этому летчику.
Внезапно послышался стремительно нараставший вой. Стоявшие на земле люди испуганно пригнули головы, но вряд ли успели сообразить, что происходит. В тот же миг, едва не посрывав шляпы, над ними со свистом пронесся легкий истребитель, вычертил какую-то немыслимую петлю и круто взмыл вверх, когда ни у кого, казалось, не было сомнений в том, что сейчас он прошьет стеклянное здание аэровокзала.
Инстинктивно присевший чуть не на корточки посол поспешно распрямился и смущенно оправил пиджак.
— Черт, хорошо хоть не растянулся по-пластунски — фронтовые привычки не вытравишь.
Эдгар и Лапин, спокойно проводившие глазами шальную машину, сделали вид, что не заметили конфуза.
— Вот видите, — вежливо улыбнулся Лапин, — а мои ребята в сравнении с этим артистом просто настоящие работяги.
— А кто этот артист?
— Фокетти, итальянец, — сказал Эдгар. — Человек без нервов, как он себя величает.
— И без мозгов, — добавил Лапин. — Да, я ведь вам еще не представил, Юрий Иванович, нашего лучшего пилота. Эдгар Банга — прошу любить и жаловать. Тоже умеет, конечно, цирковые номера, но В-6 знает не хуже собственной бритвы.
— Будем считать, что вы меня убедили, — подкошенный воздушной атакой, сдался посол. Ему явно хотелось поскорее уехать отсюда. Жестом он пригласил их к буфетной стойке, протянул бокалы с шампанским.
— За вашу удачу, но все же будьте осмотрительны. Конкуренция — жестокая вещь, превосходства здесь никому не прощают.
С легким звоном соприкоснулись бокалы. А неотвязный фотоаппарат с мощной вспышкой запечатлел и этот момент.
Перелистывавший черную пластиковую папку Лосберг остановился на одном из листов. С фотографии в верхнем углу на него смотрел светловолосый крутолобый парень, который даже на этом казенном изображении не сумел скрыть своего строптивого характера.
— Эдгар Артурович Банга, 1940 года рождения, латыш, — вслух прочитал он. — Значит, это и есть то самое «обстоятельство»?
Зингрубер продолжал молча вести машину.
— Боже мой, — вздохнул Лосберг, — воистину, только дети напоминают, что былое нам не приснилось. Однако, Фреди, у меня нет никакого желания ворошить прошлое. Все давно умерло во мне.
— Банга — командир основного вертолетного экипажа, — холодно пояснил Зингрубер, — и на него делают ставку в выполнении самых сложных заданий.
Лосберг вгляделся в фотографию, словно пытаясь уяснить, какая связь существует между крохотным живым комочком, появившимся когда-то у Марты на вилле Зингрубера, и этим мужественным молодым летчиком. Казалось, он старался разглядеть в нем знакомые черты, но чьи — Марты, Артура?
— Да… Марта всегда приносила мне несчастье. И наши пути никак не могут разойтись, хотя мы давно за тридевять земель друг от друга. Настоящий рок, — философски заметил Лосберг.
— А теперь у тебя наконец появился шанс от него избавиться.
Лосберг обернулся к Манфреду и смерил его долгам неприязненным взглядом.
— Мне пора бы привыкнуть к твоему цинизму, но я по наивности думал, что и у него есть пределы. Никак ты решил испросить у меня благословения?
— Только без театрального пафоса, — поморщился Зингрубер, — тем более что я не планирую ни катастроф, ни похищений, ни, упаси боже, стрельбы. Я же не мясник. Ты лучше напомни — он ведь родился, когда вы с Мартой еще были… состояли в законном браке. Господи, о чем я спрашиваю! Конечно, он родился, когда вы еще жили на моей вилле. И был записан как Лосберг. Ведь только потом он получил фамилию отца?
Манфреду наконец удалось обогнать на узкой улочке неуклюжий, медлительный мусоровоз.
— Не иначе ты решил воспользоваться моей биографией в интересах фирмы, — проговорил Лосберг.
