– Посему, братья-славяне, я проставляюсь. От чистого сердца!
Тут наступила всеобщая ясность. Лица братьев-славян просветлели, все заговорили разом.
– Обмыть – это ж совсем другое дело!
– А то втирает нам про какую-то демографию!
– Наш человек! Одно слово – Петрович!
Гордик направил общую бурную радость в деловое русло.
– Значит, так! Бабы, оттащили свои сумки по домам и бегом к сидоровскому отелю. Мужики, выпивку и пакеты туда же! Петруха, Семен, бегом на речку с бредешком, чтоб рыбка к столу была!
Земляки забегали быстро, но организованно, Грим и Машенька едва успели выдернуть из их рук пакеты с купленным лично для себя. Гордик закатил дрезину в конуру, закрыл дверцу и навесил замок.
– Это зачем?! – спросил Грим. Гордик обьяснил:
– От дождя, ржавеет же. И чтобы не угнали.
– Да кто ж и куда её здесь угонит?!
– А вот эти, – Гордик мотнул головой в сторону мужиков. – Они как бухать начинают, всё норовят за последней бутылкой в райцентр сгонять. Поубиваются же… Ихние бабы сами попросили меня на замок её закрывать.
– Слушай, у тебя от этой таратайки второй ключ есть?
– Есть.
– Ты мне дай ключ, – попросил Грим.
– Зачем?!
– Я вечерком графиню покатаю.
– Помочь? – простодушно предложил Гордик.
– Ну не-ет, – Грим усмехнулся. – Катать графиню я буду сам.
– Ну да, ну да, – смутился Гордик. – На ключ. Ну, пойдемте домой! – Гордик услужливо подхватил пакеты и повел их прямиком к какому-то дому… Шагая следом с Машенькой под руку, Грим пригляделся и, разволновавшись, воскликнул сдавленным голосом.
– Это же… Ё-моё, это же наш дом!
– Ну а чей же?! – удивился Гордик. – Только теперь уж не «наш», никого же из ваших не осталось. Теперь это только твой дом.
Подошли к калитке. Свежеокрашенный забор из штакетника стоял ровненько, крепко. И в самой усадьбе был порядок, огород вскопан, теплица натянута, дорожки просыпаны песком. Сам бревенчатый дом был покрашен красиво, в однотонный зеленый цвет. Грим оглядел хозяйство, в нерешительности остановился.
– Здесь живут, что ли?
– Не-ет, – Гордик был доволен произведенным эффектом. – Это я дом в порядке содержу. Тут, понимаешь, такое дело… – Гордик смутился. – К нам рыбаки-грибники приезжают, так я им твой дом на проживание сдаю. Вот и содержу в порядке. Вон, погляди! – Гордик указал на крыльцо, над которым на куске фанеры было написано «Отель Сидоровский». И под этой строкой столбиком «Проживание. Овощи. Яйца. Молоко. Курица под заказ. Доставка продуктов». – Ну это, понимаешь, бизнес такой. Зато дом в полном порядке! С другой стороны я думал: может, объявишься когда…
Грим и Машенька дружно рассмеялись. Графиня сквозь смех сказала Гордику восхищенно:
– Гордей, я от вас просто в восторге! Вы и продукты возите, и отель содержите. Какой вы… предприимчивый.
– Я еще библиотекарем работаю, – солидно сообщил Гордик. Грим и Машенька оборвали смех, поперхнувшись, начали озираться по сторонам в поисках библиотеки.
– Где?!
– Здесь, в местной библиотеке. Зарплата небольшая, книжный фонд небогатый, но работа интересная! – сказал Гордик с напором, несколько вызывающе. Он был исполнен достоинства, показывая, что он тут не только на дрезине гоняет, но читает книги и бегло говорит по-французски.
– Какие книги в вашем библиотечном фонде? – поинтересовалась Мария Владимировна.
– Разные… – Гордик поскучнел. – Есть «Краткий курс партии» товарища Сталина, «Избранное» Черненко, нутам всякие Хэмингуэи, Ремарки… Также имеется актуальная литература.
– Это какая? – поддержала культурный разговор Мария Владимировна.
– «Камасутра», например… – Гордик испытующе посмотрел на графиню. – Не читали?
– Это про что? – спросила она.
– Я принесу вам почитать, – пообещал Гордик. – Для ознакомления.
Грима перегнуло пополам, потянуло в сторону и зашатало, он уже не смеялся, только стонал и ойкал по-бабьи.
– Ой, не могу, ой, Господи, «для ознакомления»!.. И сколько тебе платят? – спросил он, вытирая слезы. Гордик насупился.
– Я же сказал, зарплата небольшая…
– Колись, давай, – Грим постанывал, готовый снова расхохотаться.
– Три тыщи шестьсот. В месяц. Ладно, пошли в дом. – Гордик поднялся на крыльцо, выудил из кармана штанов ключ, открыл дверь.
– Хозяева вперед. Прошу!
В распахнутые окна в дом вливался солнечный свет. В доме было сухо, тепло и чисто. В красном углу стояли по стенам две кровати, шифоньер, ближе к центру комнаты стол и четыре стула. У входа, справа и слева от двери, на тумбочке старенькая, на две конфорки, плита, газовый баллон и ветхозаветный холодильник «Днепр». На кухонном столике стоял таз, в котором была – горкой – чистая посуда.
– Баллон полный. Всё в рабочем состоянии, – докладывал Гордик тоном сдающего с рук на руки ценное имущество. Подошел к холодильнику, воткнул вилку в розетку. «Днепр» вздрогнул, подпрыгнул и хрипло заурчал. Грим стоял у кровати, гладил ладонью спинку-дугу с никелированными шарами.
