Долгий путь вниз — страница 1 из 15

Джейсон РейнольдсДолгий путь вниз

Jason Reynolds

LONG WAY DOWN


Печатается с разрешения автора и литературных агентств Pippin Properties, Inc. (Rights People, London) и The Van Lear Agency.


* * *

Посвящается всем юным братьям и сестрам, содержащимся в местах предварительного заключения по всей стране, тем, кого я видел и кого нет.

Я вас люблю.

Никто

– не верьте сегодня

вообще ничему,

поэтому я и молчал до сих пор

и только сегодня решил рассказать

о том, что случилось со мной.

Но штука вся в том,

вы тоже сочтете,

как будто я спятил,

но это не так,

и все это – правда.

И все это было

реально со мной.

Да.

На самом деле.

Меня зовут

Уилл.

Уильям.

Уильям Холломан.

Вот только друзья

и все,

кто знает меня,

зовут меня

просто Уилл.

И вас я прошу называть меня Уилл,

ведь после того,

что я вам расскажу,

все вы согласитесь

стать другом моим,

а может,

и нет.

Но так иль иначе,

знакомьтесь со мной,

узнайте меня.

Я просто Уильям

для мамы своей

и брата по имени Шон,

когда он пытался

меня рассмешить.

Теперь

я очень жалею,

что мало смеялся

над глупыми шутками Шона,

да все потому,

что позавчера

его застрелили

насмерть.

Я не знаю вас,

я не знаю

ничего про вас,

есть ли у вас

братья

или сестры,

или мамы,

или папы,

или даже двоюродные,

но они для вас

как родные,

или тети,

или дяди,

но они для вас

как мамы

и папы,

но если кровь,

что течет в ваших жилах,

течет и внутри кого-то еще,

вам не захочется

увидеть ее

снаружи.

Грусть

очень трудно

объяснить.

Представь –

ты проснулся,

а рядом чужак,

связал тебя крепко,

щипцы сунул в рот,

хватая твой зуб,

тот коренной,

здоровенный,

тот, важный и нужный,

и вырвал его.

Представь, как в висках

стучит кровь

и давит на мозг,

и шумом в ушах

льется наружу.

Но самое худшее,

самая жесть,

это твой же язык,

что лезет и лезет

в пустую дыру,

туда,

где когда-то был зуб,

но теперь его нет.

Так трудно сказать:

Умер

Шон.

Умер

Шон.

Умер

Шон.

Как странно и грустно звучит.

Как сон.

Но, наверное,

не удивительно,

и от этого

становится

еще грустней

и еще хуже.

Позавчера

я и мой друг Тони

болтали, шатаясь без дела,

мечтая, что вырастем скоро,

ведь нам только лишь по пятнадцать.

Когда Шону было пятнадцать,

он вырос на фут или больше

и сразу отдал мне прикиды,

в которые сам не влезал.

И Тони твердил мне, что точно,

он вырастет, ведь в баскетболе

считался у нас самым лучшим,

а сам коротышкою был.

И вы ж понимаете, в спорте,

рост нужен тебе для успеха,

ну, или учись ловко прыгать,

и ввысь, ну, как будто

летишь.

И тут раздались выстрелы.

Все бросились

прочь,

пригибаясь

пониже,

стараясь

спрятаться.

Короче, спасаясь,

как нас всех учили.

Молясь и надеясь,

прижавшись к асфальту,

чтоб чертовы пули

попали

не в нас.

После выстрелов

я и Тони –

мы выждали четко,

пока все утихнет,

потом понемногу

поднялись и стали

считать число трупов.

В тот день

там был лишь один.

Шон.

Я не видел никогда

землетрясения.

Я даже не знаю, на что

это похоже,

но в тот момент

земля как будто

разверзлась

и сожрала меня.

Что всегда происходит, когда рядом кого-то убивают
№ 1: Крик

Кричат не все.

Обычно только

мамочки,

подружки,

дочери.

На этот раз

кричала Летисия,

подружка Шона,

стоя на коленях

и целуя его в лоб,

когда замолкала.

Как будто надеясь

отчаянным криком

вернуть его

к жизни,

остановить его кровь.

Но, кажется мне,

она поняла,

что где-то внутри

своего горя

и отчаяния

она целовала его

на прощанье.

А мама моя

только тихо стонала:

Нет, только не он.

Не мой малыш.

За что?!

Она нависла

над телом братишки,

как уличный фонарь,

но только потухший.

№ 2: Сирены

Сирены, сирены завыли,

глуша, разрезая вокруг

все звуки.

Все, кроме криков.

Ведь крики всегда

звучат громче всех.

И даже сирен.

№ 3: Допросы

Легавые нас осветили,

и все мы застыли на месте.

Кто-нибудь что-нибудь видел? –

спросил молодой полицейский.

Так скромно, как будто

он спрашивал это впервые.

Ну, тут новичка сразу видно.

Он искренне ставил вопросы,

надеясь услышать ответы.

Кто-нибудь что-нибудь видел?

Я – нет, не видел, не слышал.

А это сказал наш всезнайка,

сосед по району Марк Эндрюс.

Даже этот решил – будет лучше

не знать ничего.

А вдруг ты не знаешь:

выстрелы делают каждого

глухим и слепым, и особенно,

если рядом при этом имеется

труп.

Так лучше невидимым стать

в такие лихие моменты,

и это все знают отлично.

И Тони тогда смылся прочь.

Я даже не помню,

легавые меня о чем-нибудь

спрашивали,

или же нет?

Я ничего не слышал,

только в висках стучавшую кровь,

как будто меня окунули

под воду.

И я задержал дыханье.

Может быть.

Может быть, я хотел

передать этот воздух

Шону.

Или каким-то образом

оказаться

с ним вместе.

Когда происходит что-то очень плохое,

мы смотрим наверх и видим

луну, большую и яркую,

посылающую нам свой свет.

От этого всегда становится легче.

Как будто бы кто-то там, наверху,

меня озаряет в темноте.

Но только позавчера

Шон

умер,

а луны в небе не было.

Кто-то сказал мне однажды,

луна исчезает раз в месяц,

потом нарождается снова,

и снова сияет на небе

на следующий день.

Я вот что скажу –

луне повезло там, на небе,

ведь здесь, на земле

ничего нового

нет.

Я стоял там,

стиснув челюсти так,