СИСТЕМА ПЕРЕНАСТРОЕНА. ВОЙТИ?
— Давай! — упрямо сказал Василий.
Сейчас он все-таки пройдет до точки вектора сопротивления, пробьет проход! За ним ринется его тройка: Гори, Мъяга-Хо и Женька. Общими усилиями они доломают защиту — одним мощным ударом все-таки вскроют хранимые ментальные файлы, столь необходимые для продолжения наступления!
Это наступление будет продолжено!
Это наше наступление не остановить!
И на острие всплеска всеобщего гнева будет он — Василий Лахтин, которому скоро исполнятся заветные шестнадцать лет! И он — один из тех самых — вы понимаете?! — тех самых шестидесяти курсантов, которых отобрали из сотен тысяч парней и девчонок по всей России!
Василий Лахтин!
Россия!
Мужчина и воин!
…Три визжащие твари мгновенно вцепились ему в живот. Василий попытался оторвать их от себя, но они вгрызались в плоть, упруго скользя под пальцами. Василий закричал. Какая страшная, звериная боль!
Все исчезло. Остались только он и боль.
Боль поглотила весь мир. Она была везде. Она была всем.
…И небеса померкли для него.
И все вдруг закончилось. Он лежал в сыром подвале, задыхаясь на куче вонючего, как адская бездна, тряпья. Гори, как облитая защитным трансдермом, протянула ему флягу бодрящего. Лицо ее горело.
— Как ты? — спросила она, оглядываясь и крепко сжимая дезинтегратор.
— Вхожу в норму, — сипло сказал Василий. — С ходу вляпался.
— Аккуратнее надо было входить, — сказала Гори. — А ты как на вечеринку вывалился.
Кирпичи свода начали шевелиться. Сквозь щели между ними посыпались белые черви с черными головками. Егор тотчас закрыл лицо щитком шлема. Черви копошились на трансдерме, пытаясь прокусить его. В углу подвала ворочался изъеденный язвами голый старик. Он повернул к ним голову и раскрыл беззубый рот. Из живота его свисали провода и внутренности.
— Уходим, — сказал Василий и вскочил на ноги. — Гори, иди следом!
Старик раскрыл рот еще шире. Изо рта вываливалась горячая жижа. Гори отвернулась.
Они проскользнули по пульсирующему проходу и провалились по пояс в шевелящуюся бурую жижу. Сверху с воплями падали ободранные до мяса люди. Гори сшибло с ног, и Василий рванулся к ней, по плечо погрузил руку, нащупал что-то упругое и скользкое и… ухнул в яму.
Гори нигде не было. Яма была земляная, с торчащими из стенок корнями. Откуда-то сверху падал дождь. Василий попытался подпрыгнуть и ухватиться за корень, но упал обратно, ободрав себе живот. Он был абсолютно гол. Равнодушная Гори уже лежала под ногами. Горло ее пересекала черная запекшаяся рана. В глазницах торчали отрезанные большие пальцы.
Сяо Мэй бросила в яму первую лопату земли…
Потом Василий долго пробирался через узкий лаз в земле. Отвратительные скользкие мокрицы лопались под руками. Усилием воли он все-таки подавил в себе дикий приступ клаустрофобии и вновь оказался облеченным в трансдерм. Мъяга-Хо и Женька вытянули его на поверхность, где мрачные люди в кольчугах уже тыкали факелами в огромную кучу сухого хвороста. На вершине костра первокурсница Наташка, рыдая, билась в колючей проволоке, которой ее привязали к столбу. У ее ног сидела абсолютно поседевшая Гори и мерно раскачивалась из стороны в сторону. На лице и плечах ее кровоточили многочисленные порезы.
Втроем они расстреляли палачей, и Мъяга-Хо вытащил Гори на палубу океанского лайнера. Он наскоро сканировал ментальным эго-полем несчастную девушку. Гори не отзывалась. Они отправили ее в сон и ее тело медленно растворилось во влажном соленом воздухе. Значит, они остались втроем.
Но выросшая за бортом гигантская темно-зеленая волна расшвыряла их в разные стороны. Василий тонул, уже чувствуя, как вода врывается в его легкие, размочалив их в кровавые мокрые клочья… но его рванули за волосы, и избитый в кровь Женька выволок его в боковой окоп. Артобстрел был в полном разгаре.
— Где Мъяга-Хо? — заорал Василий, отплевываясь от сухой пыли, дерущей глотку.
— Отнесло в сторону, — крикнул Женька, набивая магазин от калаша. — Если сумеет — прорвется, а пока тебя только я прикрываю, понял? Тяжко нам сегодня придется!
Близкий разрыв осыпал их комьями земли и заволок удушливой пылью. Кашляя, Василий потянулся к Женьке, но тот сидел, откинувшись к стенке окопа, и только как-то странно дергал руками и ногами. Василий засмеялся. Он смеялся и смеялся, кашляя до рвоты, и никак не мог остановиться. Ну не смешно ли? Осколком Женьке аккуратно срезало голову, оставив только нижнюю челюсть, болтающийся запыленный язык и кровавый пузырь, вздымающийся из перебитой трахеи.
Надо остановиться, надо остановиться!
