Перекрестив Софью, уходит отец Серафим, за ним ажан.
С о ф ь я. Папа, иди! Иди скорее…
Г е н е р а л. Только с тобой!
В передней шум, голоса:
— Где стреляли?
С о ф ь я. Умоляю, уходи! Я должна остановить, задержать…
Г е н е р а л. Сейчас же убирайся отсюда!
С о ф ь я. Папа, папа, пожалуйста!.. Поздно!
Распахивается дверь. Софья стреляет навстречу входящим гестаповцам. Они отступают. Из-за двери раздаются ответные выстрелы.
Софья стреляет, стреляет, стреляет… Осечка. Больше нет патронов.
Гестаповцы врываются в комнату.
Генерал заслоняет собою Софью. Выстрелы. Он падает, убитый. По комнатам гуляет ветер. Носятся снежинки…
Суд. Софья стоя выслушивает приговор.
Судья читает его ровным, бесстрастным голосом, как обычную канцелярскую бумажку:
— …и руководствуясь положениями статьи 135-й судебного уложения, приговаривается к смертной казни. Введет а следующего.
Софья выходит из зала суда, а навстречу ей уже идет под конвоем следующий подсудимый — старый, сгорбленный человек. Он, вероятно, носит очки, а сейчас их у него нет, и оттого он передвигается с опаской, инстинктивно выставляя вперед руки.
Г о л о с С о ф ь и. Вот и все. Вот и все…
Во дворе ожидает арестантская машина.
Софья входит. Захлопывается дверь. Машина выезжает за ворота.
Софья пододвигается к зарешеченному оконцу и вдруг замечает, как от стены отделяется маленькое существо: Зайчик бросается вслед за машиной. Он мчится изо всех сил по улицам, то отставая, то вновь догоняя машину. Софья смотрит на него сквозь решетку.
Оживленные предвечерние улицы и площади Парижа сменяются за решеткой, и все бежит и бежит, бежит и бежит за машиной, как символ верности, маленькая собачонка.
ЧЕРЕЗ ГОД, В БЕРЛИНЕ…
Город лежит в руинах. Беспощадная бомбежка. Тучи машин с красными звездами на фюзеляжах сбрасывают бомбы. Только пролетели советские самолеты, навстречу летят эскадрильи союзников. Рвутся бомбы, взлетают на воздух здания.
Но вот наступает тишина.
Открывается дверь камеры в Берлинской тюрьме.
— Скорее, скорее, скорее…
Софья выходит из своей одиночки.
Ее поспешно ведут по коридору, вниз по лестнице, и всюду на пути следования раздаются крики из тюремных камер:
— Прощай, товарищ!
— Звери! Звери! Негодяи!
— Прощайте!
— Держись, друг, держись!
В двери камер стучат кулаками, ногами…
Внизу, у дверей, ведущих во двор, ожидает небольшая группа. Начальник тюрьмы, палач, прокурор и двое солдат.
Прокурор поднимает голову и встречается со взглядом Софьи.
— Опять вы?.. — усмехнувшись, говорит она. — Какая верность…
Открывается дверь, процессия выходит во двор и направляется в глубину его — туда, где стоит приземистое мрачное здание…
Нахмурившись, идет прокурор за Софьей. Блестят наручники на запястьях ее заложенных за спину рук.
Высокий, рыжий солдат идет ухмыляясь, гримасничая. Начинает свистеть…
Н а ч а л ь н и к т ю р ь м ы. Это что… что это значит?
В т о р о й с о л д а т. Он, ваша честь, уже несколько дней чудит.
Н а ч а л ь н и к т ю р ь м ы. За каким же чертом его назначили в наряд?
Группа подошла к раскрытым дверям здания. В глубине его возвышается гильотина. Блестит поднятый нож..
Вдруг оглушительный вой самолетов и запоздавший сигнал — сирена.
Отрываются, летят вниз бомбы от краснозвездных машин.
Начальник тюрьмы бросается ко входу в бункер:
— Сюда, сюда…
А бомбовые удары уже сотрясают воздух.
В бомбоубежище сбегает, почти скатывается начальник тюрьмы, за ним палач, прокурор.
— Сюда ее ведите!
Свист бомб. Взрывы.
По лестнице спускаются двое солдат и Софья.
П а л а ч. Раньше прилетали только в хорошую погоду.
Н а ч а л ь н и к т ю р ь м ы. Располагайтесь. Это может затянуться. (Софье.) И вы садитесь. (Прокурору.) В углу тюфяк, не усидишь на бетоне, когда бомбят по пять часов…
П а л а ч. Защитники цивилизации…
Р ы ж и й с о л д а т. Вот когда самое время воскреснуть…
Слышны разрывы. Рыжий солдат начинает тихо смеяться.
Близкие разрывы.
Начальник тюрьмы, палач и солдаты отбегают в глубину подвала.
Прокурор подходит к осужденной.
— Мне очень жаль, что вам приходится испытать еще это… Ожидание страшней всего.
— Ожидание… — усмехнувшись, отвечает Софья. — Я жду казни год. Каждую ночь.
Прокурор достает портсигар.
— Разрешите?.. Могу я вам предложить?
Он открывает ее наручники, Софья растирает запястья, берет сигарету.
— Фрейлейн Софья, — говорит прокурор. — Я рад, что у меня есть случай сказать вам, что я вас очень уважаю и мне прискорбно… Я не знал, что могут быть такие женщины. Если б я не боялся красивых слов, сказал бы, что снимаю шляпу и склоняю голову перед вами.
