Она подняла глаза на старуху, на деда и увидела: они давно ждут ее исповеди, готовы ее принять. И Марта стала рассказывать. От начала до конца, ничего не умаляя, ничего не приукрашивая. Она как бы вспоминала вместе с ними все самое яркое, самое радостное и само горькое в своей жизни. Все промелькнуло в ее памяти, как застывшие мгновения, как яркие фотографические вспышки.
Долго молчали старики, потрясенные рассказом Марты. Давно уже наступила ночь, в деревне все стихло, и только откуда-то издалека еще чуть слышно доносилась песня. Но не разудалая, не веселая, а полная ожидания, тревоги и тоски. Далеко за рекой пел одинокий женский голос.
Дед встал, прошелся по горнице. Обе женщины — Марта и старуха — пытливо смотрели на него, будто ждали: сейчас он возьмет и решит все вопросы в этом запутанном для них мире. Дед дошагал до двери комнаты, где спал Эдгар, заглянул туда, потом плотно прикрыл дверь. Подошел к комоду, выдвинул ящик. Женщины продолжали внимательно, почти благоговейно следить за каждым его движением. Достал из ящика толстую клеенчатую тетрадь, взял ручку с чернильницей, вернулся к столу:
— Пиши, — сказал он.
— Что писать? — не поняла Марта.
— Все. Всю свою жизнь пиши. Как она есть…
— А зачем, дедушка? — горько усмехнулась Марта. — Кому это нужно? Все равно не поверят.
— Ты это брось, загремел старик. — Плохо ты знаешь нашу власть. Один не поверил — так ты уж и всех под ту же мерку. Твой следователь — ишшо не вся власть. Ты пиши — разберутся.
— Да и нет у меня, если правду сказать, особой охоты доказывать. Руки, дедушка, опустились. С той минуты, как он сказал, что Артур погиб…
— Цыц! — вскипел старик. — Ишь, чего удумала. Язык, што помело. А о нем ты смекнула? — он показал рукой на дверь, за которой спал Эдгар. — Кто помер, а кому жить да жить.
Марта быстро взглянула на старика — да, об этом она, действительно, не подумала — покорно придвинула к себе тетрадь.
— Кому писать? — виновато спросила она.
— Как — кому? — удивился ее непросвещенности старик. — Туда, на самый верх. — И он показал пальцем на потолок.
ГЛАВА 22
На краю рыбацкого поселка притормозил грузовик: из кабины выпрыгнул статный молодой офицер в кителе с золотыми майорскими погонами, с орденами и медалями на груди. Это был Артур Банга. Машина укатила, а он стоял, медлил, словно не решался идти. Дюны, сосны, тусклая полоска моря… Волной нежности и грусти ударил в сердце неяркий этот пейзаж. Артур перебросил из руки в руку небольшой чемоданчик и решительно зашагал в поселок.
Страннее чувство охватило его, когда он вошел в дом. Будто никогда и не покидал его, будто еще вчера был здесь. Стол, покрытый домотканой скатертью, которую он помнил еще с детства, часы с кукушкой, те, что он привез на первые свои деньги, портреты отца с матерью на стенах, его фотография — ладный парень в матросской куртке — мать очень любила этот снимок.
Все ка своих местах, все бережно сохранено. В комнате чисто прибрано, на окнах вздуваются парусами белоснежные занавески… И цветы. Они всюду — на подоконниках, на стенах, на подставочках. Целый сад в доме.
— Здравствуйте. Вы ко мне? — услышал он вдруг за спиной голос и обернулся.
Это была Илга — молодая учительница, приехавшая в поселок вместе с Калниньшем. Она держала в руках ярко-желтую жестяную лейку. Девушка была удивительно хороша — с нежным, чуть смугловатым румянцем, со спокойным взглядом больших серых глаз. Артур невольно залюбовался ею.
— К вам? — усмехнулся Банга. — Я думал, к себе.
— Интересно. Хоть и не совсем понятно. Слушаю вас.
— Да нет, лучше уж вы говорите.
— Я? Это совсем интересно. — Девушка слегка улыбнулась странному гостю и принялась поливать цветы.
— Ну, хотя бы расскажите о цветах. Давно они здесь растут?
— Послушайте, товарищ майор, вы меня лишаете права на гостеприимство, — насмешливо сказала она.
— Почему же?
— Если вы, наконец, догадаетесь представиться, я приглашу вас присесть и даже предложу чашку кофе.
— Вот как… — Он поставил чемоданчик. Забавно. Гостем я здесь еще не был. Ну что ж, давайте знакомиться. Моя фамилия Банга.
— Как вы сказали? — девушка внимательно посмотрела на него и, что-то припоминая, медленно перевела взгляд на фотокарточку. — Скажите, а вы случайно не родственник… — она неуверенно показала на портрет, где Артур был снят в матросской блузе.
Он невольно усмехнулся, сдернул с головы фуражку, подошел к стене, стал рядом со своим юным изображением:
— Неужели не похож?
Илга вздрогнула. Теперь она и сама видела, что паренек в матросской блузе и майор с орденами на груди — одно и то же лицо.
— Так вы и есть Артур Банга? Тот самый…
— Какой тот самый? — его озадачила странная растерянность девушки.
— Ну… Тот, на которого пришла… Илга никак не решалась произнести слово «похоронка».
— Что, «на которого»? — уже неприязненно повторил он.
