Рихард мельком взглянул на него, проговорил с неприкрытым раздражением:
— Сбегайте за моим тестем. Немедленно. Скажите ему — это очень важно. И еще: позаботьтесь о завтраке — у нас будут гости.
— Много?
— Нет, два-три человека. Хорошо бы достать свежей лососины.
— Постараюсь. Что еще?
— Все, идите.
Секретарь ушел, Лосберг опустился в кресло, долго сидел, не шевелясь, безразлично перебегая взглядом с предмета на предмет. Он прекрасно знал, что в этой жизни ничто не дается даром, за все надо платить. Но всякий раз, рассчитываясь со своими новыми друзьями и хозяевами, безмерно страдал. От юношеских честолюбивых планов давно не осталось и следа. Теперь самым сокровенным стало желание выбраться из капкана, в который он попал, и как можно меньше замараться. Это было непросто: те, кому он служил, стремились совсем к обратному. Они хитро оплетали его все новой паутиной, не оставляя ни малейших шансов на избавление. Вначале у него просили только информацию, ничего больше, затем рейху потребовались рабочие руки, много рук, и он волей-неволей включился в эту работу, убеждал земляков последовать его советам. Сегодня от него требуют участия в облаве, а что будет завтра? Сознавать собственную безысходность было невыносимо.
Лосберг до хруста в суставах сжал пальцы и вдруг заметил коньяк, которым совсем недавно потчевал Лоре. Неуверенно потянулся к бутылке, слегка плеснул в бокал, подумал и налил до краев, залпом выпил. Отдышался, смахнул навернувшиеся слезы, снова налил.
Когда пришел Озолс, встревоженный неожиданным вызовом, Лосберг был уже под крепким градусом. Старик удивленно посмотрел на зятя:
— В чем дело, Рихард?
— А-а… Дорогой тесть… Не хотите ли за компанию? — хозяин вяло ухмыльнулся и так лихо плеснул в бокалы, что коньяк разлился по столу.
— С чего бы это — ни свет, ни заря? Зачем вы меня разбудили?
Лосберг пьяно наморщил лоб, как бы припоминая, а для чего он, действительно, поднял человека с постели, тревожно вслушался в ночь.
— О-о, господин староста. Нам с вами оказана высокая честь — мы приглашены на охоту. И какую… Королевскую. Друг на друга.
— Какая охота? О чем вы? Я ничего не понимаю…
— Не понимаете? — Рихард встал, качнулся, с силой оттолкнул кресло. — Вы счастливый человек, дорогой мой тесть. Я вам искренне завидую. — Подошел вплотную к Озолсу, посмотрел ему прямо в глаза. — А действительно, зачем так много латышей, да еще в одном месте? Не проще ли перестрелять и перерезать друг друга? Зато уж те, кому посчастливится выжить, станут, наконец, настоящими немцами. Разве это не честь?! Разве из-за этого не стоит?..
— Я ничего не понимаю, Рихард, — чуть не плача проговорил Озолс. — Объяснитесь, пожалуйста.
Лосберг залпом осушил бокал, заговорил неожиданно трезвым голосом.
— Через час-полтора здесь начнется облава. Повальная. Будут брать всех подозрительных. Кстати, вашего соседа в первую очередь.
— Артура? — Озолс подался вперед.
— Да. И нам с вами приказано участвовать самым непосредственным образом. Вам понятно, что это значит?
— Да, — едва слышно выдавил из себя Озолс.
— В таком случае, действуйте. — И, словно сбросив с себя непосильную ношу, Рихард устало опустился в кресло. — У вас есть еще время.
— Вы полагаете, мне следует?.. — Старик беспомощно топтался на месте.
— Все, что счел нужным, я сделал, — холодно отрезал зять. — Теперь ваша очередь. Впрочем, делайте, что хотите. Все равно, рано или поздно вы перервете друг другу глотки. — И он демонстративно отвернулся, рывком подвинув к себе бутылку.
ГЛАВА 14
Манфред Зингрубер с осунувшимся от усталости лицом, но все такой же вылощенный и внешне невозмутимый, беседовал со следователем Спруджем.
— Как вы на него вышли? — спросил майор.
— Интуиция. И немного везения, — скромно произнес новоиспеченный сотрудник гестапо. Вообще-то я его и раньше знал. Мы вместе трудились в Рижской центральной тюрьме.
— Лоре? Не сын ли он этого… Ну, такой рыжий детина? Судовладелец, кажется?
— Он самый.
— И что, папаша не мог обеспечить наследнику более приличного занятия?
— Черт их знает. Это шокировало всех.
— Может, он красный?
— Кто, сын? — Спрудж презрительно усмехнулся. — Типичный интеллигентский слизняк. Сам хирург, но писал диссертацию по психологии заключенных. Позер, болтун, амеба. Ненавидел нас, боялся красных — они с папашей все из себя что-то корчили. Гляжу, а этот ученый уже здесь околачивается. В Риге, значит, нашкодил и давай сюда — с глаз подальше. Думаю: черт с тобой, в случае чего, все равно не уйдешь.
— И что же?
— Я же говорю, интуиция. Как только началась облава, я к нему на квартиру и… точно. Он даже халата снять не успел.
— Как же вы их упустили? При вашей хваленой интуиции и хватке? — насмешливо спросил Зингрубер.
Спрудж искоса взглянул на майора, промолчал.
— Когда это случилось?
— В час ночи.
