Выслушав еще несколько подобных пожеланий, я все-таки смогла отойти от жителей и скрыться в дверях резиденции. В носу свербило от желания чихнуть, но я позволила себе тайком улыбнуться. Все потихоньку налаживалось.
В свою рискованную миссию Кай собрался на ночь глядя. Взял оружие, переоделся в удобную одежду, прихваченную с базы олимпийцев. Я знала, что днем он уезжал на болота, но вернулся с пустыми руками, значит, оставил «посылку» где-то за пределами поселения в целях безопасности. Стоя рядом с ним в прохладном хозяйственном помещении и наблюдая, как он подготавливает автомобиль к поездке, едва не сходила с ума от волнения.
— Ты вся дрожишь, — Кай подошел и потер мои плечи, — точно не простыла во время своего представления на площади?
— Н-нет, — я мотнула головой, — за тебя волнуюсь.
— Не стоит, — он поймал мою руку, снял с запястья браслет Каиссы, необходимый для управления автомобилем, и надел на свое. — Вот увидишь, я вернусь среди ночи, залезу к тебе под одеяло и заставлю греть.
Я невесело фыркнула. Пользуясь тем, что никого нет рядом, сама обхватила его лицо и прижалась поцелуем к губам. Так хотелось продлить это мгновение подольше! Умом я понимала, что Кай прав, и его вариант уничтожения Олимпа — самый простой и удобный, но сердце твердило: если потребуется, целый мир променяю на него одного.
— Ну все, — отодвинулся он, — ты меня как в другую галактику провожаешь.
Я шмыгнула носом и попятилась. Он запрыгнул в багги, завел мотор.
— Кай, — позвала я напоследок, — не забывай, это вопрос выживания. Ты просто обязан вернуться целым и невредимым.
Он послал мне нежную улыбку, кивнул и выехал в распахнутые ворота.
Я вернулась в свои комнаты, но на месте не сиделось. В голову лезли панические мысли. Попыталась занять себя другими заботами — советники еще днем озадачили проблемой, что в западном поселении продолжает бушевать пузырчатая болезнь, и к нам стекаются оттуда беженцы — но сосредоточиться не получалось. Сделав несколько кругов в четырех стенах, я поняла, что задыхаюсь. Подхватив теплую меховую накидку, отправилась на балкон.
Огромное звездное небо раскинулось над головой. Сшат-Ацхала казалась тусклее, чем обычно, и я не знала, с чем это связать. Может, время года такое? В последнее время редко удавалось полюбоваться на звезды. Не то что в прошлом, когда мы с Каем блуждали по протурбийским лесам и согревались по ночам у костра.
Иногда я думала, может, стоило оставить все, как есть? Уйти обратно, как предлагал Кай? Но в глубине души понимала: походная романтика не для меня. Я могла терпеть неудобства, пока держалась за главную цель — вернуться домой. Но теперь мои цели изменились. Я хотела просто быть счастливой. Здесь и сейчас. Жить в безопасности, тепле, уюте. И желательно, не прилагать множество усилий, чтобы добыть себе очередной завтрак или обед. Это ведь было так по-человечески — просто найти хорошие условия для жизни и пользоваться ими.
Жаль, что все хорошее никогда не дается просто.
За спиной скрипнула дверь. Я повернула голову и увидела Шассу. Удивилась, что на этот раз пришел один, без старшего советника, но ничего не сказала вслух. Склонив голову в знак приветствия, он подошел, встал рядом и тоже положил ладони на перила. Так мы и стояли некоторое время, в молчании разглядывая дома, на которые опустилась ночь. Когда я украдкой косилась в сторону Шассу, то замечала, что он в своих черных одеждах практически сливается с темным фоном. Только лицо и руки желтели яркими пятнами.
— Он ваш любовник, госпожа, — наконец произнес протурбиец.
Ему не требовалось уточнять, о ком идет речь, и мне подумалось, что он специально и не стал этого делать.
— Это как-то вас задевает, Шассу? — отозвалась я, прекрасно понимая, что рано или поздно этот разговор должен был состояться.
— Это неуважение к вашему мужу-правителю. Вы взяли схура в любовники сразу, как заняли трон.
— Неуважение к правителю? — переспросила я с иронией в голосе. — Это тому, который предал нас, перейдя на сторону схуров? Тому, кто насиловал и унижал меня морально и заставил выйти за него замуж? Я вас умоляю, Шассу. Если я расскажу эту слезливую историю в подробностях, женская половина поселения еще больше будет на моей стороне. А мужская…
— А мужская — тайно влюблена в вас, — перебил меня советник. — Вы можете не продолжать, госпожа. У меня есть глаза, чтобы видеть.
— Тогда к чему весь этот разговор?
— Откажитесь от правления! — он повернулся. — Протурбийцами не могут править люди! Это… унизительно.
— А что здесь унизительного? — зашипела я в ответ. — Разве я делаю что-то плохое для народа? В чем я не подхожу на этот пост? Цветом кожи и волос? Глазами? Я отказалась от своей культуры и своего языка, отказалась даже от своего настоящего имени! Господин Кай сделал то же самое. Мы хотим быть одними из вас!