— Ты прав, именно в интересах фирмы. То есть прежде всего в твоих интересах. Ты должен понять, что положение обостряется с каждым днем. Их акции со сверхзвуковой быстротой лезут вверх, а контракты буквально уплывают из наших рук.
— Хорошо бы без паники, — раздраженно проворчал Лосберг. — Что-то не верится, будто русские сотворили очередное чудо света.
Зингрубер молчал, сосредоточившись на петляющих улочках.
— Кстати, куда ты меня везешь, дружище?
— Куда? — задумчиво усмехнулся Манфред. — В русский цирк. Хочу тебя поразвлечь, если ты не против.
Глава 14
Эдгар косо смотрел на парижское небо. Сегодня его, как назло, затянули неподвижные брюхатые тучи.
— Вот черт, не иначе происки! — озабоченно выдохнул Костя.
— Командир, как думаешь при такой видимости этот клятый купол тащить? — волновался Габелия.
— Молчком, — отрезал Банга и пошел к машине.
Команда понуро поплелась следом. На полпути Эдгара перехватил Лапин и отвел в сторонку. Их поджидали двое, неизменный гид и провожатый команды Варнье и неизвестный господин.
— Представитель фирмы, — пояснил Лапин, когда они подходили к ожидавшим.
Пожимая руку Эдгару, фирмач впился в него цепким взглядом и начал что-то настойчиво втолковывать.
— Господин Дюваль говорит, что хочет непременно полететь с вами, — перевел Варнье.
— Если не возражаете, еще раз уточним задачу, — говорил фирмач, не сводя глаз с летчика. — Купол, то есть каркас крыши, нужно посадить на площадку, как главную розу на именинный торт. Точно в центр — ни правее, ни левее, иначе торт испорчен, именины пропали.
Эдгар кивал, улыбаясь Дювалю. Лапин молча нервничал, прикуривая новую сигарету от предыдущей, и старался не глядеть на подло насупившееся небо.
— Поэтому, месье Банга, не сочтите за недоверие… Я знаю, ваша профессиональная подготовка на уровне. И все же, если вы хоть немного сомневаетесь…
— Извините, месье, — прервал витиеватые излияния Эдгар, — кажется, мы теряем время. Погода может окончательно испортиться.
Озабоченная физиономия француза немного вытянулась, но больше он не проронил ни слова, как и все остальные, невольно подчинившись силе, которая была в командире и ощущалась почти физически.
— Прошу всех по местам, — коротко приказал Эдгар.
Огромный металлический купол притаился, словно тарантул, неподалеку от башни высотой в добрую сотню метров. Черный «кадиллак» Зингрубера остановился в самом центре переполненной стоянки. Посмотреть на «русский цирк» собралось множество народу. Деловые люди, просто любопытные, но больше всего, конечно, журналистов.
Лосберг и Зингрубер хлопнули дверцами как раз в тот момент, когда мощные крючья подвески уже были закреплены в нескольких точках на куполе. Наступила настороженная, чуткая тишина. Могучая машина начала медленный, осторожный подъем. Как струны, натянулись толстые стальные тросы. Неожиданно потревоженная стальная махина купола вздрогнула, качнулась и медленно, словно нехотя, поплыла вверх, увлекаемая вертолетом. Все дальше от земли уходил гигантский тарантул.
— Слушай, неужели они рассчитывают посадить это чудище на башню? — негромко спросил Лосберг. — Они же самоубийцы!
— Между прочим, пилотирует Банга, — невозмутимо заметил Зингрубер. Специально для аэродрома он захватил здоровенный морской бинокль и теперь старательно наводил окуляры. И вдруг вертолет завис, словно задумался. Прошла секунда, две, три. Напряжение в толпе зрителей достигло предела. Яростнее защелкали фотокамеры. Что? У русских не хватило духу? Они пошли на попятную?
Вертолет начал плавно и осторожно снижаться. Словно огромный груз перетянул и теперь неумолимо тащил машину к земле. Вот купол почти коснулся земли… В кабину экипажа ввалился бледный, взмокший Лапин.