Роберт криво улыбнулся.
— Адвокат герцога. У него был твой адрес.
— А я думала, что ты действительно собираешься продавать свои акции мистеру Вестону, — призналась я, смеясь, — и мы случайно встретились в его доме.
— Ты не ошиблась, — кивнул Роберт, — я собираюсь продать акции и переехать в Англию насовсем.
— И еще, Софи… — мужчина помолчал, мучительно подбирая слова. — Я не знаю, как сказать…
Роберт вдруг стал косноязычным и робким.
— Я хочу сказать… Прости меня. За ту боль, что я тебе причинил. За обидные слова, за ненависть… Но ты ведь понимаешь, что я имел право гневаться? То, что сделали со мной твои родители…
Я смотрела на Роберта, и сердце болело от любви к нему. Но я понимала, что еще рано. Он сейчас полон вины и раскаянья. Он хочет меня. Я вижу его страсть и желание так ясно, словно это написано у него на лбу красными буквами, но сомнения еще терзают его. Он любит меня и поэтому вынужденно прощает. Не потому, что понял, а потому, что знает — иначе меня не получить.
Я резко встала и отряхнула юбку.
— Спасибо за прекрасный пикник, но мне пора домой, — наклонилась и начала складывать в корзинку остатки еды, тарелки и бокалы. Видела, что Роберт удивился. Возможно, он планировал закончить день по-другому?
— Когда мы сможем встретить еще раз? — уныло спросил он.
— Завтра у меня большая стирка, — я заметила, как глаза Роберта округлились, — поэтому давай через два дня.
— Ладно, — кивнул он, окончательно распрощавшись с мыслью поцеловать меня, и пошел готовить экипаж. Ехали мы молча. Я с горечью обдумывала его слова и тяжело вздыхала, понимая, что Роберт в глубине души все еще остается обиженным ребенком. Я боялась, что если сейчас уступлю, то потом всю оставшуюся жизнь с ним (была уверена, что рано или поздно он предложит мне руку и сердце) придется выслушивать его жалобы и стенания на моих родителей и несправедливую жизнь. «Как все сложно», — мысленно вздохнула я.
Вот и мой дом. Подождала, пока Роберт обойдет экипаж и поможет мне выйти.
— Софи, — мужчина взял меня за руку и потянул на себя. Я приблизилась почти вплотную. Конечно, чего скрывать, я жаждала поцелуя еще больше, чем он. Ведь я так любила целоваться!
— Не знаю, чем я тебя обидел, — произнес он потерянно, — и почему ты так резко изменила поведение. Я ведь все тебе рассказал. (Роберт обнял меня и прижался губами к виску.) Ты моя первая и единственная любовь. Я все тебе простил…
Эта фраза стала последней каплей. Я взвилась фурией. Отшатнулась, отбросила его руку в сторону и презрительно уставилась на него.
— Что?! Ты меня простил?! — переспросила, кривя губы. — Вот что, дорогой, забирай свое прощение себе, мне оно не нужно! А знаешь почему?
Роберт растерянно смотрел на меня, ничего не понимая. Я с удовольствием, растягивая слова, прошипела ему в лицо:
— Потому что… я… ни в чем… не… виновата!
Резко развернулась и пошла к дому, оставив мужчину наедине с его сомнениями, думами и обидами. Я видела, каким ошарашенным стало его лицо, как остекленел взгляд, словно он увидел разверстую перед собой бездну.
«Я ни в чем не виновата!» — пело и ликовало сердце. Я вошла в дом и закружилась по комнате, плача и смеясь одновременно. Слезы текли из глаз, я всхлипывала, кусала губы, крепко обхватила себя руками и неистово, в каком-то болезненном и сладостном исступлении кружилась, пока не упала без сил.
Я ни в чем не виновата!
Наконец-то я освободилась от угрызений совести, от надуманной вины, от прошлого. Потому что тогда, двенадцать лет назад, я поступила единственно возможным способом. О том, что случилось после, я не знала и, соответственно, вины моей в этом нет. Мне было восемнадцать лет. Я была наивной доброй девочкой. Я любила родителей. Я правильно поступила. Я ни в чем не виновата!
Как мне стало легко — не передать словами. Я словно сбросила со своих плеч многотонный груз и расправила крылья. Десять лет я страдала и плакала из-за своей вины. Унижала и наказывала себя. А оказалось, что вины-то и нет! Главное, чтобы не тебя простили. Главное — чтобы ты простила себя сама. Поймет ли это Роберт или останется навсегда со своими демонами — его дело! Со своими я разобралась!
На следующий день я пошла в школу с предвкушением любимой работы, увлекательного общения с детьми, песен и музыки. Целый день я порхала, словно птичка, по школе и всем улыбалась. И вечно недовольной миссис Мопет, учительнице математики, и любимому директору мистеру Кримптону, и ученикам, и даже старичку-сторожу. А в двенадцать в школу заехал Роберт и попросил уделить ему немного времени: нужно поговорить. Ему я тоже улыбнулась.
— Софи, меня пригласили в Норвич. Попросили почитать лекции по механике в тамошнем университете. Вернусь через две недели. И у меня единственная просьба — дождись меня. Пожалуйста, не убегай больше.
Я глядела на Роберта во все глаза. Запоминая каждую черточку, морщинку, каждый жест, каждый шрам… Какое у него красивое лицо! Любимое. Родное. И такое грустное.
