– Госпожа Грушницкая! Шеф ждет вас, уже два раза спрашивал! Прошу! – она распахнула дверь в кабинет Лядова. – Матвей Алексеевич, встречайте!
Лядов встретил её на середине кабинета, в поклоне поцеловал руку.
– Рад, что вы не отвергли мое приглашение! Очень рад, присаживайтесь, пожалуйста! – он отодвинул стул, помог ей сесть поудобнее за приставным столиком. Сам воцарился в своем президентском кресле и с добрейшей улыбкой начал любоваться графиней.
– Чай? Кофе?
Графиня отрицательно покачала головой, она побаивалась происходящего с ней и была напряжена, настороженно ждала разговора.
– Может быть, капучино?
Графиня неопределенно пожала плечами, мол, ладно уж, выпью я этот ваш капучино, раз вы настаиваете. Лядов нажал кнопочку на столе, торжественно скомандовал секретарше в микрофон:
– Капучино графине Грушницкой! – и с такой же торжественностью объявил: – Скажу вам прямо, вас мне сам Господь Бог послал!
Мария Владимировна растерялась, теперь ей было не столько страшно, сколько любопытно.
– Не буду томить Вас, объясню… – Лядов вышел из-за своего стола, сел напротив Марии Владимировны. Не удержался, стрельнул взглядом на её декольте и начал объяснять. Голос его при этом стал доверительным. – Видите ли, я давно хочу открыть в Европе офис, так сказать, европейское представительство моего бизнеса. Я и с губернатором об этом советовался. Он одобряет идею, в плане привлечения иностранных инвестиций в наш регион, создания совместных предприятий. Но нужен подходящий человек, коммуникабельный, приятный, вызывающий интерес, понимаете? Человек, с которым будут разговаривать…
– А я-то тут причем?! – ляпнула графиня, ошалевшая от такого с ней разговора.
– А притом, что вы эффектная женщина, графиня! На русскую графиню французики косяком пойдут. Ха! Весьма вероятно, во Франции есть потомки вашего рода, которые представят вас в деловых кругах. Ефим Моисеевич говорил мне, что ваши предки иммигрировали во Францию, там много русских сообществ и найти Грушницких вам будет нетрудно.
– Я ничего не понимаю в этих, как их… в инвестициях, – плачущим голосом пожаловалась Мария Владимировна, потрясенная предложением.
– А вам тут ничего не надо понимать, – Лядов через стол погладил её по руке. – Вы будете встречаться с людьми, рассказывать им о себе, о нашем бизнесе, показывать презентационные материалы. Тому, у кого возникнет серьезный интерес, говорите, что я могу устроить ему встречу с губернатором… – Он вернулся на свое место, взял с края стола несколько файловых папок. – Вот, все необходимые бумаги для вас готовы, почитаете и увидите, что ничего сложного в них нет. Встречайтесь, приглашайте к себе на кофе, говорите, слушайте. И сообщайте мне. А мы уж тут сообразим, что к чему…
Мария Владимировна пребывала в сильном волнении. Лядов подал ей фужер минералки, он терпеливо ждал, когда его полпред в Европе придет в чувство. Холодная вода помогла, графиня оживилась, не без кокетства спросила:
– Матвей Алексеевич, как вы меня нашли?
Лядов опять подсел к ней.
– Это пустяки, у Ройзмана же были ваши координаты. Ну, успокоились? – он опять погладил её по руке. И сделал контрольный выстрел.
– Вы, дорогая моя, графиня! Вам надо жить в Париже, а не здесь в переулке на окраине! У вас там род Грушницких! Прошу! – Лядов пригласил её в комнату отдыха, где был сервирован стол. – Вы не завтракали? Я тоже… Давайте помянём Розмана.
Лядов наполнил рюмки. Мария Владимировна выпила за упокой Ефима Маисеевича легко, с удовольствием, водка оказалась ей кстати, она быстро успокаивалась. Лядов понимающе ухмыльнулся. После второй стопки она скушала два бутерброда с малосольной семгой, суфле в шоколаде, и ей стало хорошо. Мария Владимировна была уже радостно взволнована, порывалась деловито спрашивать о том о сём, но Лядов сдерживал её:
– О мелочах позже!
Третью стопку Лядов предложил выпить за успех общего дела и родство душ. Мария Владимировна, раскрасневшись, смеялась, восклицала:
– Что вы со мной делаете!
– Устали, дорогая? – заботливо спросил Лядов, – Понимаю, такие волнения. Отдохните на диване, расслабьтесь. – Он помог ей встать из кресла, проводил до дивана. Мария Владимировна села, пьяная, повалилась со смехом назвничь. Он склонился над ней, положил руку на грудь.
– Ну что, графиня, в Париж?
– Да, – прошептала Мария Владимировна и закрыла глаза…
…Лядов привел себя в порядок, сказал ей:
– Я в кабинете.
Закрыв за собой дверь комнаты отдыха, он, поправляя галстук, весело сказал под нос:
– Графиня, а ничего особенного. Но забавно!
Через время вышла она, села на свое место перед остывшим капучино. Лядов как ни в чём не бывало, спросил на «ты»:
– Паспорт не забыла?
Она достала из сумочки и протянула ему паспорт. Лядов глянул в него, положил поверх файлов с документами.
– Сделаем бизнес-визу, долгоиграющую. В аэропорту тебя встретит человек, он русский, работает там таксистом, отвезет-привезет, поможет с языком. Я ему позвоню. Но язык учи, третий лишний на переговорах не нужен.
