– Мы тут с бабами похозяйнуем у тебя, на обед общий борщ будет. Давай деньги на мясо.
Грим дал денег. Баро вручил ему рейку, лопату, колья, сам взял теодолит.
– Ну, пошли место выбирать.
– С воды начните! – сказала баба Лиза. – А то поставите церкву на мокром месте. Или, наоборот, далеко от воды.
– Умно! – подивился на старуху Баро. – А есть кому воду искать?
– Есть, – сказала баба Лиза. – Щас вот баб к варке приставлю и приду. Вы пока в биноклю свою поглядите.
В деревне закрутилась великая кутерьма. Гордик со своей Веркой по приказу бабы Лизы помчались на дрезине в райцентр на рынок, за говядиной и свежим прикладом на борщ. Отец Павел поехал с ними к священнику-соседу поговорить о добрососедстве и местной пастве. Вернулись быстро, уже вчетвером. Священник из райцентра примчался убедиться лично в скором появлении конкурента в деревне Славяново. Гордик и Верка бегом понесли к усадьбе Грима мешки с мясом и свежей капустой. Здесь бабы уже развели огонь под чугуном, принесли в него с речки два ведра воды.
…От райцентра медленно накатывался мощный утробный рёв, он достигал натужной высоты, затихал до слабого рокота и опять ревел.
– Что это? – спросил Грим, прислушавшись.
– Бульдозер, – сказал Баро. – По нашей колее идет, дорогу сюда бьет. Через пару-тройку часов будет здесь.
– Лихо у тебя дело поставлено! – удивился Грим.
Баро глядел в окуляр теодолита, показывал руками – вправо-влево, Грим послушно двигался с рейкой по склону. Баба Лиза принесла с собой завернутые в полотенце палочки. Разулась, взяла палочки в ладони и пошла, босая, большими кругами вокруг Грима, слушать воду. Они следили за ней молча, с явным любопытством. Иногда старуха останавливалась, замирала, прислушиваясь к чему-то, вдруг поворачивала круто в одну сторону, в другую, делала несколько шагов, но тотчас возвращалась. Баро и Грим были заворожены этим таинством. Внезапно баба Лиза как бы очнулась, завернула палочки в полотенце.
– Здесь вода. Там вон тоже есть, но не шибкая, а здесь хорошая вода. Прямо слыхать, как идет! Ну-ка, айдате ко мне, – она протянули им руки. – Опустите меня на землю, надо проверить. Для верности!
Они усадили бабу Лизу на землю. Она оправила вокруг себя юбку, посидела маленько, не двигаясь, и, видимо закончив какое-то дело, обулась, протянула им руки.
– Всё, подымайте! Да не шибко тяните, а то руки повыдергаете!
– Ну что? – нетерпеливо спросил Баро.
– Точно. Здесь вода! – баба Лиза топнула каблуком. – Вот те крест! Да хорошая!
– Как узнали?! – Баро был задет уверенностью старухи.
– Да очень просто. Жопу холодит.
Грим от хохота оскользнулся, повалился на землю. Следом за ним осел и Баро. Мужики ржали до слез, так, что слышно было в деревне. Баба Лиза снисходительно посмотрела на них, как на малых детей.
– Вот теперь столбите место под церкву. Чтобы колодец был поодаль, но и рядом.
У деревенских во дворах всё валилось из рук. Им надо было и прислушиваться к таинственному рёву, наползающему из леса, и глазеть на чёрного человека, который время от времени целился через окуляр в Грима, и принюхиваться к ветерку от его усадьбы, где на треноге в ведерном чугуне булькали на живом огне куски говядины.
– Ну, давай теперь привязку объекта к колодцу сделаем, сюда становись! – велел Баро Гриму, вскинул теодолит на плечо и пошел «стрелять» точку.
Периметр церкви определили быстро, забили колья, натянули шнур.
– Здесь будет стоять! – твердо сказал Баро, как о решенном деле. Отец Павел, его сосед по приходу, баба Лиза, взволнованные моментом, перекрестились трижды. Глядя на них, перекрестился и Грим. Баба Лиза взяла его под локоток, отвела в сторонку.
– Где графиня-то?
– Приболела, – промямлил Грим.
– Ой ли! – старуха быстро глянула ему в глаза. – Ты, милок, мне не ври! Трудно тебе с ней?
Прозорливость старухи поразила Грима.
– А что, видно?!
– Конечно, видать. Самодура она у тебя, – сказала баба Лиза.
– Это как?!
– Не постоянная она. Вспыльчивая, – объяснила старуха. – От неё нервой так и прёт!
– А может во мне дело? – спросил Грим.
– Не-е, – баба Лиза помотала головой. – Даже не сумневайся, у тебя именно от неё вся дерготня идет, я же вижу! А ты… – она оценивающе посмотрела на Грима. – Ты мужик конечно, хм-м… заводной. Одно слово – артист! Но основательный. А об графине так скажу… Об ней не жалей. Толку бы у тебя с ней всё равно не было бы.
– Какого толку? – с горькой насмешкой спросил Грим.
– А никакого. Ладно, айда к столу!
Они уже двинулись было к деревне, но тут из леса вылез огромный бульдозер и, подняв нож, попёр через пустошь прямо на них.
– Вы идите, – сказал Баро. – Я тут ему покажу, что к чему.
– Не-е, зови его к столу, а потом уж идите, делайте что надо, – велела баба Лиза.
