Известие о вторичной попытке побега и неудачном обращении Грифидда привели Людовика VI в ярость, и он приказал заточить непокорного узника в островной крепости в Массилийском заливе, широко известной в Галлии как Тюрьма-на-Скале, или просто Скала. Мемуары Грифидда ап Оуэля посвящают немало горестных страниц этой самой страшной тюрьме Галлии. Может показаться странным, но именно в пристрастии Грифидда к «крашенной моде» Людовик VI усмотрел верность узника еретической альбионской церкви и потому приказал коменданту Скалы принять все меры, дабы помешать заключенному разрисовывать лицо, и тем самым вырвать его из болота пагубных заблуждений.
Лишенный необходимых наборов краски, но не желающий подчиняться тирании, узник пользовался углем из камина и побелкой со стен, покрывая лицо изысканнейшими в своей простоте черно-белыми узорами. Но однажды утром, когда Грифидд только-только закончил свою работу, в его камеру ворвались несколько стражников и тюремщик, заломили ему руки за спину, швырнули на колени и насильно умыли. Затем потрясенного и униженного насилием Грифидда отвели в камеру, где не было ни камина, ни побелки на стенах, ни даже какого-либо подобия деревянных нар, только полусгнивший соломенный тюфяк на каменном полу. В этой холодной и убогой камере узник провел более четырех самых тяжких лет своей жизни, но 29 апреля 1750 года бежал из тюрьмы, став единственным в истории Скалы человеком, которому удалось без спроса покинуть крепость.
В своих мемуарах Грифидд ап Оуэль так и не раскрыл тайны этого удивительного побега, ограничившись сообщением, что был спасен из воды моряками сфарадской военной галеры в тот самый момент, когда, обессиленный, начинал тонуть. Необыкновенной удачей для недавнего узника оказался всплеск военного противостояния между Галлией и Сфарадом, заставивший галеры сфарадского флота крейсировать вблизи галльских берегов. Доставленный в Сфарад, Грифидд был представлен халифу Мохаммеду X, который весьма благосклонно отнесся к беглецу из Галлии и даже назначил ему пенсию. После нескольких месяцев жизни при сфарадском дворе Грифидд поселился в приморском городе Альмерии, где приобрел уютный домик с тенистым садом. В этом доме изгнаннику суждено было провести последние десять лет своей жизни.
Вряд ли стоит удивляться, что именно в Сфараде Грифидд ап Оуэль наконец-то обрел покой. Эта самая западная из европейских стран издавна отличалась удивительной для своего времени религиозной и национальной терпимостью, свободомыслием и интересам к наукам. Здесь с полным спокойствием относились к самым причудливым чужеземным обычаям, если только они не были опасны для окружающих. В Альмерии Грифидд мог бы беспрепятственно раскрашивать свое лицо, но именно здесь он по собственной воле отказался от приверженности к «крашенной моде». Дело в том, что для всех портовых городов Сфарада обычай красить лицо вовсе не был чем-то непривычным, однако подобной практике придерживались в основном матросы с восточного и западного побережий Африки. Хотя никто не смог бы обвинить Грифидда в вельможной спеси, которая, заметим, была бы совершенно естественной для столь знатного человека, со свойственным многим интеллектуалам высокомерием он испытывал неприязнь к людям малообразованным, и потому не желал, чтобы его сравнивали в грубой и невежественной матросней.
Итак, жизнь в Альмерии пришлась Грифидду по душе. Он очень быстро освоил местный диалект арабского языка и даже попытался написать трактат о влиянии на него кельтской лексики, но вынужден был признать, что для этого ему не достает знаний. Летом 1750 года Грифидд возобновил переписку с Бренданом ап Колумом, начал писать свои воспоминания, а в ноябре сообщил кузену о женитьбе на местной уроженке.
