что отца убили
за то, что он убил того,
кто застрелил нашего дядю.
Говорил, что он стоял у телефона-автомата,
может, с мамой разговаривал,
когда к нему
подошел какой-то парень,
приставил пистолет к башке,
спросил, а может, знает он,
чувака по имени Джи.
Не знаю я такого, сказал папа.
Но вот тут
та история и кончилась.
откуда он все это знает,
особенно обо всем
замесе с этим Джи.
Он ответил,
что ему рассказал Бак.
Добавил,
что это был угол Бака.
И вот тогда тот Бак
стал выискивать Шона,
которому в то время
было всего
семь лет.
Баку было шестнадцать.
Но я не
помню
и этого тоже.
Отцовский голос
зазвучал для меня так ново.
Глубокий, низкий.
С хрипотцой
на окончаньях слов.
Вот так, я думал,
Шон станет
говорить
когда-нибудь.
Вот ведь странно говорить с отцом,
как будто он мне незнаком,
хоть обнялись мы,
как родные.
Нормально вроде,
ответил я,
не зная, что еще сказать.
Вот как же поболтать с отцом,
когда слово «папа» – такое непривычное,
что лишь пытаешься его произнести,
и у тебя как будто вырастает третья губа
или второй язык?
просто рассказать ему
о Шоне,
и как мама
все плакала, пила
и чесалась,
пока не заснет,
о том, каково мне,
о Правилах
и прочем.
Хотелось мне
ему все рассказать
в душном лифте,
но я молчал,
поскольку
Бак,
Дэни и
дядя Марк
смотрели на него
теплыми,
странными взглядами.
сказал отец
и глубоко
вздохнул.
Я знаю,
знаю,
знаю.
И в его голосе
любовь
и грусть.
Я ответил,
хватая воздух ртом
и задыхаясь:
Я не знаю,
не знаю,
не знаю,
что делать.
тыльной стороной ладони,
проведя костяшками пальцев по глазам,
чтобы задавить слезы,
прежде чем они брызнут.
Не реветь.
Ни перед папой.
Ни перед Дэни.
Ни перед кем
из этих людей.
Вообще ни перед кем.
И никогда.
спросил он.
Следовать Правилам,
ответил я,
как отвечал
всем остальным.
Так же, как и ты.
когда тот
спросил меня, слыхал ли я когда-нибудь
историю отца.
Конечно же,
ответил я.
Его убили
у телефона-автомата.
Мука пробежала
по лицу отца.
Он открыл рот,
чтобы что-то сказать,
но тут
он передумал,
затем
опять
раздумал он.
Это не та история,
о которой мы говорим,
что ты знаешь –
это как меня убили,
объяснил отец.
Но ты не знаешь,
просто не знаешь…
я просто рухнул. Помешался.
И никогда не стал я прежним.
Словно осколки моего же сердца
резали меня изнутри,
прямо как мама тебе рассказывала.
Вы с Шоном были маленькими,
и я не мог вот так приходить домой,
быть отцом и мужем,
когда я никогда уже не мог
быть братом.
После того, когда все произошло.
И как все то произошло.
Но я не плакал. И не ныл.
Я точно знал, кто убил Марка,
и был уверен, что его достану.
Правила.
Им научил меня
Марк.
А его им научил
наш отец.
В тот вечер
я прошел два квартала туда,
где тусовался Марк,
где это все случилось.
Я ждал и ждал,
пока, наконец, из здания
вышел чувак,
прошел к себе на угол,
угол Марка,
сунул пакетик
в лапу покупателю.
Мелькнули денежки, и тут
я понял, что это тот самый,
кто застрелил моего брата
прямо на улице.
Я двинулся.
Накинул капюшон.
Ствол вынул из-за пояса,
и, когда он меня заметил,
я уже целился.
БАХ! БАХ! БАХ!
На третьем выстреле
он рухнул,
но я ему еще один добавил,
потому что рассвирепел.
Дико рассвирепел.
Как будто что-то
в меня вселилось.
что, по словам отца,
в него вселилось,
наверное, было то,
что мама называла
ночью.
что принялся бежать
так быстро,
что его кроссовки
едва касались
мостовой бетонной.
Он говорил, что двинулся
путем окольным,
что ствол он превратил в «тсс-тсс»,
а «ба-бах» превратил в «тшш-тшш».
то полез под горячий душ,
такой горячий,
что кожа горела
и слезала с тела,
сказал он.
Не мог поцеловать вашу маму,
не мог поцеловать вас, ребята,
перед сном.
Просто лежал голышом
в ванне с пеной,
и холодная эмаль
не давала мне спать
и берегла от кошмаров.
сказал я,
услышав, как отец
признался в том,
что уже и раньше
знал.
Правила
есть правила.
пустыми глазами,
в них мелькало что-то среднее между
виною и горем,
и их я никак не мог понять,
пока отец не признался,
что убил тогда
не того парня.
спросил я,
смутившись.
Нет, убил,
подтвердил отец
упавшим голосом.
Но Джи не убивал Марка.
Джи был просто сопляком,
пытавшимся быть крутым,
старавшимся завести
новых друзей,
срубить деньжат,
шестеркой
того парня,
который убил Марка,
объяснил он.
Тогда…
Тогда зачем…
Тогда зачем ты
убил его? –
спросил я.
Я не знал,
что это не он,
ответил отец
с дрожью
в голосе.
Я был уверен, что это убийца Марка.
Должен
был
быть.
к стене
рядом с Дэни и думал,
глядя на отца, который
был мне вовсе не отец.
По крайней мере, не таким, как я его себе представлял.