Перед отъездом Лёнчик заехал к матери и провёл у неё целое воскресенье, слушая обычные её рассказы о том, какой он был хороший мальчик, когда был маленьким. Против Ленинграда мать не возражала, тем более что он соврал ей, дескать, знакомые обещают устроить в пароходство. А Ленинград матери всегда нравился.
Он оказался на Финляндском вокзале в начале марта. Ещё лежал снег. От сырого морозного воздуха отваливался нос. Лёнчика встречал всё тот же однокашник, в квартире которого они останавливались с Васькой. Однокашник приехал к поезду на подержанном четыреста третьем «москвиче» серого цвета. Они сквозили через вечерний город, и Лёнчик радостно узнавал знакомые с юности места. Литейный с мигающими светофорами, Владимирский, Боровую, Витебский. Дальше он уже никогда не забирался. Они ехали вдоль каких-то гаражей, промышленных корпусов и Лёнчик просто следил за стрелкой тахометра.
Приятель выделил Лёнчику целую комнату, в которой раньше жила мать. Предоставил в распоряжение шкаф с книгами, продемонстрировал холодильник, после чего, извинившись, уехал на свидание. Лёнчик сидел на кухне и не мог поверить, что приехал в Ленинград навсегда. Приехал сюда жить. Вот так просто. Взял и приехал жить. Впрочем, для начала у него оставалось дело. Дело, к которому он не знал как и подступиться. Приехать в ИТУ номер такой-то, вызвать начальника и сходу сказать ему, что, мол, так и так? Нет, это исключено. Его отправят в сумасшедший дом имени Скворцова-Степанова. И будут правы. Но как?
Назавтра Лёнчик поведал другу, что имеет некое очень деликатное дело к начальнику исправительного учреждения под Ленинградом. Учреждение находится в пятнадцати километрах от города Ломоносова.
— Всё бы хорошо, но к нему же не подступиться, — Лёнчик отхлёбывал горький чай из чашки и тёр подбородок.
Оказалось, что проблема решаема. Брат приятеля работал директором кафе в Ломоносове и знал всех серьёзных людей в округе. Приятель позвонил и вкратце изложил суть проблемы. Вечером раздался звонок. Лёнчику назначили встречу в ресторане «Баку».
— Ну и вкус у этого вертухая, — поморщился приятель, — но слушай. Ты его там встретишь, а узнаешь по тому, что на столе у него будет лежать…
— Журнал «Огонёк», — съязвил Лёнчик.
— Будешь смеяться, но это так.
Кум оказался дородным мужчиной лет пятидесяти. Он указал Лёнчику на стул напротив себя, подозвал официанта.
— Значит так. Посольской пятьсот. Заливное, биточки, ну и, там, грибочки-огурчики.
После этого он закурил, пустил дым вверх и уставился на Лёнчика. В отличие от авторитета смотрел прямо в глаза изучающее, ждуще.
— Что хотим, юноша?
Лёнчик достал из внутреннего кармана пиджака свёрнутый вчетверо листочек с именем и фамилией и передал куму. Тот развернул, прочёл, свернул обратно и бросил листок на стол.
— И что?
— Он на вашей зоне.
— Я что, их всех по именам знать должен? Что надо? Хочешь, чтобы к тебе на свиданку отпустил? Пидор, что ли?
— Хочу, чтобы его не стало.
Кум затянулся, затушил окурок в пепельнице и наклонился к Лёнчику.
— А ты вообще кто? Ты откуда такой взялся?
— Я из Петрозаводска.
— А почём мне знать, что ты из Петрозаводска, а не с улицы Якубовича?
— А что там?
— О даёт! — кум хохотнул, разлил водку и подвинул стопку Лёнчику. — Там, юноша, прокурор по надзору. Ладно. Вижу, что ты сам по себе. Уж больно рожа у тебя дурацкая, губа заячья, приметный такой. Да и вообще, ведёшь себя как дурак. Ты кто по профессии?