— То есть, совсем недавно. Далеко, да еще с раненым, они уйти не могли.
— Конечно, они где-то здесь, на побережье. Думаю, было бы целесообразно… — Он не договорил, потому что в комнату вошел высокий обер-лейтенант и, щелкнув каблуками, обратился к Зингруберу:
— Господин майор, срочное сообщение. — Немец недоверчиво покосился в сторону Спруджа.
— Докладывайте! — разрешил Зингрубер.
— Господин майор, несколько минут назад в районе рыбачьего поселка машина с неизвестными, переодетыми в форму наших солдат, на полном ходу проскочила контрольный пункт. Организовано преследование.
Зингрубер и Спрудж многозначительно переглянулись.
— Вызовите коменданта. Гарнизон в ружье! Поднимите все наличные силы. Поселок оцепить. Чтобы мышь не прошмыгнула. Выполняйте! — у майора лихорадочно заблестели глаза.
Когда обер-лейтенант вышел, Зингрубер снял телефонную трубку, попросил соединить его с Лосбергом. Чем дольше разговаривал он с другом, тем заметнее мрачнел. Наконец, положив трубку, искоса взглянул на Спруджа — тот старательно изображал, что всецело занят своими мыслями.
— Старший Лоре находится сейчас у господина Лосберга. Приехал ходатайствовать за сына, незаслуженно нами арестованного.
Спрудж удивленно вскинул брови.
— Да, да. Лоре осведомлен, что сын арестован. Он даже знает, что его отпрыск оперировал немецкого офицера и что офицер вовсе не офицер. — От прежней невозмутимости Зингрубера не осталось и следа, майор говорил зло и отрывисто.
— Странно, — нисколько не тушуясь под тяжелым взглядом немца, проговорил Спрудж.
— Действительно, странно, — угрожающе согласился майор.
Но Спрудж не дрогнул, не смутился, невозмутимо сказал:
— Вы что же полагаете: я сначала выследил и арестовал сына, а затем предупредил папашу?
Логика была не на его стороне, и Манфред досадливо отвернулся.
— Осведомителя найти немедленно, — глухо сказал он. Не мне вас предупреждать, чем это может закончиться. — И, как бы отрезая неприятную для него тему, проговорил совсем другим тоном: — Я попросил господина Лоре срочно приехать сюда. Займитесь им как следует, а я пока разберусь с наследником. Кстати, вы убеждены, что он ничего не знает?
— Абсолютно. Поверьте, я умею разговаривать с подобными типами. А потом, знаете, красные не такие дураки, чтобы довериться этому…
— Может быть. Хотя… посмотрим. Разыщите господина Крейзиса. Обещал вернуться через двадцать минут, а прошло уже больше получаса.
Этот разговор нельзя было назвать допросом — так, что-то вроде мирной, приятельской беседы. Манфред — в сдвинутой на затылок фуражке — расхаживал по камере и стряхивал пепел прямо на пол. Вид у него был совсем мирный, даже, можно сказать, доброжелательный. Полной противоположностью ему был Лоре: разорванную рубаху щедро украсили свежие красные пятна, под правым глазом расплылся синяк, из разбитой губы сочилась кровь. Он сидел на кровати, затравленно вглядываясь в немца.
— А что, при большевиках вы так и служили в тюремном бараке? — спросил Зингрубер. — Вас не смущал этот парадокс — сначала лечить противников прежнего режима, а потом их заклятых врагов?
— Нет, не смущал. — Лоре вытер кровь на губе, посмотрел, куда бы сбросить пепел и решил последовать примеру немца — стряхнул на пол. — Долг врача — облегчать страдания, а не вникать в оттенки политических убеждений.
— Понимаю, — кивнул Зингрубер. — Заповеди милосердия, клятва Гиппократа и тому подобное. — Он с любопытством присмотрелся к Лоре, неожиданно сказал: — Если бы я владел кистью, непременно написал бы вот такого Христа. — Нордический вариант, рыжеволосый. Очень интересно. Вы гораздо больше похожи на него, чем на собственного папашу.
— Вы знаете моего отца? — удивленно и вместе с тем с надеждой вскинулся Лоре.
— Разумеется. Мы даже с ним приятели.
Лоре прикрыл на секунду глаза, облегченно вздохнул. Заговорил повеселевшим тоном:
— Когда-то отец шутил, что только цвет волос избавляет его от подозрения в непорочном зачатии. Мы с ним довольно разные люди, — неожиданно заключил он.
— Разве? — задумчиво переспросил майор. — Вот уж не сказал бы. Он так печется о вас, так беспокоится. Поднял на ноги все гестапо.
Глаза Лоре предательски повлажнели, он сглотнул комок и отвернулся.
— Понимаете, я не намерен вас допрашивать — картина и без того ясна. Просто хочется уточнить некоторые детали.
— Да, пожалуйста.
— Вам не показалось странным, что этого раненого офицера к вам доставили на квартиру?
— По правде говоря, у меня не было времени раздумывать. Исход дела решали минуты.
— Ну, хорошо. А когда операция была закончена?
— Они тут же унесли его в автомобиль и заверили, что доставят в госпиталь.
— Чуть живого?
Лоре неопределенно качнул головой.
— И опять-таки, вам это не показалось странным? Не удивило, что ваши клиенты даже не сочли нужным представиться?
— Они были в немецкой форме и… простите за откровенность, не очень деликатничали.