— Ты хочешь Уриена Брогау.
— Анелька, — с безмерным терпением повторила Аранта, — ты — заинтересованная сторона. Попробуй повторить все это в лицо Кеннету.
— О да! Он не стал бы меня слушать из чистой вредности. Однако разве я тебя обвиняю? Нисколько. Я всего лишь прошу тебя определиться, пока… ну, пока Кеннет еще сам ни о чем не догадался. Знаешь, я думаю, ему будет довольно больно. У милорда Уриена такие большие кисти рук: твоя ступня поместится в его ладонях целиком.
Только непроизвольно вздрогнув всем телом, Аранта догадалась, что это и было Грандиозиной сверхзадачей.
— А представь, — как ни в чем не бывало продолжала эта паршивка, — если бы он поцеловал тебя сюда…
Синяя складчатая юбка чуть приподнялась, и Анелька ткнула пальцем в свою икру, отметив точку на наружной стороне икры, на ширину ладони ниже колена.
— Осталось только убедить милорда Уриена, человека твердых принципов и четкой нравственной ориентации, — ответила Аранта как могла более ядовито.
— Ну, никто не говорил, будто будет легко. Я хочу сказать только, что дело того стоит.
— Если он так хорош, почему ты мне его сватаешь? Он, насколько я понимаю, свободен. Простор твоей инициативе открыт. Мы все за тебя поболеем.
Анелька ответила красноречивым взглядом.
— Милорд Уриен — слишком рыцарь. Ему нужна Дама. Я могу, конечно, сыграть и эту роль, и даже увлечься ею. Но… играть ее всю жизнь! Нет, мне бы наскучило. Маски нужно менять, иначе — прирастают. Все то же самое я себе представляю, — она обманчиво потупила глазки, — с другим мужчиной.
Ах этот возраст, когда девы не в силах противиться голубоглазым!
— По-моему, — сказала Аранта, — даже если я оставлю Кеннета ради чьих угодно прекрасных глаз, лично ты ничего не выиграешь. Я плохо представляю себе Кеннета, ищущего утешений у тебя на груди.
— Но тогда я смогу бороться..
— Зачем мне журавль в небе? — спросила Аранта, возвращая ее к реальности. — Ты забываешь, я уже имею все, что нужно женщине.
— О да! — пылко воскликнула Анелька. — Все, чего можно пожелать: солнце в ночи и вольный ветер, морскую гладь и дальнюю дорогу, и бесконечный горизонт впереди, как будто тебе надо так много! Ты и впрямь намерена дожидаться, пока Кеннет догадается о характере чувств, которые ты питаешь к нему, и оскорбится ими?
— То есть как — «оскорбится»? — Аранта изумилась настолько, что перестала даже мечтать выставить за дверь эту назойливую особу. Ей даже захотелось продолжения разговора. Кто знает, что еще вкладывает Грандиоза в свой эротический бред?!
— Ты старше! — безапелляционно заявила та, словно указанное обстоятельство говорило само за себя.
Аранта помотала головой, давясь от смеха.
— На самом деле — нет, — пояснила она. — А если и так, то ненамного. Просто я занимала более высокое положение при Рэндалле Баккара, ну и Кеннет светлый, такого типа, что долго будет выглядеть молодым…
— Всю жизнь, глядя на тебя, он будет подспудно осознавать, что ты была раньше и что ты была большим, чем он. Насколько бы он выше головы ни прыгнул, он всегда будет сравнивать свое достижение с твоим. С прошлым. Достаточно ли он крут? И ты всегда будешь поглядывать на него оценивающе. Или одобряюще, но в любом случае — свысока. По-матерински, но разве он это стерпит? Тогда как к Уриену ты испытываешь уважение и смирение: те чувства, что церковь предписывает иметь доброй жене в отношении мужа. Кеннету нужна подруга, которая станет развиваться и расти вместе с ним и расцветет цветком в его руках. Положа руку на сердце, это — о тебе? Как можно объединить твое прошлое и его будущее в рамках одной судьбы? Приключения погонятся за ним по пятам, а разве ты разделишь их? Ты нагородила этой магии между вами… Почему он должен за нее платить тебе верностью всю жизнь? Особенно теперь, когда ты подарила ему весь мир: идти, куда хочешь, и никого не бояться, ни у кого не спрашивать! Что, разве необходимо гирей висеть у него на ноге, когда он может десятками любить самых красивых принцесс и менять их, как тетиву у лука?! Ты связала свою жизнь с этими детьми Баккара. Ты будешь их кормить и защищать, покуда они сами не смогут кормиться и защищаться. Это Кеннет будет сидеть вместе с тобой в загородке, которую ты возведешь вокруг них? И это после того, как ты сама дала ему свободу, какая бывает только в снах с полетами? Ты этого хочешь для любимого мужчины?
— Знаешь что? — неожиданно успокоившись, ответила ей Аранта. — Иди вон.
— Ты подумай! — сказала та, уже исчезая за дверью. — Этот мужчина заставит тебя кричать.
Если бы Аранта хоть сколько-нибудь верила в то, что и у Грандиозы может быть своя магия, она бы решила, что та ее заколдовала. Та точка на икре, куда Грандиоза ткнула пальцем на своей ноге, горела, словно к ней уголь из печки приложили.
«А почему, собственно, я сама должна решать такие вещи!» Аранта продолжала сидеть в темноте, хотя для того, чтобы запалить свечу, достаточно было лишь протянуть руку к огниву.
