Долгий, крепкий сон — страница 9 из 33

— Здесь редко бывают хасиды. «У Номи» — кошерный ресторан, но не настолько кошерный, если вы понимаете, о чем я.

Я не поняла, но, решив, что это не так уж и важно, спросила:

— У вас сегодня играет живая музыка?

— Да. У нас она всегда по понедельникам и средам. Поищите своего друга сегодня. Послушать музыку приходит много молодежи.

Я поблагодарила и стала рассматривать посетителей. В зале оказалось много молодых людей с такой же стрижкой, как у Йоси. Некоторые даже носили такие же коричневые кожаные куртки. Тем не менее знакомым не показался ни один.

По правде говоря, я сильно сомневалась, что мне удастся узнать израильтянина Фрэйдл, даже если он сюда и придет. Всем известно, что зрительная память вообще штука ненадежная. Когда я работала федеральным защитником, мне приходилось выступать адвокатом на процессах, где свидетели давали подробное описание преступника — причем каждый свое. Один мог утверждать, что банк ограбил двухметровый блондин, другой — что преступление совершил карлик-филиппинец. Несколько свидетелей всегда означало, что у моего клиента есть шанс выкрутиться. Проблемы начинались, когда свидетель имелся всего один. Практически невозможно уговорить судью выслушать эксперта по проблемам визуального опознания в качестве свидетеля защиты. Даже если судья и позволял вызвать нескольких специалистов, более сильное впечатление на присяжных все равно производил банковский служащий, который, тыча трясущимся пальцем в моего клиента, шептал: «Это лицо навсегда врезалось в мою память».

Я на личном опыте знала, как часто подводит зрительная память. Как-то раз в юридическом колледже наша преподавательница по опознанию о чем-то перешептывалась в начале занятий с незнакомым мужчиной, который потом вышел из класса. Час спустя она остановила лекцию и попросила дать описание внешности этого мужчины. Я была абсолютно уверена, что это молодой латиноамериканец лет двадцати, под два метра ростом, в синей ветровке и брюках цвета хаки. Я подняла руку и без колебаний выдала это описание. Большая часть аудитории со мной согласилась. Тогда наша профессор подошла к двери и открыла ее. В класс зашел тот самый мужчина. Мулат лет тридцати, ростом намного ниже, чем два метра (он просто казался выше рядом с нашей миниатюрной учительницей), в джинсовой куртке и вареных джинсах. Мое описание оказалось абсолютно неверным. И, что хуже, моя уверенность в своей правоте повлияла на мнение других очевидцев.

Так что нельзя исключить, что Йося окажется совсем не тем молодым темноволосым израильтянином среднего роста, которого помнила я, а, например, восьмидесятилетним эскимосом в инвалидном кресле.

Пока я размышляла об этой и других проблемах дедукции, Руби надоело рисовать, а Исааку — сидеть на стуле. Так что следующие несколько минут мне пришлось баюкать сына и рассказывать сказку дочери. Наконец принесли еду. Руби с увлечением принялась уплетать свой фалафель, а я, сунув Исааку грудь и прикрыв ее салфеткой, уставилась на огромное блюдо с разноцветными салатами, которое водрузила передо мной официантка. Этой еды хватило бы на трех голодных мужчин. Или на одну кормящую женщину. Я почти стонала от наслаждения, загребая теплой питой пюре из нута с чесноком.

Я так старалась запихнуть в рот как можно больше еды до того, как Исаак закончит сосать молоко, что чуть не забыла о цели своего прихода. К счастью, я как раз решила передохнуть, когда в ресторан вошла группа молодых людей. И тут же с другой стороны зала раздалось:

— Шалом, Йося, Ифтах! Ма ha-inyanim? Как дела?

Нужным мне Йосей мог оказаться любой из этих пяти ребят. Все они — среднего роста с коротко стриженными темными волосами. И двое — в летных куртках.

— Йося! — громко позвала я.

Один из парней обернулся и посмотрел на меня. Он указал на себя пальцем и вопросительно поднял брови — вы меня?

Именно в этом ресторане восточной кухни, именно в этой стране и в этом городе.

— Йося? — переспросила я.

Он подошел.

— Я вас знаю? — У него оказался мягкий, приятный голос с легким, почти незаметным акцентом.

— Кажется, вы знаете одну мою знакомую — Фрэйдл Финкельштейн.

Он на секунду замер, потом посмотрел на меня внимательнее.

— Мы знакомы? — переспросил он.

— Меня зовут Джулиет Эпплбаум. Фрэйдл вчера сидела с моим ребенком. На Оранж-драйв.

— Мы с вами не встречались?

— Нет, нет. Не встречались. Но Фрэйдл мне про вас все рассказала.

В его взгляде мелькнуло сомнение.

— Ну, может, и не совсем все. Она сказала, что вы друзья.

Он грустно улыбнулся.

— Друзья. Да, наверное, друзья.

— Йося, вы не присядете на минутку, поговорить?

— Простите. Ничем не могу помочь. Я ее плохо знаю. Мы просто живем по соседству.

Он развернулся и пошел в другую сторону зала.

— Йося! — крикнула я вслед.

Он обернулся.

— Простите. Не понимаю, что вам от меня надо. Я ее почти не знаю. Мы всего пару раз говорили. Я ничего плохого не сделал.

Я удивленно посмотрела на него. С чего он взял, что я собираюсь его в чем-то обвинять?

— Вы знаете, где сейчас Фрэйдл?

