С другой стороны, его срыв спас мне жизнь. И, кажется, я до сих пор не поблагодарила его за это.
— Спасибо, — тихо произнесла я, всё так же глядя ему в глаза и пытаясь разглядеть за ними тёмно-рыжую фигуру с белым пятном на носу. — Было бы жаль, если бы он меня застрелил.
Арден кивнул и опустил взгляд.
— Давайте я резюмирую, — сказала хмурая лиса, возвращая собравшихся в деловое русло. — Одиннадцать лет назад двоедушник Вердал Кебра из Делау, проживающий в столице, встретился со своей парой, Арой Данале из Амрау. Между ними произошёл конфликт, и девушка прыгнула в реку с моста. Связь Вердала со зверем оборвалась, а сам он ушёл по воде, из-за чего лисы сочли его погибшим. Всё верно?
— Вероятно, это была осознанная инсценировка, — вставил Арден. — Он знал время.
Лиса кивнула. Летлима прошлась по комнате, села в итоге на артефакторный стол и покачивала теперь длинным носом туфли.
— Шесть лет назад, — продолжала лиса, — сестра погибшей, Кесса Данале из Амрау, бежала от пары и из родного города. Чтобы скрыться от преследования, она случайно воспользовалась запретной магией и создала артефакт, запирающий зверя в лиминале. Её след был на этом утерян. Вы оба обращались за документами к Барту Вне Рода, ты не видела его там?
— Н-нет, — с некоторым сомнением сказала я. — Я не уверена, что я бы его узнала, но, думаю, нет.
— Он бы узнал тебя, — покачала головой молчавшая до того Матильда. — Ты всё-таки очень похожа на Ару.
Я сглотнула и повторила с нажимом:
— Думаю, мы не встречались.
— Хорошо, — лиса кивнула. — В таком случае следующее, что мы знаем: три года назад Фетира Ска с берегов Хладного Озера поймала зверя, встретила пару и ужасно его испугалась. Она пыталась обратиться в полицию и бежать, а для того попросила помощи в артефакторной лавке, где Кесса передала ей артефакт. Скрыться ей не удалось, Фетира была убита, а артефакт исчез. Предположительно, убийцей был Вердал Кебра, к тому моменту он уже восемь раз участвовал в Охотах под разными именами.
— Каждый год? — уточнила Летлима.
— Верно, — кивнула лиса. — Один из служителей храма даже узнал его на фотографии: он запомнил его, потому что юноша показался ему слишком взрослым для Охоты. После убийства Фетиры его поддельные имена больше не встречались в документах по Охоте, и храмовники не вспоминали такого.
— Но он же взял откуда-то мышь! — возмутился Арден. — То, что я его не видел, ещё может быть крутым маскировочным заклинанием, но мышь?!
Движение остроносой туфли вдруг остановилось, а Советница глухо щёлкнула пальцами.
— Кесса, — Летлима резко обернулась ко мне, и вслед за ней, как верные подсолнухи за летним солнцем, развернулись все собравшиеся, — я думаю, тебе подойдёт в этом году корона Принцессы Полуночи.
Глава 73
Я глупо моргнула и нахмурилась, а в ушах, словно сквозь вату, звенели обрывки чужих реплик.
— Принцессы?..
— Госпожа, в вашем распоряжении полный состав ла…
— Привлекать гражданского?
— Мама!..
— В храме могут быть против.
Я молчала.
Принцесса Полуночи? При чём здесь Принцесса Полуночи, и при чём здесь я?
Это Ара была прекрасна, как Принцесса Полуночи, и всякий в Амрау знал, что, когда зенит дойдёт до Подножья, Ара поедет к Храму, обернётся в газовый платок и встанет в очередь соискательниц; и не найдётся девушки, которая будет краше и лучше неё, и в её белых волосах будет гореть огнями волчья корона.
Я мечтала вырасти похожей на Ару.
— Мы не станем рисковать, — деловито сказала Летлима, и носок её туфли вновь закачался. — Мастер Ламба, верно ли я понимаю, что маскировочные свойства артефакта связаны с лиминалом?
— Всё так, Советница.
— Возможно ли такое, что Кесса меньше им подвержена, потому что тоже имеет своеобразные с ним отношения?
Мастер Ламба пожевал губу, а потом тряхнул головой, звякнув россыпью закреплённых над пенсне сменных линз:
— Это одна из гипотез, Советница.
Летлима кивнула.
— Мы не станем рисковать, — повторила она. — Мне не нужно, чтобы по моей стране ещё год бегал неуловимый сумасшедший, который топит своих пар и имеет связи в преступном мире. Я хочу видеть его в застенках и на закрытом судебном процессе, а если юристы смогут протащить это мимо международного моратория, то и в расстрельном списке. Здесь всё?
— Мне всё ясно, Советница, — склонила голову лиса в мундире с нашивками.
Летлима сверилась с часами и цокнула ногтём по рации, и это стало почему-то сигналом: мастер Ламба, бормоча себе под нос что-то восторженное, свернул чертежи в рулон, заскрипели стулья, а Дола выключила пыхтящую под кастрюлей с кофе плиту.
Если лисе и было всё ясно, мне ясно ничего не было.
Увы, все как-то вдруг заторопились; Арден, сверкнув глазами, умчался вслед за лисой куда-то к лестнице и вниз, артефакторы собрались вокруг разобранного образца, а в дверях грохнула ведром раздражённая техничка.
