[14] это исключено, но я всегда отличался моторным мышлением и не мог долго усидеть за письменным столом. Обычно я кружил по комнате, потом записывал пару строчек и опять вскакивал, отчего дело продвигалось страшно медленно. Прочитав это предисловие, я тут же понял, что надо делать, и взял на работу Лусиану.
— Как вы ее нашли? — прервал я его, не в силах сдержать любопытство — этот вопрос давно меня занимал.
— Как нашел? Очень просто, по объявлению в газете. Она единственная из всех претенденток писала без ошибок. Конечно, я сразу отметил, что она очень красива, но не думал, что это помешает делу. Она не из тех девушек, которые вызывают у меня желание. Простите за грубость, но у нее не было сисек. Уж вы-то наверняка знаете это лучше меня, — неожиданно бросил он. — Я подумал, так даже лучше, поскольку собирался работать, и ничего больше.
— Выходит, того, о чем она рассказывает, не было? — спросил я, вызвав своим недоверием очередной приступ раздражения.
— Было, но совсем не так, как она говорит. Я тоже вам кое-что расскажу. Сначала все шло хорошо, прямо на удивление. Лусиана благополучно прошла проверку, устроенную моей бывшей женой, хотя та в любой женщине, которая ко мне приближалась, видела потенциальную опасность. Однако Лусиану она недооценила — то ли сочла чересчур молоденькой, то ли ее ввели в заблуждение худенькое тело подростка и восторженный вид прилежной ученицы. Во время первой встречи даже мне показалось, что она начисто лишена сексуальности. К тому же она сразу сообщила, что у нее есть жених, и все было четко и ясно, как у Декарта. Да еще моя дочь ее обожала, каждый день дарила по рисунку и каждое утро бежала обниматься. Паули почему-то вообразила, что они сестры, тут Лусиана права. Да и Лусиана была с ней очень ласкова, приносила ей то заколку, то наклейку, терпеливо выслушивала все ее истории, разрешала отвести себя за руку в игровую и ненадолго задерживалась там. Но больше всех повезло, конечно, мне, поскольку с ее приходом я, как никогда, продвинулся в работе, и новая система казалась мне идеальной. Девушка была толковой, расторопной, ей ничего не нужно было повторять дважды, и, с какой бы скоростью я ни диктовал, она всегда печатала без ошибок. Конечно, я никогда не диктовал большие отрывки одним махом, я вообще не отличаюсь красноречием, зато теперь я мог ходить из конца в конец кабинета, бормотать что-то чуть ли не про себя и ни о чем не беспокоиться. К тому же она предупреждала, если где-то не хватало запятой или одно и то же слово повторялось на странице несколько раз, так что за этим я тоже перестал следить. В общем, я был в восторге и по-настоящему к ней привязался. В то время я приступил к роману о секте убийц-каинитов, и впервые в жизни мне удавалось писать по странице в день. А в качестве награды я просто смотрел на нее, и это оказалось приятной неожиданностью. Многие годы я в одиночестве бродил по кабинету, уткнувшись взглядом в узоры на паркете, теперь же, поднимая голову, я видел ее перед собой на стуле, внимательную, готовую к работе, и эта картина неизменно ободряла меня. Да, смотреть на нее было чрезвычайно приятно, но я был очень доволен нашим соглашением и не собирался нарушать его. Меня интересовала только работа, поэтому я старался не приближаться к ней и тем более не прикасаться, даже случайно, не считая поцелуя в щечку, когда она приходила и уходила.
— Как же тогда получилось, что…
— Я и сам потом много раз спрашивал себя, как мы ступили на этот путь. Это ведь случилось не вдруг, поверьте. Сначала я стал замечать, что она стремится мне угодить, хотя я не выказывал к этому ни малейшего желания. Я счел ее усилия вполне естественными: девочка хочет, чтобы ее первый в жизни работодатель был доволен. Несколько раз я даже порывался сказать, что не стоит лезть из кожи вон, она меня более чем устраивает, по-разному пытался дать ей это понять, но она, видимо, считала меня слишком серьезным и недоступным, а может, и побаивалась немного. Как бы то ни было, она старалась быть полезной во всем, даже в мелочах, и часто предвосхищала мои просьбы, словно обладала телепатическими способностями. Я удивлялся, как за столь короткий срок ей удалось так хорошо узнать меня, и даже спросил у нее об этом, а она ответила, что я чем-то похож на ее отца. Однажды я пожаловался, что в Библии, которой я пользовался при написании романа, нет комментариев, и на следующий день она явилась с этой дурацкой Библией Скофилда,[15] которую вы тоже видели. Тогда я узнал, что у ее отца, помимо работы, были и другие обязанности — он являлся пастором в так называемом диспенсационалистском движении,[16] я никогда и не слыхал о таком. Его участники — фундаменталисты, отличающиеся прежде всего буквалистским толкованием Библии. По словам Лусианы, отец был одним из иерархов этого движения в нашей стране, во всяком случае, мог совершать обряд крещения. Думаю, она получила очень строгое религиозное воспитание, хотя никогда не говорила об этом, и вы, судя по вашему лицу, тоже ничего не знали.
— Нет, и даже не представлял, что она из религиозной семьи.
