дь малышка так ждала этой поездки… Но могло ли быть иначе? Все равно не позволил бы себе посадить девочку в машину, находясь в таком состоянии. Хотелось лишь надеяться, что она не сильно расстроилась или Саша как-то сумела ее успокоить.
Словно в ответ на его размышления, дверь бесшумно распахнулась, впуская маленькую фигурку. Даша была босиком и так старательно пыталась не шуметь, что он невольно улыбнулся.
– Привет, солнышко. Прости, что испортил нам вчерашнюю поездку. Ты не обиделась?
Девочка улыбнулась.
– Ты же заболел. Я знаю. А сейчас? Тебе уже лучше?
Лучше? Его перестало мутить, и барабанная дробь в голове стихла, но он прекрасно знал, что стоит сделать только один шаг – и накроет слабость, такая, с которой бесполезно бороться. Руки, ноги, все тело еще долго будут ватными, а во рту сохранится горьковатый привкус, напрочь уничтожавший любой аппетит. Но признаваться в этом ребенку он точно не станет.
– Все нормально, принцесса. Ты выспалась?
Даша удовлетворенно кивнула.
– Ага. Я всегда высыпаюсь. И я знала, что ты поправишься. Мама ведь тебя поцеловала?
Он не просто изумился – опешил от такого вопроса, совершенно не представляя, что имеет в виду малышка. А девочка засмеялась, глядя на его растерянное лицо, и пояснила:
– Когда у меня что-то болит, мама всегда целует это место, и оно проходит. Я ей сказала поцеловать тебя.
Такая наивная уверенность была восхитительна. Как и сама Даша. Мужчина едва сдержался, чтобы не стиснуть тоненькие плечики в объятьях. Этого хотелось так давно, еще даже до того, как он узнал правду. Девочка была Сашиной маленькой копией, таким же светлым чудом, которое пленило когда-то, заворожив своей искренностью и чистотой. Едва увидев ее, Дмитрий почувствовал странное тепло в груди, ощущение которого почти забыл за много лет. Словно вернулось прошлое, когда он наслаждался откровенной, хоть и незаслуженной любовью Александры. Как сильно отличалось ее отношение к нему от того, что приходилось встречать прежде! В девушке не было предвзятости и фальши, она отчаянно пыталась скрыть свои чувства, выплескивающиеся наружу из удивительных, сияющих глаз. Робела, смущалась – и ничего не могла поделать сама с собой. И так сильно хотела быть рядом, не думая о его состоянии и успехе. Просто рядом. Именно с ним. Это было так невероятно и привлекательно, что устоять не нашлось сил.
То же самое случилось теперь, когда стала известна правда о Даше. Он должен был бежать прочь, как можно дальше, не позволяя малышке привыкнуть к нему и полюбить, что происходило с каждым днем все отчетливее. Но не сумел. До дрожи жаждал ее присутствия в своей никчемной жизни, хотя бы в роли просто знакомой. Лишившись однажды любимой женщины, не мог потерять еще и дочь.
– Я тоже поцелую! – заявила Даша и, не дожидаясь позволения, дотянулась до его щеки, прижавшись к ней теплыми губами.
Как не вырвалось наружу сердце в этот момент? Заколотилось с такой силой, что стало трудно дышать. Ставшими непослушными руками мужчина на мгновенье притянул ее к себе, пряча лицо в пушистых волосах.
– Спасибо, Дашуня. Мне и правда легче.
Ее глаза задорно сверкнули.
– Тогда пойдем завтракать. Мамочка все давно приготовила, хоть и не разрешала тебя будить.
Она потянула за собой, вложив свою ручонку в его ладонь, и мужчина двинулся следом, испытывая почти болезненное наслаждение от такого подчинения. Если бы было возможно хоть что-то исправить… Отдал бы все на свете, чтобы остаться здесь, с этой малышкой. И с НЕЙ… Только чудес не случается в жизни, а его время для любви и счастья давно просочилось, будто песок сквозь пальцы.
Горечь во рту отчего-то не помешала впитать ароматы, витающие по квартире. Уютные запахи, такие желанные и чуждые… Кофе. Какая-то выпечка. И сама Саша.
Остановился в дверях кухни, пожирая женщину глазами. Она похудела. Еще больше, даже по сравнению с тем, какой была в их первую встречу спустя семь лет. Скулы заострились, отчего глаза казались бездонными, но думать о том, что таилось в их глубине, было невыносимо. Стянутые в пучок на затылке густые волосы открывали изящную шею.
Дмитрий закрыл глаза. Глупая… Была прелестна даже такой, но для чего сознательно портила свою красоту? Или вообще не думала об этом? Жила совсем другими мыслями, не видя собственного отражения в зеркале, не обращая на него внимания?
Как мог причинить столько страданий самому главному человеку в своей жизни? Ту, которую мечтал носить на руках, любить и лелеять, не просто сделал несчастной, превратил ее жизнь в выжженную пустыню.
Тогда, вернувшись на место своих величайших ошибок, почти обрадовался, увидев, как крепкие руки Павла обнимают Сашины плечи. После многомесячной агонии и непроходящих кошмаров впервые испытал какое-то подобие облегчения. Если она смогла впустить в свою жизнь другого мужчину, значит, тот жуткий осенний день хотя бы немного должен был стереться из памяти.