– Я бегло говорю, – в некотором смущении сказала Мария Владимировна.
– Бегло – это хорошо, – кивнул Лядов, – но надо, как из пулемета. Там у меня есть трехкомнатная квартира, располагайся. Вот банковская карточка, на ней двадцать тысяч евро. Месяцев на шесть хватит. На себя много не трать, в пределах двух тысяч в месяц, остальное – представительские. Чемодан вещей с собой не тащи, купи там всё, что носят в Париже, только смотри, чтобы скромненько, но со вкусом. Документы изучишь на месте. Освоишься там – я подлечу. Вопросы?
– Я хочу взять с собой Бегемота.
– Кого?!
– Это кот мой, Бегемот зовут.
– Ладно, – рассмеялся Лядов. – Я скажу сделать на него выездные справки. Собирайся. Вылет на днях. Секретарша тебе позвонит и проводит до Шереметьево.
– Вот моя деревня, вот мой дом родной! – продекламировал Баро. Грим протёр глаза, огляделся. Поодаль справа была конечная железнодорожная станция, слева поселок райцентра.
– Ну, господин спонсор, показывай, где дорога на деревню?
– А хрен её знает, – озирась, буркнул сонный Грим.
– Я по ней не ездил…
– Я знаю, я покажу! – маленький отец Павел встал на цыпочки на ступеньке джипа, даже шею вытянул.
– Во-он туда надо!
– Понял! – Баро потянулся, разминая тело после гонки по трассе. – Сейчас бак и канистру под горло зальем и… броня крепка, и танки наши быстры!
Вездеход танком пёр через лес, оставляя после себя чёткую колею. Дважды путь преграждали мощные стволы упавших деревьев. Баро шинковал их бензопилой, растаскивал лебедкой, сдвигал с пути бампером. Грим и отец Павел суетились на подмоге, обрубали ветки, оттаскивали их на обочину.
– Это необязательно, – одобрительно и одновременно снисходительно говорил Баро, орудуя пилой. – Это нам не препятствие.
– Ну как аппарат? – спросил он у дома Грима.
– Зверь! – сказал Грим. – Какой хозяин, такая и машина.
– Нормально! – рассмеялся Баро.
Деревенские вышли на проселок, стояли кто где с разинутыми ртами. Подошли только Гордик и Цезарь. Пёс сел рядом с Гримом, прижался боком и головой к его ноге. Гордик поздоровался несмело, опасливо оглядел Баро и на всякий случай руку ему не подал. Сказал робко:
– Здрастьте… товарищ. – Помолчал, оглядывая с видом знатока вездеход, и спросил в надежде на начало разговора. – Это ваша машина?
Баро насмешливо хмыкнул.
– Нет, это танк отца Павла!
Гордик обиделся. Сказал важно:
– А у меня, между прочим, железнодорожный транспорт. Мотодрезина!
– Очень хорошо, – неожиданно заинтересовался Баро. – Будешь на подхвате, когда что-то по мелочи надо привезти.
– У меня такса, – солидно сообщил Гордик.
– Мотор заберу, – пригрозил Грим. – Принеси ведро картошки, яиц, сальца отрежь. Мигом!
Грим покормил Цезаря, затопил баньку, сбегал на речку за водой. Отец Павел сел чистить картошку, Баро перенес в дом документы, кое-какой инструмент. Крикнул Гриму:
– Давай-ка с устатку примем по сто пятьдесят после дороги, а то в голове гудит. А потом уже как положено, в баньку и за стол.
Грим выставил из шкапчика на стол три старомодных стограммовых стаканчика. Спросил отца Павла:
– Батюшка, у вас в голове не гудит?
– За богоугодное дело не грех! – с неожиданным энтузиазмом воскликнул батюшка и проворно подсел к столу. – А также от сырости!
Баро и Грим рассмеялись, с любопытством поглядев на отца Павла.
– Сейчас я печку затоплю, – сказал Грим. – От сырости!
Парились – душа вон. Баро красный, заросший черным волосом, ревел, требовал:
– А ну навались в четыре руки!
Отец Павел повизгивал по-бабьи, тоненько ухал: «У-у-х, ах-х!», пучил голубые глазёнки и охаживал веником куда попадя ревущего цыгана.
– Батюшка, вы давайте без суеты! – Грим примеривался к волосатой спине Баро. – Вы его вот так вот, опаньки! Опаньки!
Из бани шли босые, завернувшись в чистые простыни, как ангелы во плоти. Впереди блаженно охающий отец Павел, за ним Баро и распаренный, тоже в блаженстве, Грим.
В доме сели за стол. Грим разлил по стаканчикам. Отец Павел изрек пышный и таинственный тост:
– Возблагодарим Всевышнего за наущение премудрое в нашем деле святом!
Гудела печь. На столе уже лежали припасы от Данияра – вареная курица, куски жареной баранины, нарезка сыра, колбасы. На плите, под присмотром Грима, шкворчала картошка на сале. Баро, сидя на табурете в простыне, как патриций, поблескивая золотым перстнем-печаткой, говорил с кем-то по телефону о бульдозере, трейлерах, комплектации проекта номер шесть. Отец Павел, подперев под скулы голову кулачками, слушал распоряжения Баро, как волшебную музыку…
Утром они обнаружили на крыльце бабу Лизу. Она была в праздничном, в белой кофточке и белом платке и оттого слегка стеснялась, но вела себя деловито. Перекрестила их, пожелала «В добрый час!» и сказала Гриму.