Неожиданное, но радостное известие заставило Брендана подумать о своих материальных обязательствах перед кузеном, и он решил передать Грифидду все, что осталось от его некогда огромного состояния. Посредничество прославленного на всю Европу банка семейства Хагегим оплачивалось довольно дорого, но все равно полученного Грифиддом имущества оказалось вполне достаточно для благополучной и обеспеченной жизни, и вскоре изгнанник смог взять за себя еще одну жену. Всего же, в соответствии с законами ислама, Грифидд имел четырех жен, которых нежно любил. Это были мавританка по имени Фатима, дочь полковника сфарадского сотерианского полка готка Гатунда, ормуздка Зухра и черная африканка откуда-то из центральных областей Африки, которую Грифидд купил в 1752 году на рабском рынке Альмерии{В XVIII веке работорговля в Сфараде уже не имела никакого экономического значения и распространялась исключительно на женщин (для гаремов мусульман и желающих жениться сотериан). Женский рынок Альмерии был в то время одним из крупнейших, и на нем можно было найти невест из многих европейских стран Срединного моря (в том числе девушек из сотерианских дворянских семей побережья, чьи родители были не в состоянии дать за ними приданое и надеялись на продаже дочерей поправить свое имущественное положение), а также из Африки, Азии и даже обеих Атлантид. }, когда ей было около пятнадцати лет. Как писал Грифидд Брендану ап Колуму, его черная жена была «стройна как тополь, высока как корабельная мачта, горделива как верховная королева и нежна как лань». Нам ничего не известно о первоначальном имени четвертой жены Грифидда, однако, взяв ее в жены, он не без юмора назвал ее Бетулой{Бетула — многозначное имя. По латыни значит «березка», на иврите — «девушка».}. Семейная жизнь Грифидда увенчалась рождением шестнадцати детей — двух дочерей и четырнадцати сыновей, оказавшимися достойными наследниками своего удивительного отца.
И однако, какой бы благополучной не была жизнь Грифидда в Сфараде, он все чаще с ностальгией вспоминал веру своей юности и в 1759 году пожелал вернуться в сотерианство. Поскольку в Сфараде не было священников альбионской церкви, Грифидд был вынужден прибегнуть к утешению готской церкви. Местный священник, наставлявший Грифидда и его семейство в учении готской церкви, потребовал от желающего обратиться в сотерианство выбрать только одну жену, а остальных оставить, дав им достойное содержание, но после некоторых раздумий Грифидд отказался пойти на это, утверждая, что подобное деяние было бы несправедливым. «В жизни мне пришлось притерпеть немало жестокостей и несправедливостей и потому, перенеся достаточно страданий, я не желал причинять страдания другим», — писал он в своих мемуарах. Вместо этого находчивый Грифидд предложил священнику найти в Писание то место, где говорилось бы о необходимости иметь только одну жену, и когда растерянный священник не смог выполнить этого требования, заявил, что ни за что не расстанется со своими женами. Иерархи готской церкви оказались снисходительными к прихоти Грифидда, превыше всего ставя желание привлечь к своей церкви как можно больше душ. Столь же снисходительным оказался и халиф Сфарада, вовремя вспомнивший, что Грифидд родился в сотерианской стране. 28 сентября 1759 года со всеми своими женами и детьми Грифидд официально принял готское сотерианство и был наречен именем Оттобон, которым, однако, никогда не пользовался.
Примерно через год после обращения в сотерианство Грифидд закончил свои мемуары и вернулся к написанию трактата о влиянии кельтской лексики на местный диалект арабского языка, но его здоровье было серьезно подорвано перенесенными испытаниями и 8 июня 1761 года Грифидд скоропостижно скончался. Через день он был погребен на готском кладбище Альмерии.
Дети Грифидда немало послужили на благо Сфарада. Десятеро из его четырнадцати сыновей служили в готской роте в сотерианском полку, прославившись в войсках. Двое старших впоследствии вернулись к исламу — вере своего детства, и сделали успешную карьеру при дворе, неизменно оказывая покровительство своим многочисленным братьям. Еще один сын стал известным дипломатом, а младший, сын его черной жены Бетулы, — командовал атлантической флотилией Сфарада. Подданные халифа неизменно чтили память Грифидда ап Оуэля, даровавшего своей новой родине столь славных сыновей, и потому давайте поблагодарим этих удивительных людей, чьи обычаи религиозной терпимости так сильно контрастировали с нетерпимостью и деспотизмом иных сотерианских стран.
А теперь позвольте сказать несколько слов о женах этого замечательного человека. Именно среди них несчастный изгнанник нашел неведомое ему прежде понимание, сочувствие и, не побоюсь этого слова, любовь. Очень разные по своему происхождению и воспитанию, жены Грифидда ап Оуэля быстро сдружились, объединенные чувством горячей любви к своему супругу, а затем горько оплакивали его раннюю кончину. Им суждено было на долгие десятилетия пережить своего любимого мужа, но на протяжении всех этих десятилетий они соблюдали строгий траур, а после смерти нашли вечное успокоение подле своего супруга. Мир их праху.