— Ты настоящая ласка, милая, — похвалила Матильда.
Подмигнула мне и вышла раньше, чем я успела у неё хоть что-то спросить.
До самого обеда я сидела в опустевшей лаборатории, помогая мастеру Ламбе маркировать чертежи. Он разглядывал тонкие листы полупрозрачной кальки, подавал мне и диктовал номера слоёв, а я аккуратно проставляла их красными чернилами в каждом углу.
— Я не хотела, чтобы артефакт убивал, — тихо сказала я, прищепками привешивая очередной лист на верёвке, сохнуть. — Я даже не думала, что это возможно.
— О, такое случается регулярно, — добродушно сказал мастер, лёгким движением набрасывая на глаза зелёные линзы и рассматривая через них что-то вроде исчерченного векторами бублика. — Это слой номер двадцать восемь, отвесь его в сторону, пожалуйста. В этом потрясающая красота нашей науки. Когда я с вершины своего опыта говорю, что нечто возможно, я, конечно же, прав. А когда говорю, что невозможно — вероятнее всего, ошибаюсь. За иллюзией системы, логикой, взаимосвязями и противовесами на каждую силу стоит Бездна, и через ювелирный микроскоп мы смотрим в её глаза.
— А вы поэт, — неловко пошутила я, борясь с листом, который всё время пытался свернуться.
— Ты можешь гордиться, что эта идея выбрала твои руки.
Я пожала плечами.
Я любила артефакторику за логику, за системность и за то, что её можно взять и выучить — и вот они, штуки, их можно потрогать, и они работают по понятным законам. Я выбрала артефакторику, потому что она — в отличие от чар — не требовала таланта.
— Почему же тогда он не работает?
— О, но ведь он работает! Мы показали это в убедительнейшем эксперименте.
— Почему он работает не для всех? — упрямо спросила я.
Мастер Ламба лукаво глянул на меня поверх линз: его пенсне сползло на кончик носа и опасно покачивалось. У него было отчего-то хорошее настроение.
— Ну, это, право слово, совсем легко.
Я нахмурилась.
Если бы я не разбила тогда капсулу с ртутью, Става перестала бы быть лаской. Её зверь не перенёс бы насильного утаскивания в лиминал, вырывания из своего места; и сама Става, вполне возможно, погибла тоже — не каждому везёт на достаточно железное сердце, чтобы суметь остаться живым однодушником.
Моя ласка тоже не была в восторге, — но для неё такая жизнь давно стала по-своему привычной. Я не помнила, чтобы хоть один раз мне стало от артефакта больно. И Фетира, когда я напоила её кровью знаки изначального языка, только тряслась от холода и благодарила нервно.
Это было зимой, на третий или четвёртый день после Долгой Ночи. И она была совсем юной, эта Фетира.
— Охота, — медленно сказала я, слишком сильно сжав в руке ручку. — Он не опасен, если надеть его сразу после Охоты.
— Ну, конечно, — легко согласился мастер Ламба. — Восхитительно, не правда ли? Мы привыкли считать переходный период у подростков рядовой неприятностью, но в ней есть своя сила. Связь ещё не устойчива, своё место не обрело очертаний, а зверь податлив и лёгок. Всё это даёт нужную артефакту пластичность. Это слой номер девять, не забудь поставить точку.
Я машинально проставила: «ix.», и только потом, опомнившись, написала в остальных углах: «9.».
— Это всё так странно, — тихо проговорила я, — что именно он, именно Фетира, именно в той лавке, именно тогда… ведь не бывает же таких совпадений!
— Совпадений не бывает, — легко согласился Ламба, — как не бывает свободы выбора. Бывают только дороги. Как может не знать этого будущая Принцесса Полуночи?
До Долгой Ночи оставалось два дня, и резиденция бурлила так, что странно, если из-под крыши башни не вырывался видный из самого Огица пар. В столовой напряжённые двоедушники мрачно двигали челюстями, а колдуны за отдельным столом, гомоня, разливали по пивным кружкам странное красноватое зелье. Даже единственная на всю Волчью Службу лунная, Манра-которая-проснулась-в-новоночие, выглядела сегодня взволнованной.
Она сидела на столе, завёрнутая в розоватые шелка, а тоненькие пальчики перебирали струны золочёной цитры. Мелодия лилась тихая, волшебная, а Манра пела что-то о судьбе и о путешествии света через одиннадцать линз.
— Ты можешь отказаться, — настойчиво говорил Арден, зажав в руке вилку и сидя так перед остывающим супом. — Тебя не могут заставить…
— Я пока не поняла даже, чего от меня, собственно, хотят.
Арден зачерпнул вилкой суп, положил её в рот, удивился и попробовал ещё раз.
— Лисы считают, что Вердала будет затруднительно найти просто так, — мрачно начал он, наконец осознав проблему и сменив прибор на ложку. — Но полагают, что в Долгую Ночь он попробует вновь участвовать в Охоте.
— Опять? Зачем? Он же понимает, что его ищут!
— Вероятно, он считает себя достаточно неуловимым. Прямо скажем, — Арден снова нахмурился и посмотрел недовольно куда-то за моё плечо, — небезосновательно.
Я обернулась. Чуть в стороне стояла, улыбаясь, Матильда, — идеальная и одухотворённая; она притащила от другого стола стул и, не спросив разрешения, села к нам третьей.