— Скорее всего, ей хотелось об этом забыть, возможно, потому она и решила устроиться на работу. Больше она об отце ни разу не говорила, да и тогда рассказывала о его благочестивой деятельности с иронией, как человек разуверившийся и даже испытывающий стыд. Доказывала, что мама не разделяет отцовские идеи, и вообще старалась откреститься от семейного религиозного духа, но кое-что от такого воспитания в ней все-таки осталось: серьезный добродетельный вид, желание исполнять всё безукоризненно. Да, религиозность родителей наложила на нее отпечаток, хотя в то время, когда она начала у меня работать, она, несомненно, уже знала, что на колени можно вставать не только для молитвы.
Видимо, он не ждал от меня ни подтверждения, ни опровержения этой фразы, поскольку даже не взглянул в мою сторону. Я подумал, что мое первое впечатление от Лусианы было примерно таким же: решительная девушка, уже осознавшая свою сексуальную привлекательность и намеренная вовсю ею пользоваться.
— Так вот, как я уже говорил, сначала не было ничего, кроме мелких услуг и готовности угодить, но однажды я понял, что Лусиана хочет привлечь внимание не только к своей работе, но и к себе. При прощании она начала чуть дольше задерживать руку у меня на плече, стала иначе одеваться и настойчивее искать мой взгляд. Меня это забавляло, но не беспокоило — в ее возрасте многие считают себя неотразимыми, а уж красавицы вообще уверены, что ни один мужчина не может пройти мимо, не взглянув на них. В то время я диктовал ей одну главу с безумно сексуальными сценами и, уже зная о ее религиозном воспитании, в глубине души опасался, как бы она вдруг не сбежала. У двух женщин, соблазнявших моего героя, были большие груди, и я подробно их описывал. Наверное, это ее уязвило, и она решила доказать, в первую очередь себе, что может быть для меня привлекательной. В следующей главе говорилось, что на руке одной из женщин после укуса змеи и долгого нагноения остался заметный шрам в форме монеты. Было начало весны, и Лусиана пришла в легкой рубашке с длинными рукавами. Оказывается, у нее после прививки тоже остался шрам, и она спустила рубашку с плеча, чтобы показать мне. Стоя рядом, я увидел это голое плечо, спущенную вместе с рубашкой бретельку, еле заметную ложбинку между грудей и, наконец, руку, которую она с невинным видом мне продемонстрировала. На несколько мгновений я застыл, глядя на шрам, глубокий и круглый, словно от ожога сигаретой, а потом сообразил, что она ждет, пока я до него дотронусь. Тогда я большим пальцем осторожно, круговыми движениями погладил кожу. Думаю, она заметила мое замешательство, а когда я встретился с ней глазами, в них мелькнула радость триумфатора, после чего она небрежно поправила бретельку и натянула на плечо рубашку. Некоторое время ничего не происходило, словно она удовлетворилась победой — хотела привлечь мое внимание и добилась этого. Я же, к сожалению, стал замечать, что жду какого-то нового знака в повторяющемся изо дня в день неизменном ритуале. И вот однажды она начала производить какие-то манипуляции со своей шеей — то вертела головой из стороны в сторону, пока не хрустнут позвонки, то откидывала голову назад, словно пыталась смягчить возникшую боль.
— Да, да! — воскликнул я, не веря своим ушам. — У меня она тоже такой трюк проделывала.
Но Клостер, поглощенный рассказом, даже не остановился.
— Естественно, я спросил, в чем дело, и она ответила, что дело в чрезмерном напряжении спины и рук и окостенении позвоночных дисков, и это объяснение отчасти меня удовлетворило. Наверное, ни ибупрофен, ни другие противовоспалительные средства ей не помогали, поскольку, по ее словам, ей прописали йогу и массаж. Я спросил, где именно у нее болит, и тогда она склонилась над клавиатурой и как-то очень естественно и доверительно перекинула волосы вперед. Увидев ее длинную обнаженную шею с выпуклой цепочкой позвонков, я уперся пальцем в выемку между ними, локтями — в плечи, а большими пальцами начал поглаживать усталые мышцы. Она застыла, но внутри у нее все трепетало — видимо, она была потрясена не меньше меня, однако не произнесла ни слова, и постепенно я почувствовал, как сначала ее шея, а потом она вся начала расслабляться, поддаваясь скользящим массирующим движениям. Вдруг жар ее плеч залил мне руки, и она, очевидно тоже ощутив опасность и неуместность своей мимолетной забывчивости, выпрямилась, откинула назад волосы, поблагодарила меня, будто я действительно помог, и сказала, что теперь ей гораздо лучше. Она разрумянилась, но мы оба делали вид, будто случившееся не имеет никакого значения и не требует обсуждения. Я попросил ее сварить кофе, она, не глядя на меня, встала, а когда вернулась с чашкой, я продолжил диктовку как ни в чем не бывало. Думаю, это был второй шаг на том пути, о котором я говорил. Я считал, на этом все и закончится, она не захочет идти дальше, и в то же время каждый день ждал чего-то нового. Я заметил, что не могу в полной мере сосредоточиться на романе, следя за любыми сигналами, посылаемыми ее телом. В то время я на целый месяц собирался в Италию, в один писательский пансион, и теперь раскаивался, что принял предложение. С тех пор как я начал диктовать Лусиане, я уже не представлял себя сидящим в одиночестве перед экраном компьютера. Естественно,