— Тот, кто не родился протурбийцем, никогда им не станет, и язык тут ни при чем, — огрызнулся Шассу в ответ. — Схур-который-несет-смерть нападал на наши поселения, он брал с народа дань, так же как и его предшественники. Он убил моего сына! Правитель изгнал его! А вы подняли его обратно до своего уровня.
Советник покачал головой и фыркнул. Зато истинная причина его недовольства стала мне более понятна. Шассу мог замалчивать обиду, но она по-прежнему таилась глубоко в его сердце.
— Кай все искупит, — сказала я уже более миролюбивым тоном, сочувствуя его горю, — он уже начал это делать. Нам не придется воевать со схурами. Никто не погибнет в этой схватке. Господин Кай поедет и лично отравит их всех.
— Он? Один? Против армии схуров?! — советник откинул голову и рассмеялся. — Госпожа, простите, но я уже достаточно живу, чтобы не верить в такое.
— В их крепости есть слабое место, — возразила я, — он проникнет в водосток и отравит питьевую воду. Согласитесь, отличный план. А, главное, удобный — никто из моих подданных не пострадает. Уже к сегодняшнему утру мы окажемся в выигрыше. И не благодарите меня, Шассу. Считайте, что я просто выполняю свой долг, защищая наш народ. Пусть я всего лишь человек, а не чистокровная протурбийка.
Неприятную беседу больше не хотелось продолжать, и, смерив советника взглядом, я покинула балкон.
19
Кай выбрал длинный путь в объезд, решив лишний раз не мелькать на главной дороге. Его автомобиль был слишком приметен, чтобы незаметно подобраться к тюрьме, поэтому его пришлось оставить в лесу за несколько километров от конечной цели. Кай выбрался в глубокий снег, закинул на плечо сумку с инструментами, автомат, выволок из багажника несколько дурно пахнущих брезентовых свертков и, подсвечивая себе фонариком, двинулся в нужную сторону.
Периодически, чтобы не заблудиться, сверялся с картой, но беспокоиться было не о чем — он двигался в верном направлении. На этой планете и в более теплое время по ночам температура резко падала, а теперь мороз вообще пробирал до костей. Снег поскрипывал под ногами, свертки, которые Кай тянул за собой, шуршали, и в тишине это все звучало оглушительным оркестром.
Он остановился, выключил фонарик и прислушался. Вдалеке сонно вскрикнула птица. Впереди, за темными стволами деревьев уже виднелся просвет открытой местности. Тряхнув головой, Кай продолжил путь.
Чтобы легче было идти, он подогревал себя мыслями о доме. И пусть чужая зараженная планетка для него самого ничем не отличалась от другого десятка планет, которые он успел повидать, называть ее домом только потому, что здесь его ждала любимая женщина, оказалось неожиданно приятно.
Кай почти научился жить с мыслью, что Дана никогда не будет принадлежать ему одному. Ей требовалось ощущать себя частью общества. Утром, на площади, это не заметил бы разве что слепой. Когда белоснежка стояла между ровными рядами протурбийцев, Кай отлично понимал всех мужчин, готовых упасть к ее ногам. Ее глаза горели, тонкие светлые волосы разметались по плечам, кожа стала розоватой от холода.
И все-таки он видел, что ей не холодно. Физически, может быть, да. Но она этого не замечала, как рыба в воде купаясь во внимании своих подданных. Энергия их любви подпитывала ее, заставляла казаться выше и сильнее, чем она была на самом деле. Уж он-то точно помнил ее хрупкое и нежное тело под своими руками. Что-то внутри Кая дрогнуло, когда он смотрел на нее в тот момент. Каким эгоистичным дураком был, когда собирался увезти ее дальше ото всех и наслаждаться ее вниманием в одиночестве! С таким же успехом можно пытаться спрятать солнечный свет в жестяную банку и верить, что он там сохранится.
Но Кай давно отчаялся найти тому, что испытывал к Дане, рациональное объяснение. Несмотря на всю боль, которую она ему вольно или невольно причинила, на необходимость раз за разом переступать через себя и усмирять гордость, он не мог не тянуться к ней. Это было неприятно, непривычно и совершенно не похоже на него прежнего. Но это придавало его пустой и однообразной жизни новый смысл. И потеря звездолета уже так не царапала душу, и далекие холодные звезды не манили. Ему просто всегда чего-то не хватало. А теперь стало хватать.
Улыбаясь собственным мыслям, он вышел к озеру. Вокруг простиралась равнина, где-то совсем близко находился Олимп, но в темноте тюрьма оставалась невидимой. Корка льда заблестела в свете фонаря, когда Кай остановился на крутом берегу. Рядом, по правую руку, темнел свод большой трубы, выходившей из-под земли.
Кай аккуратно поставил ногу на лед. Раздался хруст, ступня провалилась, в ботинок хлынула обжигающая вода. Он выругался, не жалея крепкого словца. Ступил другой ногой, провалился по колено. Придерживаясь рукой за холодный металл трубы, добрался и пригнул голову, чтобы залезть внутрь.
Стоять в полный рост здесь не получалось, но, как он и предполагал, взрослый человек мог вполне передвигаться пешком. Небольшой ручеек, вытекавший из недр водосливной системы, замерз и превратился в полоску льда, влажно сверкающую на свету. Пахло здесь не очень приятно, но терпимо.