я бы еще раз оказаться рядом. А сейчас… С губ сорвался обреченный стон, и боль рваными вспышками взорвалась в теле, везде, где еще остались какие-то ощущения. Но Саша была только рада. Пусть болит, сильнее, пусть станет нестерпимо, пусть затмит любые другие мысли…
Неужели она обезумела настолько, что вновь пропустила дар судьбы, нет, не счастье, – право сделать верный шаг, возвращая давно задержанные долги?
У Дашки был шанс узнать родного отца, у нее самой – возможность раскаяться в совершенном, но она не допустила ни того, ни другого.
Все-таки заставила себя через силу разлепить веки, растерянно озираясь по сторонам. Она находилась на достаточно большом расстоянии от могилы, на скамейке, дойти до которой самостоятельно никак не могла. Значит, ей помогли? Только кто? Хотя не ли равно?
Поднялась, ощущая, как дрожат колени, и шагнула туда, откуда доносился удушающий запах свежей земли. Табличка притягивала взгляд, но Саша опять не успела ничего прочесть – ее оставил незнакомый голос.
– Это не он.
«Гора с плеч» – сколько раз ей приходилось слышать это выражение? Только теперь поняла, что оно означает и какое облегчение способно принести. От слез, встретившихся на ее коже с холодными струями ветра, лицо защипало, но Саша не обратила на это внимание. Стояла, боясь пошевелиться, сотрясаясь от рыданий и судорожными глотками втягивая воздух, чтобы снова не потерять сознание.
– Ты глупая, – тот же голос пробился в ее беспорядочные мысли. – Находишься совсем не там, где должна быть. Какой смысл скорбеть о прошлом, когда можно изменить настоящее? Или он ошибся, влюбившись в женщину, неспособную на решительные шаги?
Саша обернулась, наталкиваясь на взгляд, холоднее которого ей не приходилось встречать. Не только глаза – весь облик незнакомки источал лед. И осуждение.
Она даже сейчас была красивой, несмотря на печать усталости на лице и неестественно бледную кожу, иссеченную мелкими морщинками. Выкрашенные в черный цвет волосы почти сливались с мехом дорогой шубы и таким же черным покрывалом, прячущим ноги, закованные в плен инвалидного кресла.
Почему-то Анжела представлялась Саше совсем другой. Раздавленной, измученной и опустошенной, а не гордой королевой, мудрой и проницательной, принявшей на себя право судить других.
Возразить не получалось, женщина была права, хотя ее обвинение и звучало достаточно жестко.
– Мало одного раза? – Анжела усмехнулась, но одними лишь губами, глаза остались непроницаемыми. – Хочешь, чтобы он на самом деле оказался здесь? Тогда будет легче и простить, и признаться в том, что чувствуешь? Излить душу на гранитной плите?
Саша оглянулась на новую могилу, внезапно понимая, что это не просто чья-то последняя обитель. И женщина рядом тоже не просто так оказалась здесь.
– Чья она? – кивнула в сторону насыпи.
Анжела повторила движение ее взгляда, сделавшись еще мрачнее.
– Моего брата. Он разбился на машине несколько дней назад.
Что-то в ее голосе заставило Сашу насторожиться. Она понятия не имела, кем является этот брат и какое отношение имеет к Филиппу, но расположенные рядом могилы говорили сами за себя. Связь существовала, и место рядом было выбрано совсем не случайно. Или это такая же трагическая «случайность», которой была признана гибель Кирмана?
– Разбился… сам?
Анжела неожиданно рассмеялась, и от ее смеха по коже побежали мурашки.
– Сам. Ему крупно повезло.
– Что? – она ненормальная? Иначе как объяснить подобное заявление о родном человеке? Возможно, надо побыстрее уходить, а не тратить время на непонятные разговоры?
В нескольких метрах от них находился высокий мужчина, развернулся спиной и курил, ничем больше не выдавая своего присутствия. Простой сопровождающий или охранник? Для первого он выглядел слишком грозно, второй на кладбище казался совершенно неуместным. Саша ощутила, как сердце стянул страх. Закричи она сейчас или попытайся сбежать, никто не услышит и не придет на помощь, скорее всего, ей даже несколько шагов сделать не удастся.
Анжела опять рассмеялась.
– Нет ни одного повода причинять тебе вред, тем более что ты с этим сама превосходно справляешься.
Стало совсем жутко. Откуда эта женщина вообще про нее знает? И, похоже, совсем немало…
Та смотрела настолько внимательно, словно пыталась проникнуть в мысли.
– Здесь не самое подходящее место для общения. Не хочешь прокатиться до моего дома? Думаю, нам обеим есть, что обсудить.
Времени было достаточно, только вот ехать никуда не хотелось, Саша по-прежнему боялась. Не за себя – за Дашу, которую просто не может оставить. Если это ловушка…
Казалось, Анжела опять уловила ее сомнения.
– У нас есть два часа, потом мой водитель отвезет тебя туда, куда скажешь. Я буду ждать в машине, но не советую думать слишком долго, мне многое еще нужно сегодня успеть.
Она окликнула мужчину, который все с тем же неизменным выражением лица, взялся за ручку кресла, выкатывая его на центральную аллею кладбища.