Раньше не терпел того, кто теперь находился рядом с его женщиной, испытывая почти физическую боль от удушающей ревности, но не признать правоты случившегося не мог. Сашка заслужила самого лучшего. Чистая и искренняя девочка, прекрасная, как мечта, должна была быть рядом с тем, кто любил бы ее. Просто любил, без громких слов и щедрых подарков, которыми сам прежде старался засыпать. Ему так нравилась ее смущение, смешанное с почти детским восторгом, что никак не получалось отказать себе в этом удовольствии, покупая то, в чем она, может быть, и не нуждалась, но что неизменно вызывало трогательную, сладкую улыбку.
Когда он рассмотрел ее округлившийся живот, что-то будто взорвалось внутри. У него не осталось права осуждать, но даже в унылой тишине палаты, где он приходил в себя после бесконечных операций, боль не была такой нестерпимой. В который раз пожалел о том, что не умер под теми пулями, что огонь от взрыва лишь изуродовал внешность, с которой и без того хотелось проститься, но не существовало такого огня, в котором могли бы сгореть его прегрешения. И исправить ничего не возможно, потому что впитавшийся в кровь аромат любимой женщины больше принадлежит не ему. Не его руки обнимают ее перед сном, не на его ласки отзывается волшебным румянцем нежная кожа. Он опоздал. И тогда, когда не уберег ее от беды, и сейчас, упустив последний шанс быть рядом.
Ушел, так и не сделав шага, которого и ждал, и боялся, находясь в стенах клиники, скрывая за равнодушием чужого лица воспоминания о самом счастливом и самом страшном времени в своей судьбе. Деньги давно были не нужны, когда-то вожделенное богатство утратило свою ценность, но в новую работу почти вцепился, вгрызся с немыслимой силой. Не с целью забыться – на это не стоило и надеяться, даже если суета дней отодвигала в сторону воспоминания, они возвращались к нему в ночных кошмарах, – чтобы за то недолгое время, которое ему осталось, успеть многое. Расплатиться по счетам…
Саша резко обернулась и тут же стремительно отвела глаза, но краткого мгновенья оказалось достаточно, чтобы заметить то…, чего в ее взгляде никак не могло быть. Не должно было быть. Помимо боли, терзающей сильнее ожогов, там полыхало желание, многократно превышающее то, что ему приходилось встречать прежде. И та самая любовь, которая однажды выбила почву у него из-под ног.
«Что же ты творишь, девочка? Как можешь все еще любить? Кого? Зачем? И что делать с этим ужасающим пониманием?
Я заслужил ненависть. Презрение. Отвращение. Что угодно… только не этот голод в твоих глазах. Не отчаянную уверенность, что никому другому его не утолить… Сашка… Сашенька…»
Ее плечи сжались, и даже не видя лица, мужчина знал, что оно сделалось пунцовым, и это новое откровение ослепило. Все эти дни Саша избегала общения, стыдясь встречи? Позволила приблизиться к дочери, а сама сознательно держалась в стороне, считая…
Снова, как утром, рот дернулся в беззвучном стоне. Нет… Нет же!
Во мгновенье преодолел расстояние между ними, вынуждая женщину повернуться. Саша зажмурилась, скрывая то, что отпечаталось в глазах, подтверждая его догадку.
А он все еще помнил запах ее кожи… И доверчивые, сводящие с ума ласки… И тонкий ободок кольца, который так и не надел на палец… и перемешанную со слезами кровь на лице…
– Прости… – губы дрогнули, а из-под опущенных век побежали прозрачные капли. – Завтрак уже остыл, я сейчас разогрею, и потом вы сможете поиграть, и…
– Саша! – перебил, замечая, как она вздрогнула от звука его голоса. – Саша, посмотри на меня…
Ее затрясло, и вместо того, чтобы открыть глаза, женщина зажмурилась еще сильнее, лицо исказила гримаса отчаянья, а щеки заблестели от слез. Она опять плачет из-за него…
Это было страшнее всего прочего: несостоявшихся намерений, одиночества, безысходности – снова причинить Саше боль. Он застыл, не в силах пошевелиться, просто стоял и смотрел на искаженное, но все равно дорогое лицо, прикасаться к которому давно лишился права. Впитывал каждую черточку, с ужасом понимая, что ничего не изменилось. Ни в нем. Ни с ней. Он по-прежнему желает ее, жалкий, ни на что ни годный глупец, алчет ощутить это чудо рядом с собой. Стать нужным хотя бы на одно ничтожное мгновенье.
Саша была так близко и так бесконечно далеко. Он чувствовал аромат волос и взволнованное дыхание, а заострившиеся плечи дрожали под его руками, и эта дрожь острыми вспышками отдавалась в ладонях, но как было преодолеть ту пропасть, что пролегла меж ними?
– Не плачь… сердце мое… Ты же знаешь, я не могу видеть твоих слез…
Глава 38
Саша замерла, не веря, что слышит это в действительности. Почти шепотом, отчего его хрипота стала почти неразличимой и словно повеяло далеким-далеким прошлым. Дыхание мужчины касалось мокрого от слез лица – и делалось теплее. Внутри оттаивало что-то, оживало давно казавшееся мертвым, утраченным, и она боялась пошевелиться, чтобы не растерять такую шаткую и такую желанную иллюзию.
Знала: стоит открыть глаза – все исчезнет. И боялась этого до безумия. Сладкие сны всегда кончаются, а пробуждение чересчур мучительно.