— Черт его знает, до чего соблазнительно… Да вот Дуся… семья все-таки. У тебя у самого семья…
— У меня никого.
— Какой же я эгоист! О себе да о себе… Что же случилось с твоими?
— В общем, нет никого, один.
— Прости.
— Так как же, Яков Васильевич, едете?
— Я должен подумать. Чертово хозяйство, горело бы оно огнем! Наверно, и вправду нужно бросать все и уезжать. Из Питера напишу Дусе — пусть приезжает… Л вдруг не поедет? Духу не хватает рубануть сразу…
— А может именно — рубануть? Прямо завтра тронемся?
— До чего бы это хорошо! Заживу человеческой жизнью. С товарищами. Сколько на свете интересного… Уткнулся носом в эту дачу, будь она неладна…
Со стороны дома раздается собачий лай и голос Дуси: «Яков! Яков! А Яков! Где ты, Яков?!» Потапенко настороженно прислушивается. Голос Дуси: «Яков! Сюда!.. Ах вы, поганцы проклятые! Опять забрались! Я вам покажу вишню! Яков! Яков!»
Потапенко срывается с места и бросается на дачу. Голос Дуси: «Стой! Стой! Яков! Где ружье? Стой, кому говорю!» Выстрел. Второй. Голос Дуси: «Сукины дети! Все задницы прострелю!»
Тужиков прислушивается ко всему этому и, махнув рукой, направляется в сторону палаточного городка. Навстречу ему выходит профессор.
— Если судить по выражению лица, — говорит он, — особенных успехов не достигнуто. Ну, что ж… тем хуже для него… Кажется, гроза в конце концов разразится. Для нашего брата — разбойника самая подходящая погода… Пойдемте, Петр Андреевич.
Вспышка молнии, удар грома. Одна за другой ослепительные вспышки, оглушительные удары. Гроза все сильней и сильней. На даче гаснет свет. Хлынул дождь. Буря все усиливается и усиливается.
Со стороны палаточного городка появляются крадущиеся фигуры профессора, Тужикова, Кузьмы Кузьмича, Толи, Саши, Зины и Пети. У всех в руках лопаты.
— Дорогие друзья, — говорит профессор, — прошу еще раз обдумать. Я изучил кодекс, и — должен сказать — закон не на нашей стороне. Вернее, буква закона против нас. И хотя речь идет о каком-то несчастном заборе — так могут буквой бахнуть… только держись. Мой долг предупредить. Особенно вас, молодежь. Подумайте. Но я считаю, что дух нашего государства и будущее нашего общества по большому счету — за нас. Вот так… Согласны вы, если придется, отвечать перед законом, но примером своим выразить отношение к мещанству, к корысти, к мерзости, которая еще ползает по нашей советской земле?
— Согласны! Согласны!
— Тогда — за дело!
Из палатки выходит Татьяна Ивановна.
— Вот ты где!
— Ты, Танечка, не беспокойся. Я скоро вернусь.
— Да, Татьяна Ивановна, — говорит Тужиков, — не тревожьтесь, мы скоро вернемся.
— Что же, вы меня дурочкой считаете? Вы думаете, я давно не поняла, что вы затеяли?
— Ты, право, ошибаешься, Таня. Ничего такого особенного.
— Давайте лопату!
— Что?
— Давайте, я с вами.
Молния. Гром. Зина дает Татьяне Ивановне лопату.
— Ну, товарищи, шагом марш! — командует профессор и запевает:
И вот мы пляшем и поем, танцуем и поем,
И в одиночку, и вдвоем, втроем, и вчетвером,
И впятером — тем более, а лучше вшестером!
И стук, и гром, и пыль столбом в пространстве мировом…
Вперед, товарищи, вперед!..
Гремит гром. Сверкают молнии.
Утро. Поют птицы. Забор вокруг дачи Потапенко повален, и теперь дом открыт со всех сторон. Перед крыльцом стоит закрытый мешковиной лев.
На полянке по-прежнему палатки, мотоциклы, профессорская «Волга».
Саша и Толя, завернувшись в одеяло, спят на земле.
Дуся подводит капитана Целуйко к даче.
— Сюда, товарищ капитан, сюда, пожалуйста… Полюбуйтесь. Ну, что скажете?
— Н-да… И с другой стороны тоже?
— Кругом всего участка. Забор, правда, цельный, но весь чисто повален. Вы представляете, какие убытки обратно его ставить? И Полкан сбежал, как забора не стало. Нас теперь даже сторожить некому. С кого я стребую убытки? У меня, конечно, есть подозрение, чья эта работа. Но вы должны доказать, товарищ капитан… Осторожно, тут яма под калиткой была вырытая.
Капитан осматривает место происшествия.
— Евдокия Ивановна, — говорит он, — меня завпочтой просила передать извещение девушке, которая у вас проживает.
— А ну, давайте…
— Видите ли, я должен передать ей лично.
— Укатила Лена. Еще вчера вечером уехала от нас и адреса не оставила.
— Как это неприятно…
— Давайте на всякий случай. Может, она еще вернется. Ленка, Ленка… Про что это тут?
— Извещение на денежный перевод.
— Тьфу ты, глупость какая! (Она кладет извещение в карман фартука) Вот всегда — поторопишься — в дураках останешься… И Ленка без денег уехала…
Капитан постукивает пальцем по одеялу, под которым лежат Толя и Саша.
— Есть тут кто-нибудь?
Саша высовывает голову из-под одеяла, чихает.
— Привет, товарищ капитан.
— Здравствуйте, молодые люди. Когда вы вчера легли спать?
Толя тоже высовывает голову из-под одеяла. Он без очков.
