– Дима, а сегодня мы в парк поедем?
Дашин голосок прозвенел рядом, и хрупкая греза в одно мгновенье превратилась в пыль.
– Мамочка, у тебя блинчик горит!
Она дернулась, отстраняясь от Дмитрия, почти на ощупь схватила ручку сковороды.
Даша рассмеялась.
– Его придется выкинуть!
Блин превратился в хрустящий круглый уголек, годящийся разве что для мусорного ведра. Саша стряхнула его в раковину, только сейчас замечая, как дрожат пальцы. И она сама, все еще ощущая на плечах прикосновения мужчины. Его присутствие обволакивало, накрывало с головой, тянуло в запретную глубину, будто в омут, и не было ни сил, ни желания сопротивляться. Больше всего на свете хотелось отклониться назад, прижаться к груди и утратить связь с реальностью хотя бы на время. Не думать ни о чем.
Но такой возможности не было. Саша отступила в сторону, выливая на сковородку новую порцию теста. Глянула на Дмитрия из-за плеча.
– Сделать тебе кофе?
У него было такое усталое лицо, будто уже наступал вечер после нагруженного рабочего дня, и Саша застыдилась, понимая, как нелепы ее мысли, особенно теперь, когда мужчина, наверняка, все еще ощущает дискомфорт из-за пережитого приступа. А она, как озабоченная дурочка, мечтает о его объятьях.
– Прости… Я даже не спросила, как ты себя чувствуешь…
Дмитрий покачал головой:
– Все нормально уже. Это ты извини, что пришлось возиться со мной.
Ей бы хотелось… возиться. Больше: чувствовала бы себя по-настоящему счастливой, если бы могла хоть в чем-то помочь. Но, как тогда, при их первой встрече, ощущала себя совершенно не нужной гордому и самодостаточному человеку, так и теперь не представляла, что может для него сделать. И примет ли он вообще хоть каплю внимания.
– Мамочка, опять горит!
Голос Даши отрезвил, заставляя вернуться к насущным вопросам. Над плитой уже поднимался темный дымок, а в горле защипало от запаха гари. В тот же миг ладонь мужчины опустилась на ее пальцы, разжимая их и забирая тяжелую сковородку.
– Не выбрасывай… Пережаренные блинчики мне всегда нравились.
И правда, нравились. А она совсем забыла, ведь готовила ему очень редко, а эти самые блинчики – всего несколько раз. Филипп любил темно-золотую хрусткость только что снятого с огня угощения. Маленькие крошки на столе, прилипающие к губам. Это смотрелось забавно… ровно до того момента, пока мужчина не поднимал на нее глаза. Тогда пропадал смысл всего иного, кроме двоих, находящихся рядом.
Прошлое опять подступило вплотную, и Саша вспоминала то, что было совершенно неуместно теперь: сколько раз подобные мгновенья завершались по другому сценарию: забытой на столе посудой и недоеденным завтраком или ужином, пылкими ласками, утоляющими любой голод.
Она посмотрела на него впервые с того мгновенья, как Дмитрий вошел в кухню. Снова наткнулась на теплое дыхание. Так близко…. Нестерпимо близко… Потом губы мужчины едва заметно шевельнулись.
– Я все помню, Саш…
– Все… – искорка жизни, теплящаяся было в глазах, погасла, и Саша стремительно отвела взгляд. Рот скривился.
– Милая… – мужчина протянул руку, разжимая ее побелевшие пальцы, вцепившиеся в край стола, и, подтянув к губам, поцеловал веточки вен на запястье. Саша вздрогнула, попытавшись выдернуть ладонь.
– Не надо…
Страшно при мысли, что он помнит. Невыносимо. Лучше бы и доброе, что было, забыл вместе с дурным. Несбыточная мечта…
– Мама! – Даша не понимала, что происходит. Втиснулась между ними, переводя взгляд с одного на другого. – Так мы поедем в парк?
Саша воспользовалась таким удачным поводом отвлечься, вынырнула из опасной близости мужчины, отходя почти на метр и снова принимаясь за оставшееся тесто для блинчиков.
Сковорода зашипела, встречая новую порцию, Саша заставила себя сделать вид, что сейчас самое важное – испечь идеальный блинчик, и ничего иное не волнует. Бессмысленное занятие: ОН всегда читал ее будто открытую книгу, стоило ли надеяться, что сейчас есть шанс утаить свое состояние?
Даша потянула ее за рукав:
– Мамочка! Дима! Почему вы не отвечаете?
Дмитрий склонился к ней, осторожно растрепывая волосы.
– Принцесса, я ненадолго съезжу домой, а потом вернусь за вами. Хорошо?
Девочка замотала головой.
– А можно мы сразу поедем с тобой? Хочу к тебе в гости.
– Даша! – Саша оторопела от такой прямоты, виновато взглянув на мужчину. – Нельзя так, родная!
Его рука невесомо коснулась плеча.