— То есть как — где? Там же, где и всегда. У своего отца. Раввина, — бросил он с нескрываемым презрением.

— Как раз там-то ее и нет. Вчера она не вернулась домой.

Тут я подумала, что последний раз говорила с семьей Фрэйдл утром. Кто знает, может, девушка уже дома, живая и здоровая.

— По крайней мере, с утра не было, — уточнила я.

Либо Йося настолько хороший актер, либо его действительно удивили мои слова. Он взял стул от соседнего столика и уселся между мной и Руби.

— Эй! — возмутилась моя дочь. — Это наш стол!

— Руби, это Йося. Маме нужно с ним поговорить. Ешь фалафель.

Руби послушалась и снова принялась за еду. В этот момент Исаак рыгнул и оторвался от соска. Я переложила его на другую сторону. Йося старательно избегал смотреть на мою голую грудь.

— Вы говорите, Фрэйдл нет дома? — переспросил он.

Я рассказала ему, что она не появилась с утра на работе, и о моем последующем опыте общения с ее отцом.

— Не скажешь, что у него легкий характер, — прокомментировала я.

— Я с ним не встречался. Вас зовут Джулиет?

— Да.

— Джулиет, дело плохо. Вот так вот уйти… На Фрэйдл это не похоже. Она не настолько… Как вы здесь говорите, не настолько задвинутая?

— Продвинутая.

— Да, продвинутая. Нет. Она за всю жизнь ни разу не ночевала вне дома. Она бы так просто не ушла.

— И вы не знаете, где она?

Я не могла избавиться от подозрений в отношении этого парня. Ведь первое, что он сделал, это заявил о своей невиновности. Причем еще до того, как я сказала нечто, что можно принять за упрек.

— Я? Вы думаете, она у меня? Это бред. Мы с этой девушкой едва знакомы.

— Это вы так говорите. Тем не менее вы знаете ее достаточно, чтобы утверждать, что на нее похоже, а что — нет.

Он не отвечал.

— Йося, Фрэйдл — ваша девушка?

— Нет! Нет! Ничего подобного. Мы просто живем рядом и немного знакомы. Я же уже говорил! — он сердито замотал головой. — Да это и неважно. Важно другоe: где она сейчас. Да, вы сказали, что вечером вы с ними — с ее семьей — не разговаривали?

— Нет.

— Может, она уже дома? — с этими словами он встал, явно собираясь уйти.

— Стойте, Йося. Подождите. Давайте я позвоню ее матери и узнаю, дома ли она. Если да, то прекрасно. Больше я вас не побеспокою. Если нет — может, мы вместе подумаем, где она может быть?

Он задумчиво посмотрел на меня, затем пожал плечами и снова сел за стол.

Руби со ртом, набитым картошкой-фри, что-то пробурчала.

— Потерпи еще чуть-чуть, Персик. Маме нужно поговорить.

Я перегнулась через Исаака и, порывшись в сумочке, достала свой сотовый и бумажку с телефоном Финкельштейнов. Набрала номер. Раздался один гудок.

— Алло? Фрэйдл? — раздалось в трубке.

Значит, девушка не вернулась.

— Нет, это Джулиет Эпплбаум. Ребе Финкельштейн?

— Миссис Эпплбаум? Да, это я. Вы что-то узнали о моей дочери?

Я определенно не из тех, с кем ребе жаждал общаться. Но он слишком отчаянно желал хоть что-то узнать о дочери.

— Нет, пока нет. Мне очень жаль, ребе. Я просто звонила узнать, не пришла ли она домой.

— Нет. — И он положил трубку.

Я молча уставилась на телефон.

— Он повесил трубку! — негодующе прокомментировала я.

Похоже, Йосю это не удивило.

— Ее нет дома, — прозвучало скорее утверждение, чем вопрос.

— Нет.

Он пожал плечами.

— Тогда я не знаю, где она.

— Так все-таки, какие отношения у вас с Фрэйдл?

Он не ответил.

— Я понимаю, вы считаете, это не мое дело, но вместе мы могли бы попробовать выяснить, куда она пропала.

Он молчал.

— Вы боитесь, что я расскажу о вас ее родителям? Верно?

Тишина.

— Эй, дядя! Мама вас спрашивает!

— Тсс! Руби!

Йося посмотрел на меня, затем, весь бледный, встал из-за стола.

— Ничем не могу вам помочь. Я ее плохо знаю. Мы просто соседи, — повторил он, снова намереваясь уйти.

— Постойте, Йося. Давайте я оставлю вам свой телефон. Вдруг вы что-то надумаете.

Он пожал плечами и не глядя сунул протянутую визитку в карман.

— Как ваша фамилия? — спросила я.

— Зингер, — с этими словами он развернулся и пошел через зал к столику, за которым уже сидели его друзья.

— Мама, я хочу домой. Я хочу к папе, — заныла Руби.

— Уже идем, моя сладкая.

Не теряя времени, я вывела детей из ресторана и усадила в машину. Через час я уже искупала и Исаака, и Руби, и теперь укладывала их спать. Руби заснула сразу, как только ее голова коснулась подушки. Исаак, как обычно, готов был куролесить хоть до самого утра.

Я положила его рядом с собой и притворилась спящей, надеясь, что этот номер пройдет и мальчик задремлет вместе со мной. Но его не проняло. Он лежал на моем плече, хныча и размахивая ручонками с пальчиками, растопыренными как у миниатюрной тайской танцовщицы. Поизображав крепкий сон минут десять, я сдалась.