Илга совсем растерялась, но тут же подумала: а что, если он вовсе и не знает про похоронку? Собралась с духом:
— Вы разве не знаете, что на вас была похоронка?
— На меня? Похоронка? — теперь настала очередь удивляться Артуру. — Когда?
Учительница наморщила лоб, припоминая, когда же это было.
— Осенью прошлого года. Как только наши пришли.
Банга опустился на стул, растерянно сказал:
— Дела-а… В общем-то я побывал на том свете… Но чтобы похоронка, это я впервые слышу.
— Как на том свете? — испуганно спросила она.
Болезненная улыбка, похожая на гримасу, исказила его лицо:
— Обычно. Сложили всех в одну могилу и присыпали. Хорошо хоть сверху оказался, да земли в спешке не густо навалили. Ночью пришел в себя, выбрался.
— Как же это можно, живых? — девушка смотрела на него с ужасом.
Артур вынул из кармана папиросы, неспеша ответил:
— Живых там не было. Это я один, случайно… Бездыханный, без сознания… Ну, впопыхах, под горячую руку и…
— А как же потом?
— Потом? Ночью пришел в себя, выбрался, приполз к своим… Потом госпиталь… Полгода ничего не слышал, не разговаривал… А там потихонечку, полегонечку и, как видите… Извините, я без разрешения, — он поднялся, озираясь, куда бы сбросить пепел.
— Артур! Боже мой! — раздался неистовый женский крик, и в комнату вихрем влетела Бирута. — Мне говорят, а я не верю…
Банга не успел опомниться, как оказался в объятиях.
— Живой! — Она трогала ладонями его лицо, гладила волосы и счастливо улыбалась. — А мы тебя похоронили.
— Ну вот… Обманул всех, — смущенно, почти виновато сказал он.
Бирута отстранилась от него, сжалась в комок и, взглянув на Бангу больными, измученными глазами — полными отчаяния и надежды — спросила:
— Может, и Лаймон так же?
Он не смог выдержать ее взгляда, отвернулся, глухо сказал:
— Нет, Лаймон нет. У меня на руках…
Артур оказался в том же самом кабинете, где когда-то допрашивали Марту; по другую сторону стола сидел и участливо смотрел на него тот же самый следователь.
— Жаль, — сочувствующе сказал следователь. — Жаль, что тогда не было ваших показаний. Только они и могли изменить дело.
— Оставим сожаления в стороне, — сухо ответил Артур. — Как вы намерены исправить вашу ошибку?
— Ошибку? — вскинул брови юрист. — Кто вам дал право говорить об ошибке? На основании тех материалов, которые имелись, я вел следствие со всей добросовестностью. Никакого пристрастия у меня не было.
— Толку-то в вашей добросовестности, — не сдержался Артур. — Если в результате ее невинный человек, женщина с ребенком, засылается черт знает куда… За что, про что, спрашивается, вы…
— Еще раз повторяю, — оскорбленно перебил следователь. — Если вы считаете, что решение несправедливо, можете его обжаловать. Но подвергать сомнению объективность следствия, обвинять нас, понимаете, в предвзятости, в заведомых ошибках…
— Конечно, — язвительно вставил Артур. — Ошибок у вас не бывает, всегда полный ажур.
— Послушайте, майор, с какой стати я должен выслушивать оскорбления? И за что?
— Вы считаете — не за что? Вы не смогли или не захотели разобраться по здравому смыслу, по существу, по элементарной человеческой совести, наконец…
— Да как разобраться? Как? — припечатал ладонью к столу следователь. — Откуда я должен был брать факты? С потолка? Свидетелей откуда вызывать? С помощью спиритических сеансов? С того света?
— Как разобраться? — сузил глаза Артур. — Когда мне на фронте приказывали взять языка, я не спрашивал как. Я шел и брал. А вы… Знаете, если ошибается сапер, расплачивается жизнью он сам. А вот за вас, к сожалению, другие. Он резко встал и, не прощаясь, направился к двери.
— Стойте! — окликнул его следователь. — Куда вас понесло? Вы что — пришли поругаться, и все? Или помочь вашей знакомой? Вы ведь даже не потрудились изложить письменно свои показания.
Артур стоял набычившись посреди кабинета — и уходить глупо, и оставаться невыносимо.
— Я понимаю, вам сейчас больше всего хочется пойти н накатать на меня во-от такую телегу, — усмехнулся следователь.
— А вам чего хочется? — огрызнулся Банга, — Чтоб на вас меньше жаловались?
— Да жалуйтесь, — устало отмахнулся юрист. — Вам ответят примерно то же: не было материалов, нет оснований для претензий. Только затянет дело. — Он прошелся, закурил. — А мне бы не хотелось — понимаете? — он в упор взглянул на Бангу. Откровенно говоря, после всего, что узнал от вас, у меня желание одно: как можно быстрее добиться пересмотра дела. Хотя это совсем не простая процедура, как вам, наверное, кажется. Не говоря уже обо всем дальнейшем.
Артур все еще недоверчиво косился на него, потом спросил:
— Можно хотя бы узнать, где она находится?
— Что, она никому не пишет? — удивился следователь.
— Представьте себе — никому.
— Странно…
— А что тут странного? Меня она считает погибшим, родных у нее здесь никого… Да, видно, и общаться со старыми друзьями не очень хочется. Крепко вы отбили у нее эту охоту.