Он чувствовал, что Связной где-то рядом. Совсем рядом! Еще немного, еще совсем малую толику воли и терпения, и он сможет передать ему все те данные, которые ждут компьютеры Центрального фронта. Координаты, перехваченные коды «свой-чужой», тайнофайлы… все это он помнит, помнит хорошо, да! И сейчас он передаст их Связному, который, улыбаясь, сидит за столом рядом с полковником Д., кивая головой.
У экрана школьного монитора так приятно спокойно сдавать экзамен, неторопливо нанося на матовую поверхность строчки цифр и символов. Вся группа аплодирует. Осталось только добавить последний штрих. Василий берет в руки старенький потертый менто-щуп и наводит его на экран. Итак, координаты, коды «свой-чужой» и…
Стой! Стой!!!
Это ловушка! Это не Связной, это ловушка!
Оглушающий удар взрыва выбрасывает его через окно. Осколки стекла легко распарывают его тело. Он падает на огромную кучу металлической стружки, и над ним склоняется мертвое лицо Сяо Мэй. «Коды?!» — говорит она. Изо рта ее пахнет ужасной гнилью.
— Коды?! — невнятно повторят она и поднимает ржавый гвоздь. — Тайнофайлы?
Василий кричит. Он уже ничего не может сказать. Гвоздь медленно выскребает его глазницы. Господи! Господи!!!
Когда милосердная система отключилась, Василий ухнул во тьму, где пахло нашатырем и йодом.
«… После удешевления производства компьютеров уровня квантового программирования, а также глобального развития беспроводной связи, Сеть стала единым организмом. Захват и уничтожение групп и формаций скоплений компьютеров не приводили к потере данных, многократно дублирующихся самой Сетью в процессе ввода.
Любая информация становилась „прозрачной“. Пароли и системы защиты, рассчитанные на перебор триллионов комбинаций, взламывались менее чем за месяц.
Однако еще до начала Святого Джихада человек научился подключаться к Сети с целью прямой передачи массивов данных — т. н. „воин-пароль“ (устар.). Кроме того, подключение достаточно быстро начало преследовать и более сложные задачи. Воины входили в ментальные контакты с целью разведки боем и силового перехвата глубоко законспирированных ключевых, каркасных и иных тайнофайлов, хранимых в ментальных слоях специально обученных „связных“ или „гонцов“.
Начались безумные — во всех смыслах — ментальные войны, окончание которых пришлось на период…»
«…Ментальная война — это война подсознательных страхов и фобий. Даже если у вас не так уж и развито абстрактное мышление и художественное воображение, то все равно при малейшей поблажке самому себе — вы обязательно потерпите крах! Помните, вы воюете в мире, где возможно все. Физическая, политическая и ментальная подготовка воина — залог его грядущих побед в мирах кошмаров и ужасов, не отличимых от реальности! Каждая ваша победа — это победа над собой, но не для себя одного, а во благо мира, во благо России!..»
В морге было прохладно и неожиданно уютно по сравнению с влажной жарой хилых акациевых аллей Академии.
Прозектор стянул перчатки и небрежно бросил их в хлюпнувшую пасть старенького утилизатора.
— С каждым годом они все моложе и моложе, — пробормотал он, закуривая модную нынче сигарету, стилизованную под старинные, табачные. — Помню, как года полтора назад меня дрожь брала, когда вскрывал первого шестнадцатилетнего пацана, умершего от обширного инфаркта. А теперь они косяком идут. И ничего!
— А что вы хотели? — равнодушно ответила пожилая ассистентка, вглядываясь в работу автомата-бальзамировщика. — Воюют всегда молодые. С энтузиазмом. Во все времена, во всех странах. У них в группе только Сяо Мэй восемнадцатый год пошел, а остальные — все моложе.
С потолка упала капля, разбившись о холодный живот Василия, на котором вертикальный разрез аккуратно зашивался суетливыми гибкими щупальцами.
— Черт, опять! Я отправил уже три служебные записки, чтобы наконец-то перекрыли течь на первом этаже! — раздраженно сказал прозектор, тыкая пальцем в клавиатуру: «Курсант Василий Лахтин. Причина смерти…». — Мало того что мне третий день ремонтируют нормальный комп, так еще и это!
Темно-вишневый ароматный пепел свалился с кончика сигареты и мягко рассыпался, попав между клавиш.
— Командирам теперь не до этого. Наступление! Сколько готовились-то! Ну и пошло-поехало — считай, даже с третьего курса практически всех слизнули, а это все-таки девятнадцать человек! — продолжила ассистентка.
— Они там как рассуждают? — не слушая, пробормотал доктор, вглядываясь в мокрое пятно на потолке. — Покойникам, дескать, все равно, и вы пока в своем подвале перебьетесь. Нет, ну куда это годится?! Компьютер — рухлядь, потолок протекает… «Перебьетесь»! — злился прозектор, впечатывая в пробелы стандартного бланка результаты вскрытия. — Я им там «перебьюсь»…
Автомат-бальзамировщик наложил последний шов и залепил его лентой телесного цвета. Мозг Василия уже плавал в консервант-жидкости, ожидая более подробного исследования. Прозектор очень надеялся за время наступления все-таки успеть набрать свежую статистику по глубоким ментальным поражениям по протоколам YMD и выйти наконец на звание имам-доктора. Что-то подсказывало ему, что именно в этом направлении можно что-то довольно быстро нарыть, а иначе войну он закончит в том же звании и в той же должности.