– Это же моя кровать, Машенька. Представляешь…
Гордик протянул Гриму ключ.
– Вишь, холодильник фурычит! Постельные дела в шифоньере. Ну всё, я пост сдал – ты пост принял. Живите долго и счастливо!
Они вышли на крыльцо. Грим держал ключ на ладони нежно, как цыпленка, смотрел на него с детской улыбкой. Мария Владимировна осталась в доме, захлопотала. Выложила из пакетов в холодильник продукты, бутылки, вынесла на солнце матрасы, подушки и вернулась в дом. В конце усадьбы женщины пластали в тарелки закуски, вытряхивали из банок в миски солонину из своих погребов. С краю еще не накрытого стола сидели на табуретках ребятишки, перед ними высилась горка шоколадных конфет, и перед каждым стояла кружка с молоком. Мелюзга сидела основательно, как хомячки, с размеренным чмоканьем, пожирали конфеты. И все ревниво зыркали, выхватывали друг у друга конфетные обертки, прятали их кто за пазуху, кто в трусики. Поодаль, на табуретке, стояла гармошка, дожидалась своего часа.
– Где графиня-то наша? – звонко крикнула крепкая молодуха. – Поглядела бы, мы тут всё как надо делаем?
– Графиня, вас кличут! – позвал Грим Машеньку. Она вышла на крыльцо, идти к бабам, но тут Петруха бегом вкатил в калитку тачку, полную больших карасей, поверх которых лежали, ворочались три здоровенные шуки-икрянки. Следом, с мокрым бреднем на плече, забежал, подпрыгивая, Семён. Мужики были в трусах и сапогах, околевшие до синевы, с черными от холода трясущимися губами. Обоих до стука зубов бил колотун.
– Па-па-ца-ца, – замычал Петруха.
– В смысле, пацан сказал – пацан сделал, да? – пришел ему на подмогу Гордик. Петруха утвердительно кивнул, на миг перестал трястись и опять заколотился. Грим попросил Машеньку:
– Дай-ка из дома пару стаканов, пока они тут не окочурились.
Мария Владимировна вынесла из дома два граненых – сталинских – стакана. Грим быстренько выхватил из ящика бутылку, одним движением большого пальца свинтил, как гайку с болта, пробку, плеснул по полстакана.
– Полные не наливаю – расплескаете. Вперед!
Мужики вмиг опрокинули водку в горло и протянули Гриму пустые стаканы, не выпуская их из рук. Он разлил бутылку до дна.
– Инъекция нумер два. Погнали!
На этот раз Петруха и Семён выпили с растяжкой. Но стаканы из рук не выпустили, посмотрели на ящик, потом на Грима…
– Хорош! – прикрикнул Гордик. – За столом зальётесь! Давайте бегом в библиотеку, тащите сюда длинный стол. На бегу и согреетесь. Верунчик, – позвал он жену. – Прими рыбу на жарёху!
На крыльце Грим спросил Гордика:
– Мою землю тоже продали?
– Да ты что, без хозяина как можно?! Там же договор купли-продажи надо подписывать, а кто ж с твоей стороны без тебя подпишет? Но тебе предложат продать, не задержатся…
– И кто же это будет?
– Да есть тут у нас один, – Гордик кивнул куда-то в сторону, вдоль проселка. – Стукачок блядовский, он его здесь на зарплате содержит, чтобы приглядывал за землей. Ну и за нами, чтоб не построили чего… Наши промеж себя Сексотом его зовут. Дерьмо мужик. Он сразу к тебе прискачет с предложением продать. – Гордик помолчал. Осторожно спросил:
– Ты продашь землю?
Грим сделал руками известный итальянский жест.
– Вот им! С кучерявым прибором! Это же еще дедовская земля, как же можно?!
– А мы продали, – сказал Гордик и виновато засопел.
– Ну и козлы! – жестко сказал Грим. – Это ж надо, родовую землю продали! А бабки небось пропили, да?
Гор дик продолжал виновато сопеть, похоже было, что он задним числом осознавал это святотатство.
– Так получилось…
Грим осатанел. Заговорил вполголоса, чтобы никто, кроме Гордика, не слышал. Слова летели, как отрубленные:
– Как?! Что получилось?! А ты, хрен моржовый, как такой моветон допустил?! – слово «моветон» Грим произнес издевательски, ядовито. – Книжки читаешь, по-хранцузски шпрехаешь, а мудак! Вы же, считай, родину свою продали! Тут могилы дедовские…
– О чем беседа? – спросила, выглянув в дверной проем Мария Владимировна, глядя подозрительно на лида друзей детства. Ей показалось, как-то не так они разговаривали, не по-доброму.
– О родине беседа у нас, – сказал язвительно Грим, разглядывая Гордика, как нечто незнакомое. Тот сошел с крыльца, как побитый, сел, ссутулившись на ступеньку. Плечи его подрагивали. Мария Владимировна вопросительно посмотрела на Грима: что случилось?!
Объяснять, что случилось, Гриму не пришлось, – у калитки стояла старуха, высокая, худая, вся в черном. Лицо у нее было темное, иконописное и на нём внезапно большие синие глаза. Стояла, оперевшись обеими руками на клюку, похожую на посох. Увидев, что её заметили, она властным взмахом руки позвала их.
– Меня здесь баба Лиза кличут. Так это ты правнучка графа Грушницкого, светлой памяти его?
Мария Владимировна испугалась. Вздрогнула под прямым взглядом льдисто синих глаз старухи.
– Я…