— Макаровку окончил.
— Макаровку, — мечтательно протянул кум. — Я тоже хотел плавать. В загранку ходить. А вместо этого всякий сброд сторожу. Гримасы судьбы. Что тебе это чучело сделало?
— Какая разница? Не важно. Я заплачу сколько скажете.
— Это, милый друг, позволь мне решать, нужно тебе говорить или нет. А заплатить заплатишь, конечно. Денег-то у тебя хватит?
— А сколько надо?
— Подумаем.
Официант принёс заказ и кум начал с аппетитом поглощать горячее.
— Ну, так что он тебе сделал? Что не поделили? Какая у него статья хоть?
Лёнчик назвал статью. Кум поперхнулся, вытер рот салфеткой и уставился Лёнчику в глаза.
— Серьёзно. Это как мимо вышки пройти с голой жопой. По льготе получил, как сотрудничавший со следствием? Дружка твоего сдал? Ну? Признавайся!
— Он с остальными изнасиловал мою жену, — выдохнул Лёнчик.
К водке так и не притронулся. Просто сидел и ждал, когда же ему назовут цену. Кум кивнул головой и занялся тем, что у него лежало в тарелке. Покончил с биточками. Заново налил водки, крякнул, придвинул заливное и пару минут ел в полном молчании. Наконец отставил пустую тарелку, вытер губы, приспустил узел галстука и опять подозвал официанта.
— Мил человек, скажи там музыкантам, пусть сыграют для меня «Белой акации гроздья душистые».
Он вынул из нагрудного кармана червонец и сунул официанту в руку. Официант поклонился и поспешил к сцене. Лабухи закивали головой и через мгновения раздались аккорды романса.
— Люблю, знаешь ли, послушать что-то вечное. У меня на зоне один артист отдыхал. Так пел, что слёзы на глазах. По амнистии в прошлом году вышел. Ну и пусть ему. Хороший человек. Значит, к делу…
Он достал автоматическую ручку, щёлкнул, пододвинул к себе давешний листок и, нарисовав число, передал Лёнчику.
— Вначале деньги, потом дело.
Сумма была серьёзная. Лёнчик ожидал, что услуга потребует денег, но никак не предполагал, что речь может идти о трёх тысячах рублей.
— Дорого, — наивно пролепетал он.
— Жизнь, юноша, — это штука дорогая, а смерть — нет. Это так, копейки. На свечки пойдёт, которые буду в церкви ставить, чтобы грехи отмаливать. Цена меняться не будет. Либо принимаешь, либо катись в свой Петрозаводск.
— Принимаю, — Лёнчик вновь свернул бумажку и положил в карман, — только вперёд будет половина суммы, а половина после того как, — он замялся, пытаясь подобрать подходящее слово, — после того как всё будет сделано.
— Коммерсант! — фыркнул кум. — Ладно, хрен с тобой. Сам знаешь: если что не так — урою. До дома не доедешь.
Они условились о времени и месте, где Лёнчик должен будет передать какому-то прапорщику деньги.
— Я позвоню тебе, когда что-то решится. Ты по тому же номеру, что и вчера?
Лёнчик кивнул.
— Ну и славно. Несчастный случай на производстве устроит?
В Купчино Лёнчик добирался трамваями. Всю дорогу его не покидало ощущение, что обляпался чем-то жидким, липким и постыдным. Но идти на попятную было уже поздно.
Через пару недель кум позвонил и назвал время и место передачи денег. Ещё через две недели, когда он уже начал нервничать, позвонил брат приятеля и вновь назначил встречу в ресторане «Баку». Лёнчик приехал заранее и попросил посадить его за тот же столик, за которым они сидели с кумом в прошлый раз. От волнения его знобило.
— На. Держи документ, — усевшись, кум первым делом сунул Лёнчику бумажку, а потом уже подозвал официанта.