Саша застыла, глядя им вслед, прислушиваясь к шелесту колес по асфальту. Звук был тихим, но все равно неуместным здесь, где чаще всего не встречалось ни души. Но это была хоть какая-то жизнь, в любом случае лучше, чем привычная мертвая тишина. Оглянулась назад, к свежей могиле, и к другой, которую оплакивала столько лет. В памяти внезапно всплыли слова из мудрой книги «Кто находится между живыми, тому есть еще надежда, так как и псу живому лучше, нежели мертвому льву» (книга Екклесиаста 9:4).
С губ снова сорвался вздох облегчения. ОН все-таки жив. Не важно, под каким именем. Не важно, что уже не ее. Просто в этом мире, под одним небом, реальный, а не в сумасшедших снах без начала и конца.
Мужчина, толкающий перед собой кресло, почти скрылся в конце аллеи, и Саша поспешила следом, ощутив прямо-таки жгучую необходимость закончить разговор с Анжелой. Это был шанс что-то понять. Что именно и с какой целью, она не могла себе объяснить, но чувствовала, что иначе нельзя. Последний месяц молчания стал мучительнее семи прошедших лет, и находиться в таком состоянии дальше было невозможно.
Огромный черный джип на фоне поблекшей ограды кладбища смотрелся совершенно нелепо. Саша споткнулась, замирая от стиснувшей сердце тревоги. Что она делает? Во что влезает? Но тут же одернула себя, понуждая довести начатое до конца, и нырнула в приоткрытую дверь салона.
В машине пахло кожей и дорогим парфюмом. Анжела не произнесла ни слова, лишь кивнула, расправляя покрывало на коленях, а Саша заворожено уставилась на ее ухоженные руки. Изящные пальцы были украшены массивными кольцами, от чего казались совсем тонкими, будто прозрачными, но выглядели так красиво, что свои собственные захотелось спрятать, засунуть поглубже в карманы, чтобы не видеть наспех обрезанных ногтей и сухой, уставшей кожи.
Анжела дала указания водителю трогаться, после чего пояснила:
– Нам ехать недолго, поговорим, когда останемся наедине. Думаю, ты не будешь возражать?
Саша покачала головой. Она по-прежнему не представляла, о чем им говорить, ощущая себя в обществе этой женщины очень неуютно. Хотя где ей вообще было комфортно в последнее время? Да и не нужны были никакие удобства, лишь бы разобраться со всем тем, что превратило ее в подобие человека. Как странно, после рассказа… Дмитрия Анжела представлялась ей жалким, обездоленным существом, в реальности же она видела перед собой яркую и роскошную женщину, не переставшую быть таковой даже с утратой возможности двигаться.
Вскоре машина остановилась перед огромным кирпичным забором, окружавшим один из тех особняков, которые Саша всегда обходила стороной. Они пугали своей роскошью и величием, которых не было даже в доме Филиппа.
Мужчина подхватил Анжелу на руки, быстро занося в помещение через центральный вход. Коротким жестом пригласил Сашу следовать за ними.
В залитой светом гостиной было довольно уютно, хотя шикарная обстановка смущала, заставляя чувствовать себя нищенкой, случайно оказавшейся в чуждом ей мире.
Расположившись в кресле, Анжела отпустила охранника.
– Давай избежим предисловий, они ни к чему. Я просто расскажу то, что тебе давно пора знать. А потом – решай сама.
И начала свой рассказ.
– Я жила в роскошном мире, где все было продумано до мелочей: моя учеба в элитной школе, а потом в престижном вузе, работа, личная жизнь, рождение детей, даже их будущее. Спорить не имело смысла, отец не признавал никаких возражений. Я пыталась сопротивляться, но почти безрезультатно. Уже в десять лет существовала договоренность о предстоящей свадьбе. Династический брак был выгоден во всех отношениях за исключением того, что будущего мужа я на дух не переносила.
Отец никогда не казался мне тираном, но не сомневался в том, что является самым лучшим и правильным, а его любимой девочке следовало просто быть послушной. Я привыкла подчиняться. Не потому, что соглашалась с ним – не знала, как противостать.
Мне всегда хотелось рисовать, а для отца это выглядело блажью, не заслуживающей внимания. Он не был жесток и по-своему любил меня, но жизнь могла развиваться лишь по его правилам, которые не предусматривали моих чувств или интересов. Чем взрослее я становилась, тем явственнее это ощущала, но ничего не могла поделать. Словно попала в плен и находилась там почти добровольно, только изнемогала от этого все сильнее.
А потом встретила Филиппа.
При упоминании бывшего мужа ее жесткое лицо заметно смягчилось, а у Саши заныло сердце, когда она увидела откровенное тепло в глазах женщины. Это было слишком больно, и нелепая, бессмысленная ревность накрыла с головой. ОН был рядом долгие годы, дарил Анжеле свое тепло и внимание, заботился о ней, находясь ближе, чем кто-либо другой. И, несмотря на все случившееся, так и не наполнил душу ненавистью. А сама Саша не выдержала даже нескольких месяцев, и свалившееся испытание стало неподъемным грузом.
Женщина, между тем, продолжала.