— Саша, я слышу какие-то голоса? (Чихает.)
— Что это вы расчихались, товарищи?
Толя щурится, всматриваясь в капитана.
— Кто это, Саша?
— Это капитан милиции. (Капитану.) Он, понимаете, очки потерял, а без очков Толька родного брата от козла не отличит.
К а п и т а н. Так когда вы легли спать?
С а ш а. Толик, когда мы легли спать?
Т о л я. Когда мы легли?.. Гм…
К а п и т а н. Да, в котором часу?
С а ш а. Как-то я не обратил внимания на время. (Чихает.) Видите — святая правда.
К а п и т а н. А вы ночью ничего не слышали?
Т о л я. Как это ничего? Когда Сашка храпит — только глухой не услышит.
К а п и т а н. Значит, вы не слышали, как тут рядом забор валили?
С а ш а (оглядывается). Ой-ой. Какой кошмар! Тут адский труд надо было приложить… Такой солидный был заборище!
К а п и т а н. Попрошу одеться — запишем показания и подпишем протокол.
Раздается чихание. Из палатки выходят в пижамах профессор и Тужиков.
К а п и т а н. Здравствуйте! Попрошу, товарищи, ответить на несколько вопросов.
П р о ф е с с о р. Это, так сказать… по официальной линии?
К а п и т а н. Да. Я прошу помочь выяснить некоторые обстоятельства.
П р о ф е с с о р. Если мы сможем…
Т у ж и к о в. С удовольствием.
К а п и т а н. Раньше всего позвольте узнать ваши фамилии…
Т у ж и к о в. Тужиков Петр Андреевич.
К а п и т а н (записывает). Адрес? Место работы?
Т у ж и к о в. Ленинград, Пестеля, четырнадцать, квартира четырнадцать. Работаю на Кировском заводе.
К а п и т а н (профессору). А вы?
П р о ф е с с о р. Фиолетов Михаил Михайлович.
Услышав фамилию профессора, Дуся, которая возилась с поваленным забором, вздрогнув, оборачивается.
К а п и т а н. Место жительства, место работы, должность?
П р о ф е с с о р. Ленинград, Кутузовская набережная, двенадцать, квартира один. Профессор Первого медицинского института Фиолетов.
Д у с я. Профессор Фиолетов! С ума сойти!
К а п и т а н. Скажите, не замечали вы в этих местах лиц, внушающих подозрение? Каких-нибудь типов хулиганствующего вида.
П р о ф е с с о р. Чего нет, того нет. Хулиганов не замечал…
Т у ж и к о в. В нашем лагере подобрался исключительный народ. (Чихает.)
К а п и т а н. Ну, а со стороны моря — не приставали лодки? Может быть, какая-нибудь веселящаяся компания прибывала со стороны моря? А?
П р о ф е с с о р. Со стороны моря?
Т у ж и к о в. Нет, со стороны моря мы тоже ничего не замечали.
К а п и т а н. А вы припомните хорошенько. Какая-нибудь лодка?..
П р о ф е с с о р. Нет, не припоминаю.
Слышится чихание. Из палатки появляется Петя.
П р о ф е с с о р. На здоровье.
П е т я. Доброе утро.
К а п и т а н. У вас, кажется, весь лагерь поголовно простужен. (Пете.) Вас тоже я попрошу ответить на несколько вопросов. Нет ли здесь стола?
П р о ф е с с о р. Пожалуйста, туда — у нас нечто вроде клуба; очень удобные пеньки и складной столик…
В то время, как все они проходят мимо палаток, раздается как бы вслед капитану громкий, «теноровый» чих Кузьмы Кузьмича. Капитан, уходя, удивленно переглядывается с профессором. Старик разводит руками, мол, что поделаешь — эпидемия.
Д у с я. Товарищ профессор…
П р о ф е с с о р (остановился). Да?
Д у с я. Извините, что так некрасиво вышло. Откуда нам было знать, кто вы?
— А с другими, по-вашему, можно так разговаривать.
— Простите, товарищ профессор, я к вам с просьбой. Муж очень сильно болен. Все доктора говорят — надо к профессору Фиолетову… Мы его уже в дорогу собирали…
— Я здесь больных не принимаю. Сам приехал отдыхать.
— Я, конечно, опасаюсь говорить про вознаграждение.
— И хорошо делаете, что опасаетесь.
— Я уже поняла, какие вы люди. Но только Якова моего… Одна надежда на вас… (Заплакала). Он молчит, не жалуется.
— Ну, хорошо. Я его посмотрю.
— Спасибо, спасибо… товарищ профессор…
Вытираясь концами одного полотенца, обсуждают положение Саша и Толя.
— Как ты думаешь, капитан что-нибудь подозревает?
— По-моему, он все подозревает.
— Ты не видишь, где моя рубашка? — близоруко щурясь, спрашивает Толя.
Саша бросает ему рубашку.
— Что же с тобой будет?
— Может быть, мои глаза еще найдутся.
— На, держи зубную щетку… И вот что, Анатолий. Где эта гражданка? Вы как с ней договорились?
— Она на турбазе. Ждет.
— В общем… такое дело. Дай-ка сюда полотенце… Не могу же я тебя, слепого идиота, бросать… Хочешь — не хочешь — придется нам тащиться всем вместе… так что вернемся от капитана — собирайся.
— Это ты наш план начал выполнять?
— Как же — ваш план! И вообще, с нас, наверное, подписку о невыезде возьмут.
— А мы бросим мотоцикл и пешком пойдем. О невыходе подписок не берут.
— Ребята, а ребята, — кричит Петя, — капитан зовет.