Все это совершенно не мешало ей теперь пытаться устроить нашу с Бенерой личную жизнь, равно как и самой с интересом присматриваться к потенциальным кавалерам.
– Мужики – козлы, – весомо сказала Трис. – И морозить ради них жопу – не дело!
И кинула в меня подштанниками.
Щелк, щелк, щелк: Бенера все никак не могла на чем-нибудь остановиться. Как это бывало с лунными, она никогда не мерзла, и, забываясь, рассматривала легкие блузы наравне с теплыми платьями; в какой-то момент мне даже показалось, что она снова немножко не здесь, как с ней иногда случалось, но тут Бенера наконец определилась и вынула темно-синий свитер с треугольным воротом.
– А как тебе его запах? – спросила она между делом, запуская тонкие пальцы мне в волосы. На ногтях плясали искорки, и от их прикосновений растрепанные лохмы вились локонами.
– Никак, – проворчала я.
Трис смотрела на нас со смесью укора и умудренной жизнью усталости: мол, я-то понимаю, что ничего хорошего из этого не выйдет, но главное, чтобы вам было весело.
В целом я тоже не ждала от этой прогулки ничего такого уж и с удовольствием обменяла бы ее на хорошую книгу. Но пессимизм Трис как-то исподволь заставлял меня делать все ровно наоборот и мотивировал даже лучше восторженности Ливи.
– Во имя Рода! Ты что же, совсем не понюхала? А что, если он тебе не подходит?
– Такое вполне возможно, – пожала плечами я. – Может, ты и права. Наверное, не стоит идти.
Ливи взвыла и мстительно ссадила Марека на руки Трис.
– Еще как стоит! А что, если он – твоя пара? Ну, в смысле другая. Да даже если и нет, он такой красавчик!
– Совершеннолетний, опять же, – мрачно поддакнула Трис. Марек тянул ее за ухо, пытаясь, видимо, оторвать сувенир на память.
Трис не повезло: ее истинный оказался ее на семь лет младше. Она была яркой девушкой и молодым специалистом, а он – прыщавым подростком. Вот уже второй год Трис ездила в Кланы раз в сезон и ждала, пока он повзрослеет и поумнеет, но пока об особом прогрессе не было слышно.
– А правда – вдруг? Он вроде свободный. И нюхал тебя с интересом!
– Хватит. – Из-под свитера мой голос звучал глухо. – Не смешно. Вот уж кого я точно ни с кем не перепутаю, так это свою пару.
– Ты ни с кем его не перепутаешь, – говорит тетя Рун.
Мне девять, и ее руки пока ничем особенным для меня не пахнут: кисловатая нотка теста, печной дым, квашеная капуста, – все то, чем окутан человек. Слышать ее зверя я пока не умею.
Все слова про истинных я знаю давно: ты узнаешь его сразу, кто бы он ни был, где бы ни пересеклись ваши пути. Полуночь не сводит вместе дороги случайных душ.
– Как Ара?
На мгновение она забывает плести мои косы, но затем пальцы снова приходят в движение.
– Как Ара, – спокойно говорит она.
Ара – моя сестра. Она прекрасна, как Принцесса Полуночи, она играет на гитаре и пишет стихи, плетет охранные чары, как кружево, и, обласканные морозным ветром, они кажутся собранными из снежинок и отражений звезд.
Все любят Ару. Ару нельзя не любить. Однажды я вырасту и буду на нее похожа.
– Ты можешь не идти, – снова напоминает тетя Рун.
– Но там Ара.
Мы идем, но там не Ара. Там обледенелая фигура, отчего-то немного похожая на Ару. Но Ары там больше нет.
Она лежит на столе вся в белом, – много позже я узнаю, что это ткани выцвели от каких-то минеральных солей в воде, но платье не смогли снять, не повредив тела.
Лицо у нее серое, искаженное.
Мне не нужно чуять, чтобы знать: ее зверь уже ушел. Ее душа давно отлетела. Ее сердце остановилось в ледяной воде, куда она кинулась с моста.
– Почему он уехал? – в который раз спрашиваю я. – Как он мог уехать? Он же не мог ее не узнать!..
– Тш-ш, – шипит тетя Рун.
В волосах Ары – лед. Она уродлива и страшна, но я-то знаю: она прекрасна, как Принцесса Полуночи, она лучше всех.
Кто-то – может быть, это я – кричит, захлебываясь, пока крик не превращается в вой.
Я буду на нее похожа. Я буду на нее похожа. Я вырасту, и я буду на нее похожа.
Я выпуталась из свитера и встряхнула головой.
Они хорошие, мои девчонки – такие разные, иногда чуть-чуть буйные, но хорошие. И, конечно, они не Ара. Никто не Ара; воды той реки давно утекли; та дорога заросла травой, а у меня теперь – другая.
И на этой дороге нет моей пары, потому что я запретила себе пахнуть и чуять. Потому что я напоила артефакт кровью, убаюкала зверя туманами.
Потому что все закончилось, да. Все закончилось.
– Ну правда, вдруг…
– Хватит. – Я выправила воротник рубашки из свитера. – Ливи, ты сама говорила: нюхать людей – неприлично.
– Сексом трахаться тоже неприлично, ну и что?
Трис закрыла Мареку уши руками:
– Не слушай эту глупую женщину, малыш.
– Тоже мне, специалистка по детям…
– Ливи!..
Я покачала головой. Хорошие они, веселые; и пришли все утром в воскресенье, хотя я не звала и не просила, но Ливи, конечно, все поняла.