– Ничего страшного. Так, наверное, правда будет удобнее. И быстрее. Я задолжал ей уйму времени…
Он говорил о прошлом вечере и об их несостоявшейся поездке, но Саша видела другое: тоску и сожаление об утраченных годах, проведённых вдали от дочери, неиссякаемую боль, пропитавшую его существо…
Все же Даша совсем еще малышка, она обязательно научится любить. Пусть не как отца, но как того, в чьей жизни значит так много… А когда-нибудь, со временем, возможно, удастся рассказать правду…
– Сделать кофе? – повторила вопрос, на который мужчина так и не ответил прежде. Прежде чем он успел кивнуть, в памяти отчетливо воссоздались нужные пропорции для приготовления его любимого напитка. Крепость, густота, температура… Саша сглотнула, сжимая пачку с ароматными зернами, и потянулась за кофемолкой. Привычные, выверенные действия, где почти невозможно допустить ошибку. Она варит кофе каждый день, повторяя то, что впечаталось в сознание. Вот так довести бы до автоматизма все остальное, чтобы не было повода страдать и сомневаться…
– Мамочка, я тогда побежала одеваться?
Сладкая милая Даша… Женщина посмотрела на дочь, не сдержав улыбки. Ей бы такой непосредственности, которой не хватает рядом с НИМ, детской доверчивости и простоты, чтобы обрести покой и насладиться тем переполненным тепла взглядом, то и дело ласкающим девочку.
– Собирайся. Дима выпьет кофе – и можно будет ехать.
Дождалась, пока дочка исчезла из кухни и заставила себя взглянуть на мужчину.
– Она такая упрямая… Всегда добивается того, что хочет.
Его губы чуть тронула улыбка.
– Она похожа на тебя… – и что-то еще, гораздо тише, уже неуловимое…
Саша отвернулась, понимая, что ни за что на свете не станет переспрашивать.
– Я тоже оденусь пока…
Переставила на стол чашечку с дымящимся кофе и почти бегом бросилась в свою комнату.
Ждать Дмитрия в машине или во дворе у дома Даша наотрез отказалась, заявив, что пойдет к нему домой. Он рассмеялся, а Саша не решилась возражать. Пришлось подниматься в квартиру и приложить все усилия, чтобы опять не утонуть в воспоминаниях. Тоже общих, но связанных уже не с Филиппом. У нее никак не выходило до конца объединить два образа в одном человеке. Тот, кого любила столько лет, вроде бы не имел ничего общего с этим почти незнакомым ей человеком… Не то лицо, иной голос, жесткость и холодность, совершенно не свойственные Кирману, жаркая несдержанность и пьянящая нежность в глазах… Даже запах другой… Но ведь и сама изменилась. Да, осталась прежней внешне, но в ней больше нет ничего от той наивной девочки. Их прошлое никогда не вернется, а будущее… есть ли оно вообще?
В квартире ничего не изменилось, будто Саша только вчера бежала отсюда, не решаясь оглянуться. Та же пугающая простота и безликость… Но теперь ощущалось что-то еще. В пропитанных одиночеством комнатах слова мужчины прозвучали почти криком, хотя он говорил едва слышно, стараясь, чтобы Даша, увлеченно озирающаяся по сторонам, ничего не смогла разобрать.
– Прости меня… хотя просить об этом – безумие.
Она застыла, не в силах сдвинуться с места, по нелепой иронии оказавшись как раз возле дивана. Будто вновь отбросило в те мгновенья, когда захлебывалась близостью, сходила с ума и надеялась, что это сумасшествие взаимно. И как тогда же огненным ливнем обрушился стыд за собственную несдержанность.
– Тебе не за что просить прощение. Я сама… хотела… – Саша поискала глазами дочь. «Хочу до сих пор… ты ведь знаешь об этом… Все так же, как прежде, понимаешь мое состояние…»
Боясь увидеть осуждение, не решалась взглянуть ему в глаза.
Мужчина заговорил свистящим шепотом:
– Я думал, что так будет лучше… Безумец! Пытался хоть как-то облегчить твою боль, причиняя еще большую.
– А зачем… облегчать мою боль? – В самом деле, для чего это чужому человеку, с которым ничего общего не осталось? – Если неприятно находиться рядом? Если я не заслуживаю даже… – при одном только взгляде на его рот залилась краской и, отстранившись, пошла к дочери.
Даже если он все понимает, обсуждать что-то у нее нет сил. И ни к чему.
– Дашуня, давай подождем в кухне, пока Дима переоденется. Не будем его отвлекать.
Короткий момент откровений был упущен. Саша весь день старалась держаться в стороне, не мешая разговорам Дмитрия с Дашей, лишь улыбалась, выслушивая забавную детскую болтовню. И ждала, когда все завершится. Устала. Ее не оставляло ощущение недоговоренности, а ловя на себе задумчивый взгляд мужчины, понимала, что только присутствие дочери удерживает от продолжения разговора.
Прощаясь у дверей собственной квартиры, поспешила возразить в ответ на Дашино предложение зайти в гости:
– Солнышко, мы с тобой сегодня Диму уже утомили. У него много дел, да и отдохнуть ему нужно.
– Я не устал. Зайду с удовольствием, принцесса, – он неожиданно забрал у Саши ключи, самостоятельно отворяя дверь и подталкивая девочку внутрь. Перехватил озадаченный взгляд женщины, улыбнувшись лишь краешком рта, но сохранив серьезность в глазах.
– Зачем? – ее голос неожиданно осип. – Мы ведь уже поужинали, Даше пора спать…
– Вот и отлично, – Саша уловила в его тоне непоколебимые нотки, которые были так привычны прежде в речи уверенного в себе начальника. – Я и не рассчитывал на ужин.
Ей стало страшно, настолько, что дрогнули пальцы, удерживающие детскую куртку.
– Уйди… пожалуйста…
Он забрал из ее рук Дашину одежду, вешая на нужный крючок, а потом склонился, прошептав так тихо, чтобы не услышала дочь.