Пауза. Оба курят.
— Вы помните эту «Буат де нюи» и наше знакомство?.. Впрочем, почему бы вам запомнить какого-то студента из скучного Берлина?
— Да… — говорит Софья, — какая чудная драка была…
Вой бомб. Разрывы.
С о ф ь я. Забавно. Все молят бога, чтобы скорей кончился этот налет, и только для меня он как веселый весенний дождик.
Разрывы.
— Наверно, Берлин очень разрушен?..
— Сплошные руины. Трупы не успевают убирать. Семья брата погибла. Прямое попадание.
— Мгновенная смерть… Повезло… Ну, а фюрер? Бежал?
— Фрейлейн…
— Никогда бы не поверила, что счастьем может быть разрушение и смерть. А я ведь по-настоящему счастлива, что дожила и слышу, как разрушают ваш разбойничий мир.
— Знаете, на вашем суде я чувствовал себя персонажем Достоевского. Требую казни и думаю: вот женщина, которой должно гордиться человечество…
— Имейте в виду, прокурор, у меня очень развито чувство юмора.
— Мои слова сейчас нелепы, кощунственны… Не в моей власти спасти вас, но… могу ли я сделать хоть что-нибудь для вас?.. Какое-нибудь желание?
— У вас нет гребенки?
— Гребенки? Ах, гребенки… Пожалуйста. И это все?
— Что же еще… Дайте мне побыть одной, пока… в общем, пока возможно…
— Конечно…
Он оставляет Софье пачку сигарет и зажигалку.
— О, тут несколько штук, — говорит она, — еще останется.
Прокурор отходит в глубину, к столу коменданта.
Софья щелкает зажигалкой.
Закуривает.
Г о л о с С о ф ь и (шепот). Прощай, мой любимый, так мало мы были вместе. Жаль, ты не видишь, как я хорошо держусь. Как странно — я была такой трусихой, а теперь мне совсем не страшно. Я знаю, за что умираю. И только жалко, что наша родина никогда не узнает, что я любила ее и защищала, как могла… Что делать… Любимый мой, думай обо мне, как о живой… Я хотела бы помолиться о тебе, но не могу… Прощай, любимый…
Начальник тюрьмы прислушивается:
— Кажется, стихло…
Вдруг рыжий солдат во весь голос вопит:
— Ко мне! Спасите! На помощь!
Начальник тюрьмы бросается к нему и кричит второму солдату:
— Держи его! Скорей! Ну, тихо, тихо. Все в порядке.
Прокурор подходит к Софье:
— Последнее хочу сказать вам… Я сдаюсь. Все зачеркиваю. Всю жизнь. Каждый день.
— Страшно, должно быть…
— Да. Страшно…
Начальник тюрьмы отпускает рыжего солдата.
— Пусть полежит, пусть остается здесь.
— Можно идти, — выглянув из бункера, говорит палач.
Софья протягивает прокурору сигареты и зажигалку:
— Тут еще две остались.
Начальник тюрьмы защелкивает на ее руках наручники.
— Следуйте за мной.
Вся процессия поднимается по лестнице из бункера.
Рыжий солдат, смеясь, подходит к тому месту, где сидела Софья.
В здании, где гильотина.
Софья сидит на низкой табуретке, наклонив голову.
Палач выстригает ей ножницами волосы на затылке.
— Все в порядке, — говорит он и подводит ее к гильотине.
Мы видим вершину гильотины. Сверкающий косой нож между двух направляющих балок.
Возникает вой летящих самолетов и свист летящих бомб.
— Кончайте скорее!.. — истерически кричит начальник тюрьмы.
Палач протягивает руку…
Снова вершина гильотины.
Нож срывается, стремительно падает, издавая свистящий металлический звук.
И вдруг: могучие волны оркестра, и мы видим сияющий пейзаж России.
Синее небо, зелень луга, белизна берез…
А вслед за тем, плавно сменяясь, проходят перед нами удивительной красоты виды России.
И современная Россия. Сегодняшняя Москва. И Ленинград. И очаровательный маленький городок на Волге…
Мирная жизнь. Всюду мирная жизнь.
Мы видим сверкающий, солнечный Париж наших дней.
Будто и не было войны.
Люди живут, смеются, спешат куда-то…
Затем так же неожиданно, как возник, смолкает оркестр.
И на экране снова бомбоубежище.
По лестнице сбегают, почти скатываются палач, начальник тюрьмы и второй солдат.
Свист бомб, взрывы, взрывы, они сливаются в сплошной гул.
— Слава богу, успели до налета, — говорит палач.
— Люди… — рыжий солдат громко смеется. Он замечает оставленный Софьей окурок. Наклоняется, поднимает.
— Дымится еще… — он затягивается, пускает дым.
— Господин прокурор! — кричит начальник тюрьмы. — Спускайтесь скорее! Что с вами?!
Взрывы.
Прокурор спускается, подходит к тому месту, где была Софья.
— Фу… — начальник тюрьмы вытирает вспотевший лоб, — еле успели. У них теперь прямо никаких промежутков, черт знает что.
На мгновение наступает тишина, и в тишине слышен сухой звук выстрела.
Прокурор падает, откинув пистолет.
Начальник тюрьмы бросается к нему:
— Господин прокурор! Конец света! Конец света!
Оглушительный грохот разрывов.
Мы видим, как рушится, рушится Берлин. Слышны крики ужаса, топот бегущих ног.
Взрывы, взрывы.
Курит, смеется рыжий солдат.
Во французском движении Сопротивления участвовали русские, бежавшие из фаш