«Может ли Кеннет зажечь огонь, просто пожелав этого?» Благо, приводя эту каморку в порядок, Молли не поленилась смазать петли. Иначе, подозревала Аранта, перемещения по замку не были бы тайной ни для кого в самой дальней кордегардии. Даже внутренние двери здесь делались так, словно им предстояло выдерживать штурм, а на эти чудовищные петли можно было повесить и дворцовые ворота.
«Этой ночью, кажется, вахта Уриена. Сидит в кресле, в комнате, выходящей дверями на двери в спальню детей, с книгой и обнаженным мечом на коленях, с Веспасианом у ног».
Выскользнув из приоткрытой створки, Аранта пустилась в путешествие по залитым луной коридорам, пока, считая повороты, не добралась до нужных дверей. На ее счастье, они уступили ей, не скрипнув. Войдя, она притворила дверь ладонью.
— Не запираешься? — вполголоса спросила она. — А Грандиозы не боишься?
Кеннета самого не было видно, она услышала только тихий удовлетворенный смех от окна.
— Пытаюсь колдовать, — пояснил он. — Зачаровываю дверь, чтобы она впускала только тебя. Сперва хотел сделать так, чтобы ее видела только ты, а остальные проходили мимо, но это значило бы идти по проторенной тропке. Это я уже делал. К тому же я мог подвести Уриена, если бы вдруг что-то случилось. Если бы ему пришлось искать меня в его собственном доме, это было бы мало что дурной благодарностью за гостеприимство, но и могло плохо кончиться. А вдруг — нападение?
Каким-то чудом избегая острых углов — должно быть, каморка, выделенная Кеннету, была почти пустой, — Аранта пробралась к узкому ложу, поставленному сразу под окном, а потому находившемуся в самой густой тени. Возлюбленный валялся там навзничь, закинув руки за голову. Наступая носками на пятки, Аранта сняла ботинки, распустила нужные шнурки и заставила его подвинуться, чему Кеннет, кстати, не слишком-то и противился. И им просто пришлось обняться, чтобы ни один из них не оказался неожиданно на холодном полу.
Это время, когда не происходило, казалось бы, ровным счетом ничего, куда-то пропадало, истекая серебром, молчанием и ночью. Как будто бы весь смысл его был в том, чтобы только находиться рядом, соприкасаясь обнаженными телами. Может ли Кеннет остановить мгновение?
— Я очень тебя люблю, — сказала она. Повернув голову, он коснулся губами ее виска. Когда он научился делать это так, что нежность пронзала ей душу?
— Спасибо, милая. Я знаю. Пауза.
— Уриен Брогау — самый умный и самый смелый человек на свете, — вдруг произнес Кеннет, глядя в темноту.
— Куда ж ему деваться, коли ты взялся так о нем думать, — в плечо ему усмехнулась Аранта. — Одна из тех вещей, которые приходится усвоить. Получая это, мы, в сущности, не получаем ничего. Ни таланта, которым не обладали прежде, ни ума… Чистая голая сила, которую еще надо к чему-то и как-то приложить, чтобы не наделать бед, сопоставимых только с нашим же могуществом. Те месяцы, что я простояла у локтя Грасе, дали мне больше, чем годы, проведенные на ступенях трона.
— Значит, немногое и утратим? Ни ум, ни талант, ни житейский опыт, так?
Аранта не ответила. Она и о сказанном-то пожалела. Учить вздумала. Мамаша.
В душе ее осталось странное разочарование, как след в песке, смываемый прибоем. Как будто она надеялась, что Кеннет убедит ее в Анелькиной неправоте.
7.
…Их тяжкая работа важней иных работ, из них ослабни кто-то — и небо упадет…
— …самый беззубый текст отлучения, какой я когда-либо видел, — охотно отвечал Грандиозе Уриен. Он, к изумлению Аранты, избегавшей задавать ему личные вопросы, даже не подумал поджать губы в ответ на Анелькину попытку придать разговору светский характер. С присущим ей отсутствием такта девушка поинтересовалась, как ему живется под интердиктом. Рената, пользуясь тем, что внимание гувернантки отвлечено, поставила локти на стол.
— На самом деле всегда составляется два документа, — как ни в чем не бывало продолжал Уриен. — Один — для оглашения на площадях, другой — для внутреннего пользования, с ограниченным доступом и с формулировкой истинных причин, по каким деятельность отлучаемого вредна церкви. Какой из них важнее?
— Второй, конечно, ведь там написана правда, — предположила Анелька, незаметно для самой себя подпирая кулачками румяные яблочки щек. За несколько дней пребывания в Фирензе она заметно похорошела. Впрочем, Уриен Брогау, исполняющий роль души компании, тоже весьма интриговал Аранту.
— Второго в моем случае не было вовсе, — сказал Уриен. — Из чего я заключаю, что Ареопаг негласно одобрил содеянное мной, хотя и предпочел бы, чтобы это было сделано иначе. Тоньше. И, кстати, я всегда уверен был в том, что важнее первый, поскольку интердикт воздействует прежде всего через общественное мнение. Текст, способный управлять настроением умов, составляется, как правило, в крепких выражениях, примеры которых я… м-м-м… в обществе дам и детей приводить не стану… с выдержанным чувством ритма, с легко запоминающимися яркими ярлыками: в конце концов,