Это была справка врача тюремной больницы с констатацией смерти заключённого номер такой-то: фамилия, имя, медицинские термины, и дальше «от многочисленных травм, несовместимых с жизнью, полученных в результате несчастного случая при выполнении погрузо-разгрузочных работ».
— Устроит? — кум улыбался.
— Я не знаю. Не свидетельство же о смерти просить.
— И то правильно. Доверяй. Деньги можешь прямо сейчас передать. Есть с собой?
Лёнчик аккуратно протянул через стол конверт.
— И вот ещё что, — кум улыбнулся, — будешь трепать, считай, для тебя такая же справка готова. Понял, морячок?
В скором времени Лёнчик действительно устроился в пароходство, да ещё и на блатную должность — диспетчером ХЭГС. Через год получил ведомственную комнату в конце Рижского проспекта, у самого магазина «Альбатрос». В «Альбатросе» или, как его называли, в «Лоботрясе» Лёнчик в самом скором времени привык отовариваться. Товары там были либо импортные, либо отечественные, но те, что в обычных магазинах, почему-то не появлялись. Купил себе огромный японский магнитофон, новый цветной «грюндик», через знакомых заказал шведский гарнитур. Вечерами Лёнчик слушал джаз и читал. Книгами он загрузил все шкафы. Новые приятели отвели его однажды в садик во дворе магазина подписных изданий на Литейном. Теперь все выходные он проводил там, в компании таких же, как он, книголюбов, обмениваясь изданиями, рассуждая о современных писателях и аккуратно распивая портвейн из складных стаканчиков.
Каждый месяц он отсылал Татьяне треть зарплаты. На алименты она так и не подала, но для Лёнчика это ничего не значило. Он считал необходимым помогать, тем паче что зарабатывал хорошо. Знакомые моряки привезли ему из Японии небесного цвета «форд» с правым рулём. И теперь он ездил по городу, ловя на светофорах завистливые взгляды водителей «волг» и новомодных «жигулей».
Иногда он проводил отпуск на Острове, по-приятельски общаясь с Татьяниным новым мужем. Андреич Лёнчику понравился крепкой мужской рассудительностью и мягкостью. Доктор окружил детей и Татьяну заботой, не оставлял вниманием и Ваську, который из забавного мальчишки-сорванца превратился в хулиганистого пацана и вступил в самый опасный для подростка возраст. Однажды Андреич приехал в Ленинград с маленькими Валькой и Кирой. По-родственному останавливались у Лёнчика на Рижском. К тому времени он обитал уже в двух комнатах, осуществив, по совету знающих людей, хитрую авантюру с фиктивным соседом. Лёнчик катал их по городу на «форде», угощал в ресторане «Дома актёра», где его все уже знали, и вообще, старался создать гостям максимум комфорта. О Татьяне Лёнчик не расспрашивал. Ему казалось, что это будет неудобно и может показаться Андреичу попыткой заявить на неё свои права. Андреич тоже старался о жене не говорить, упомянув лишь вскользь, что она здорова, на работе всё хорошо, а больше ему и нечего было рассказывать.
Васька проходил службу на Северном флоте и писал отцу забавные и трогательные письма, полные грамматических ошибок. Грешным делом, Лёнчик подумывал, что после Васькиного дембеля заберёт он его к себе. Представлял, как будут жить они с сыном в квартире на Рижском, как устроит он Лёнчика к себе в порт, как будут они утром ездить вдвоём на работу. Может быть, даже Васька будет за рулём. Это какое счастье для парня — ехать по Ленинграду за рулём заграничной машины, совсем другое дело, нежели грузовики по Острову гонять. Он мечтал, что Васька женится на какой-нибудь студентке и приведёт её к ним жить. Представлял, что по коридорам их небольшой коммунальной квартиры поедет уже его внук на маленьком трёхколёсном велосипеде. И соседка, старая бабушка Лия Исааковна, накормит его пирожками, зажаренными на чугунной сковородке.