Бабы накрыли стол и ушли. Тарелки были налиты, мясо, хлеб и лук нарезаны. Были даже горчица и чеснок, сообразительная Верка в райцентре прикупила. Сели. Отец Павел сотворил трапезную молитву:
– Христе Боже, благослови ястие и питие рабом Твоим, яко свят еси всегда, ныне и присно, и во веки веков!
Перекрестились, приступили хлебать, но баба Лиза остановила трапезу. Сказала Баро:
– Церкву покажи, какая она будет?
Он раскрыл перед старухой альбом. Баба Лиза, пораженная увиденной красотой, растрогалась, зашмыгала носом.
– Помолюсь в ей, тогда уж и помирать можно. Батюшка, ты меня в ей отпевай, красиво будет! – старуха обвела всех восторженным взглядом и вдруг шаловливо спросила:
– Чего не маетесь-то?
Догадливый Баро бросил ложку на стол.
– Еще как маемся!
– Иди вон, в баньке возьми, я там с утра припасла. Баро метнулся в баньку, вышел с поллитрой и веером кружек, надетых ручками на пальцы.
– Лизавета, ты чего паству спаиваешь! – слабо воспротивился отец Павел, не сводя взора с бутылки.
– В данный момент не грех, батюшка, – сказала баба Лиза. – Они люди степенные, меру знают.
– Конечно, мы меру знаем! – клятвенно воскликнул Грим. – Ты что, батюшка, вчера не заметил?
– А что было вчера? – батюшка опасливо поглядел на бабу Лизу.
– Вчера было вчера! – прекратил Баро разговор на эту опасную тему.
Ловко разлил. Дружно чокнулись, закусили мясом с чесноком и навалились на борщ. Бульдозерист хлебал шумно, блаженно постанывал, приговаривал:
– Это я хорошо приехал. Вовремя!
Вечером истопили баньку. Но не парились, грелись, неторопливо мылись после большой потной работы. Укладываясь спать, Баро сказал:
– Завтра вся деревня на уши встанет.
– С чего это?! – спросил уже сонный Грим.
– Увидишь, – пообещал Баро и отключился. Посреди ночи Грим проснулся, ему послышалось, что зазвонил его телефон. Никакого звонка не было. Он вышел из дома, сел рядом с Цезарем, который теперь, по теплу, обосновался на крыльце.
– Не звонит, – сказал Грим. – Самодура…
Пёс буркнул что-то своё и положил голову Гриму на колени.
– Ты так думаешь? – спросил Грим. – Действительно, что я как этот… не привязанный, а визжишь. Я с тобой согласен. Хрен с ней.
Он вернулся в дом, лег и уснул быстро и спокойно.
Рано утром на столе взвыл, запрыгал телефон Баро.
– Твою мать! – разозлился сквозь сон Грим. – Что он у тебя, как… резаная кошка!
Баро черным зверем метнулся к столу.
– Понял. Встречаю! – он начал проворно натягивать брюки, с радостным возбуждением скомандовал Гриму. – Вставай деревню на уши ставить!
Они наскоро поели молока с хлебом и заспешили на склон.
– Гляди, идут!
Теперь гул от леса шёл другой, не бульдозерный – более мягкий, но беспрерывный, нарастающий, будто там, в чащобе, готовился к взлету самолет. Первым из леса выплыл белоснежный, сверкающий никелем, гигантский трейлер МАН, за ним такой же второй, третьим шел тоже белый автобус, замыкал колону подъемный кран. Баро поднял руки над головой, начал давать команды взмахами ладоней, как диспетчер на авианосце. Деревенские, одетые кто во что, очумело выскакивали из дворов на просёлок и застывали здесь с разинутыми ртами.
Баро направил трейлеры на положенные им места, подъемный кран остановился поблизости. Двери автобуса расползлись, и из них на землю посыпалась бригада… узбеков, все в голубых комбинезонах с жёлтенькой эмблемой храма на груди. Высыпались, размяли ноги и, не мешкая, начали ставить большую армейскую палатку, таскать в нее раскладушки, матрасы, мешки с припасами. Рядом на треноге возник большой артельный казан, раскладные стол, стулья. Двое тут же развели под казаном огонь, присели к столу, начали чистить и шинковать лук, морковь. Все двигались слаженно, быстро и без лишних слов. Водители МАНов отцепили трейлеры, установили под ними тормозные лапы-домкраты, попили чай из термосов и уехали – нырнули в лес и бесследно исчезли.
Грим был ошеломлен, следил за происходящим с восхищением. Деревенские осмелели, подтянулись поближе, встали поодаль гурьбой с вытянутыми лицами и открытыми ртами, глядели на узбеков и их стремительные действия, как на цирковой атракцион.
Лук, морковь, куриные ножки полетели в казан, в котором уже потрескивало раскаленное подсолнечное масло. У огня остался один, остальные начали выбрасывать из трейлера и растаскивать по периметру траншеи церковного фундамента металлические листы опалубки и тут же вязать их друг к другу болтами. Баро внимательно наблюдал за процессом, иногда негромко давал распоряжения. Спросил весело Грима:
– Ну как, господин спонсор, стоит деревня на ушах?
Грим занял монументальную позу, ответил с грузинским акцентом по-сталински:
– Надо, товарищ, вовлечь массы в этот созидательный процесс. Поручаю вам обеспечить всенародный энтузиазм!
Баро и строители зареготали, улыбнулись робко и деревенские, на этот раз Сталин был не страшный.
Утром следующего дня пришли два огромных миксера с бетоном, встали друг против друга на противоположных точках фундамента. По сливным желобам попер бетон, рабочие, действуя лопатами, как гребцы на каноэ, погнали его по траншее. Деревенские наблюдали за происходящим уже смело, даже по-хозяй