– Не забалтывайся про артефакты. – Ливи материнским жестом поправила мне волосы. – Спроси что-нибудь про него, мужчины это любят. Смотри ему в лицо, но не переигрывай. За еду пусть сам заплатит, он же приглашал. И понюхай! А то вдруг он воняет козлом, зачем тебе козел, сама подумай?
– Совершенно ни к чему, – очень серьезно подтвердила я. – Ты же знаешь, я не согласна ни на кого, кроме Большого Волка. Я же сама тоже волчица, р-р-р.
– Балда, – отмахнулась Ливи.
Марек жизнерадостно агукнул и засунул палец Трис в нос.
– Мы узнали его сразу. – Ара кружится по комнате, ее пальцы летают, выплетая защитные узоры. – Его запах будто становится тобой, и он теперь мой, а я – его. Это как… взрыв. Ох, Кесс!.. Мы гнались за ним через все небо и – смотри-ка – догнали!
Она так счастлива, а я не могу обрадоваться: ведь это значит, что Ара уедет. Я не хочу, чтобы она уезжала. Ара такая ужасно взрослая, а я совсем, совсем не умею без нее.
– А я ведь видела его, видела! Когда мы гадали по воде, давно, еще до Охоты. Это судьба, Кесс, настоящая!
– Красивый? – ревниво спрашиваю я.
– Да какая разница? Полуночь сплела нам одну дорогу. Будь он хоть одноглазым, он все равно мой.
Она подмигивает заговорщически и смеется:
– Но он хорош! И его тур, там такие рога… и туры, говорят, хозяйственные.
Я обнимаю ее, утыкаюсь в нее носом – передник пахнет теплом и травами, – а она снова смеется.
Я знаю, что мама недовольна: они, мол, совсем еще дети; это ее вторая Охота; стоило бы подождать. Но Ара такая взрослая, Ара такая упрямая, и Ара всегда знает, чего она хочет.
– Ну же, кнопка…
Я отпускаю ее, и она укрывает себя плетениями. Накидывает полушубок, надевает сапоги, застегивает на руке часы. Подмигивает мне:
– Маме не говори.
И она уходит. И она никогда не вернется.
А я вырасту ее бледной тенью.
– Готова?
Я оглядела себя в маленьком настольном зеркале. У меня нет ариных белых волос: так, мышиная коса, которую надо стричь покороче, чтобы не выглядела совсем уж бедно. Черты лица у меня грубее, губы тоньше, глаза блеклые.
Я не уродина, нет. Просто Ара была волшебная, а я – обычная.
Поэтому и поймала Ара тонконогую серну, а я, как язвительно заявил брат, «мохнатую крысу».
Ливи подвела мне губы карандашом и отстранилась довольная:
– Главное, не кипишуй. А полезет кусаться – зови полицию!
Трис украдкой вздохнула.
А молчаливая Бенера вдруг порывисто меня обняла.
– Я сделаю тебе призму, – сказала она тихо. – Которая усилит твою искру.
Ее серебряные глаза светились лунной силой.
– А я ловец, – щедро пообещала Ливи. – От плохих снов.
– Ты его, главное, все-таки понюхай. – Трис была, как всегда, скептична. – Клин клином, как говорится. К тому же это бесплатно…
Наверное, они все были правы. Мне пора что-то делать, если одного неуклюжего жеста постороннего зверя достаточно, чтобы так выбить меня из колеи. Я давно другая; я давно сильнее.
Стоит сходить на эту прогулку хотя бы для того, чтобы вспомнить: прошлое – прошло.
IV
Мой погодный артефакт все-таки торопился, а не показывал ерунду: снег начался еще в ночь на субботу и шел без перерыва больше суток. К полудню воскресенья Огиц был весь укутан снегом, как пуховым одеялом; солнечные лучи плясали в белизне сугробов, а небо было синее-синее, словно выкрашенное эмалью. Башню с часами тоже засыпало, да так, что тонкая стрелка забуксовала и остановилась. Теперь там, наверху, суетились люди.
Я не опоздала, но Арден уже меня ждал: сосредоточенно вытаптывал снежный пятачок рядом с декоративным указателем. Дорожки с утра почистили, но они были еще совсем узкие, такие, чтобы только-только разминулись двое.
– Привет, – неуверенно сказала я.
Арден разулыбался в ответ и размашисто меня обнял, а потом сразу отпустил.
Я помялась.
– Куда пойдем?
– Ну. – Арден нахмурил брови, а потом, просветлев лицом, похвастался: – Я знаю, что река где-то там, и могу без подсказки найти трамвайную остановку! Так что, если ты готова доверить мне выбор маршрута…
«Клоун», – сказала бы я в любой другой день.
Но тут почему-то хихикнула.
– К реке не советую, там холодно и пахнет машинным маслом, – серьезно сказала я. – А трамвай считается прогулкой?
Арден задумался.
– Не уверен… но вообще я подготовился!
И он жестом фокусника вынул из внутреннего кармана туристическую карту Огица.
Так и стояли под указателем, в снегу, полностью скрытые полотном расправленной карты. Плохонькую бумагу трепал недружелюбный ветер, слои типографской краски кое-где сходились неточно; зато – красиво, и причудливые башенки и горгульи были мелко вырисованы тонкими линиями.
– Смотри, мы здесь. – Арден ткнул пальцем в нарисованную башню с часами, ни капли не похожую на настоящую. На карте башня была выше и как-то наряднее. – Тут какие-то лестницы, а тут аллея с… эм-м… ну, наверное, это головы.