Мэгги взглянула прямо в его искренние глаза:
— Я думаю, мы сможем добиться большего, чем простое перемирие.
ГЛАВА ПЯТАЯ
На мгновение Кайл потерял нить разговора. Мэгги так смотрела на него…
— Больше, чем перемирие? Что вы имеете в виду?
— Последние несколько месяцев я провела в поисках работы и знаю, что это такое. Поэтому считаю, что для Джефферсонвиля было бы лучше, если бы «Стюарт компьютерс» располагалась здесь. Если бы мы смогли убедить бабушку, что это пойдет на благо городу, то попали бы в самую точку. — Она многозначительно приподняла брови.
Кайл прикрыл глаза и откинул голову на подголовник.
— Значит, вы намерены помогать мне?
— Конечно, я собираюсь помогать вам. Сейчас мы обговорим размеры этой помощи.
— О! Уже легче! — Он вздохнул. — Спасибо, Мэгги. Спасибо, спасибо.
— У нас будет трудностей выше головы. — Она закрыла кейс и, готовая записывать, пристроила бумаги на крышке. — Прежде всего, нужно представить вас моей семье. Я сумею убедить их, что они приносят личную жертву на благо Джефферсонвиля — бабушка особенно любит личные жертвы.
Мэгги бегло записывала то, о чем говорила. Кайлу нравилось наблюдать за тем, как она пишет; ему вообще все в ней нравилось. Наверное, ему понравилось бы, если бы она заставила его маршировать.
— Вы ведь никогда официально не были представлены моей бабушке, не так ли?
— Никогда.
— Мы это исправим. — Она продолжала записывать. — Вы что-то упоминали о павильоне?
— Да. В прошлом году на Четвертое июля шел дождь, и я подумал, что крытая площадка была бы хорошим дополнением парку. Что-то вроде местечка в городе для старомодного пикника с музыкой и подобными вещами.
— Мне нравится. — Мэгги улыбнулась, и Кайл улыбнулся тоже. — О'кей, — продолжала она, — это может быть поводом для вашего телефонного звонка — вы хотите узнать ее мнение по этому вопросу. Она — президент джефферсонвильского Исторического общества, и вы интересуетесь, не было ли когда-нибудь в Джефферсонвиле чего-либо подобного.
Кайл собирался строить павильон независимо от того, что думает по этому поводу Перл Джефферсон.
— Не удивит ли ее, что я звоню ей после стольких лет молчания?
Он не поклялся бы, но ему показалось, что его спутница покраснела.
— Я… я кое-что ей скажу, — пробормотала она. — Теперь о вас. Кто вы такой? — Поигрывая карандашом, Мэгги уставилась на него.
Он немного рассказал о себе, что она могла бы использовать в дальнейшем, и чувствовал себя при этом так, словно заполнял анкету для приема на работу.
Через несколько минут, заглянув в свои записи, она прервала его:
— Очень плохо, что у вас нет родственников на Юге.
— Ну, извините, что я из Пенсильвании.
— Нет, я имею в виду, что было бы легче, если бы нашлись какие-нибудь связи, кто-нибудь, кого знает бабушка. — Она задумчиво постукивала карандашом. — Во всяком случае, почему вы появились именно в Джефферсонвиле?
— Одна из причин та, что это рядом с Атлантой, в которой есть несколько компаний, занимающихся электронной связью. Первое время я присматривался к Джорджии, когда был в Саванне на свадьбе кузена, а я…
— У вас есть кузен в Саванне?
— Нет, мой кузен женился на девушке оттуда. Они до сих пор там живут.
Мэгги возвела глаза к потолку машины:
— Я же только что спрашивала вас о родственниках на Юге!
— Но они не с Юга.
— На ком он женат? Из какого она дома?
— Я не знаю: мы не так уж близки.
Такое понятие о семье — без близости и общения — потребовало от Мэгги некоторого времени на осмысление.
— Сумеете выяснить ее девичью фамилию? Это может пригодиться.
— Постараюсь, спрошу у матери.
— Узнайте, пожалуйста. — Мэгги продолжала писать. — Хотя странно, что он остался в Саванне с ее родней.
— У ее семьи там большой магазин, и мой кузен собирался работать с ними. Я это помню потому, что мы очень тогда злились из-за смокингов, — объяснил Кайл.
— Как назывался магазин?
— Мэгги, я тогда еще учился в колледже.
— Вспомните.
Кайл почесал лоб:
— Это большое белое здание в деловой части города… и у меня впечатление, что это было по-настоящему шикарное место. — Он вспомнил, что его бабушка пользовалась лифтом — сплошные бронза и стекло, — чтобы добраться до верхних этажей, и описал этот лифт Мэгги.
— Это же Карлайлы! Вы в родстве с Карлайлами?
— Не я — мой кузен…
— У них есть дети?
— Думаю, да.
Она удовлетворенно откинулась на спинку:
— Вы и родная кровь в дирекции магазина Карлайлов! — Мэгги сияла. Собрав свои бумаги, она уложила их в кейс со словами: — У меня уйдет несколько дней на подготовку нашей следующей встречи. Желательно, чтобы вы к этому времени выучили назубок историю вашей семьи.
Кайл засмеялся, хотя видел, что она говорит серьезно. Кроме того, он понял, что хочет знать о ней как можно больше.