— Пообещай, Софи! — опять повторил он взволнованно. — Мне надоело за тобой бегать. Пообещай, что я найду тебя здесь, когда приеду.
— Хорошо, — согласно кивнула ему, — я не собираюсь уезжать. По крайней мере, в ближайшие две недели.
На самом деле сегодня утром я предупредила милейшего мистера Кримптона, что вскоре покину школу. В кабинете стоял страшный ор. Но я была непреклонна и стояла на своем. Мы договорились, что я доработаю до конца месяца (а это три недели) и уволюсь.
— Отлично, — прошептал Роберт и чуть качнулся в мою сторону, словно собираясь поцеловать. Я отступила на шаг назад.
— Софи… я не понимаю, что вчера произошло, — произнес он неуверенно, — что это была за истерика, что ты кричала мне… Когда вернусь, мы поговорим, да?
Он внимательно посмотрел мне в глаза.
— Хорошо, — легко согласилась я, — поговорим.
— Мне пора ехать. Университет прислал за мной автомобиль, он ждет снаружи.
— Езжай, — кивнула я. — Удачи.
Роберт предпринял еще одну попытку поцеловать меня, но я выставила вперед руку, не дав ему это сделать. И он отступил, скорчил обиженную гримасу, развернулся и вышел за дверь.
«Что ж, София, — мысленно сказала я себе, — если ты решила, что любишь одного-единственного мужчину на свете и только с ним можешь быть счастлива, нужно готовиться к борьбе с его демонами. А их у него ох как много».
Через неделю от мамы пришла телеграмма: «Срочно приезжай в замок Нордвик. Обвалилась западная башня. Серьезно пострадали двое слуг. Я выезжаю из Италии сегодня. Возьми все деньги, которые есть. Мама».
На следующий день я садилась на поезд, идущий в Нью-Йорк. Прощай, Берлингтон. Прощай, моя работа провинциальной учительницы. Прощай, Америка. Пора возвращаться домой. Для Роберта я оставила записку в гостинице, где он остановился.
«Роберт, я возвращаюсь в Англию. Прости, что не дождалась, но меня срочно требуют в замок Нордвик. Надеюсь, еще увидимся».
Сухие формальные фразы. Слишком еще все непонятно и зыбко. Наши отношения, чувства, признания. Его неуверенность. В себе? Во мне? В нас? Я на время выбросила из головы свои сердечные проблемы. И занялась насущными.
Мэри быстро упаковывала вещи и делала это с такой радостью на лице, что мне стало стыдно за свое поведение полгода назад. Как я могла вот так, не задумываясь, заставить женщину все бросить и ехать со мной за океан? Эгоистка, что с меня взять! На самом деле у меня самой тряслись руки и дрожь охватывала тело при мысли о том, что я еду домой. Пусть повод и был грустным, но сердце пело.
Пока ждали ближайший пароход, занялись продажей драгоценностей. Они мне уже не понадобятся. А вот золото везде золото. Я также написала письмо адвокату с просьбой переслать причитающиеся мне «вдовьи» деньги в Камберленд.
И опять неделя выматывающей тошноты и слабости. Все, больше никогда и ни за что не буду плавать. Англия — мое пристанище до конца жизни.
Из Лондона на поезде до Карлайла. Единственную ночь в столице я провела в своем особняке в Вест-Энде, сидя на диване в обнимку с любимой подругой. С вечера до раннего утра я рассказывала Лили обо всем, что произошло со мной за эти полгода. Не скрыла и приезд Роберта.
— Он все-таки нашел тебя, — хмыкнула Лили, — упорный малый.
— Да, — улыбнулась я. — Не знаю, что будет дальше. Все так запутанно…
— Когда ты отправилась в Америку, в свете случился изрядный переполох, — глаза Лили блестели весельем. — Ходило столько слухов! Предположения сыпались одно ужаснее другого. Если бы исчез и Стефан, то естественно было бы допустить, что вы сбежали вместе. Но Стефан показывался в свете с Джорджем, уже почти не прячась. А потом они вообще укатили во Францию…
Лилия наслаждалась, пересказывая новости.
— Роберт после твоего исчезновения словно сдулся. Нигде не показывался. Пару раз заявился ко мне на Рагби-стрит. Я высказала ему, не выбирая выражений, все, что о нем думаю. Больше ко мне не приходил.
— Я представляю, что это были за выражения, — рассмеялась я.
— Заслужил, — буркнула Лили. — После того как я увидела тебя на полу в коридоре дома семьи Кимберли, любого оскорбления было бы недостаточно. Потом он появился в ложе со знаменитой мадам Роже, и я думала, что убью его своими руками, так разозлилась. Кимберли на следующий день разорвали помолвку. Но если ты говоришь, что это было сделано намеренно…
Я радостно кивнула.
— А как ты? — поинтересовалась спустя некоторое время. — Как Бертон? Выиграл выборы?
Лилия тяжело вздохнула и взяла с подноса еще одно пирожное. Мы с Мэри собирались остановиться в гостинице, но горничная заявила: «Зачем тратить деньги, которых и так немного, если у вас есть свой особняк на Лонг-Акр-стрит. Пусть он стоит давно запертый и пустой, но ведь переночевать же в нем можно?». За несколько часов мы успели приготовить только две постели, ей и мне (в свою я так и не прилегла) и напечь пирожных на вечер.