— Теперь вы мне расскажите о вашей семье и историю основания Джефферсонвиля; я хотел бы это знать прежде, чем встречусь с вашей бабушкой.
История семьи Мэгги была интересна, но ей хотелось произвести на него должное впечатление более длинным рассказом.
— Сапфира, моя прапрабабушка, была янки.
— Ага! Так в вас тоже есть кровь янки! Ай-яй-яй!
Мэгги засмеялась:
— Можно сказать, что Джефферсонвиль был основан только потому, что от матери Сапфире осталось в наследство фамильное серебро. Во время Северной войны они с матерью находились в Филадельфии.
Такое, характерное для южан, название Гражданской войны вызвало улыбку на лице Кайла.
— Какой-нибудь пенсильванский поклонник?
— Именно. — Она что-то пометила в блокноте.
— Удивительно, что у вас до сих пор сохранилось это серебро. Почему вы его не продали, чтобы поддержать семью?
Мэгги опять почувствовала некоторые угрызения совести, поскольку до сих пор думала о том, как бы извлечь из серебра какую-нибудь пользу.
— Кто смог бы купить его после войны? Во всяком случае, Сапфира послушно вернулась домой, чтобы ухаживать за больной матерью. К сожалению, когда Ла Рю ушел на войну, она оставалась дома, и это выглядело так, будто она удрала на Север, вместо того чтобы поддержать Юг.
— И по этому поводу возникли проблемы?
— Да, у жителей Атланты это вызвало большое возмущение. Ла Рю остался в живых, и, когда Сапфира вернулась в Джорджию, она принесла с собой настоящие деньги, золото, унаследованное от своей семьи. Общество Атланты решительно отвергло ее, а Ла Рю не пожелал сносить грубости в отношении к своей жене.
— И тогда они основали свой собственный город, — сделал вывод Кайл.
— Именно. Такова вкратце история Джефферсонвиля. — Она достаточно вольно разделалась с историей города, которой ей прожужжали уши с раннего детства.
Сапфира никогда не забывала о нанесенных оскорблениях и внушила чувство непоколебимой гордыни своей дочери Берил, старой деве, передавшей соответствующие инструкции своим племянницам Перл и Опал. Крепкие путы семейной чести и ответственности перед обществом, которое основал Джефферсон, начали распадаться, когда дело дошло до Руби, дочери Перл, и Корэл, дочери Опал. Руби отказалась от обязанностей следующего главы семейства Джефферсон по женской линии в пользу Перл, которая до сих пор не хотела расставаться со своей ролью матроны. Корэл возглавила приют для матерей-одиночек, Перл и Опал помогали ей на добровольных началах.
— Объясните мне, почему ваше имя, в отличие от остальных, не созвучно драгоценному камню? — вдруг спросил Кайл.
Мэгги закрыла кейс и поставила на пол возле ног.
— Это решение моей матери. Можно сказать, что у нее мятежный характер.
— А она никогда не уезжала из дома?
— Ну… однажды уезжала. Она уезжала в колледж, они жили там коммуной, боролись, протестовали.
— Жили коммуной?
— Знаете, вегетарианские фермы, где каждый носил имя «Радуга», или «Свобода», или «Облако».
— А Магнолия?
Для Мэгги разговор о бурных днях матери был труден: она немногое о них знала и не понимала того, что знала.
— Мой отец уехал во Вьетнам и оттуда не вернулся. Это все, что я о нем знаю. Я даже не знаю его имени, его настоящего имени. Довольно смешно, принимая во внимание, с каким пристрастием я допрашивала вас о вашей семье.
— Я не это имел в виду.
Конечно, нет; он-то знает все ветви своего генеалогического древа.
— Мать вернулась сюда, где я и родилась. Она устроила небольшой бунт и назвала меня Магнолией, намереваясь называть Мэгги. Из книжки своих детских лет она знала, что Мэгги — греческое имя, обозначающее жемчуг.
Улыбка скользнула по лицу Кайла.
— Очень ловко. — Он изменил положение, подвинувшись ближе к ней на несколько дюймов.
Мэгги не поняла, намеренно он это сделал или нечаянно.
— Я об этом не думала. Ненавижу свое имя, но полагаю, мама хотела показать мне, что можно быть личностью, оставаясь в рамках семейных традиций.
— Магнолия. Цветок Юга. — Он внимательно изучал ее лицо. — Оно вам идет.
Мэгги погибала под взглядом его ярко-голубых глаз и боролась с этим весь вечер. В конце концов, это утомительно.
— Вот как?
— Еще как!
Атмосфера в машине изменилась. Мэгги хотела намекнуть, что пора уезжать, но с разгорающейся страстью испарились все слова.
Это было дикое желание. Дикое еще и потому, что этого мужчину она слишком мало знала, чтобы чувствовать что-либо подобное.
Ее чувства будто обострились: она заметила, что одна его бровь чуть более приподнята, чем другая, разглядела ломаную линию бачков, форму ушей, морщинку на шее, прекрасно очерченный рот и небольшой шрам на подбородке. Она видела его губы и сузившиеся зрачки.
— Не смотрите на меня так, — прошептал Кайл.
— Как? — Хотя отлично понимала, что он имеет в виду.
Он придвинулся ближе:
— Как если бы…
Она приблизилась:
— Вы хотите…
Остальные слова утонули в поцелуе.