я плакал всю ночь,
признался я.
А на другое утро,
когда мы ели яйца
и сладкую овсянку,
Шон рассказал мне
про Правило Номер Один –
не реви.
когда умерла Дэни, –
это было впервые.
Никогда ничего подобного я не ощущал.
Я стоял под душем
на следующее утро,
после того как узнал от Шона
про Правило Номер Один –
не реви,
и мне так хотелось
содрать с себя кожу,
выцарапать глаза и
пробиться через что-нибудь –
стену,
лицо,
хоть что-нибудь,
так чтобы еще где-нибудь
оказалась дыра.
ТЕПЛО = ПОЛЕТ
видеть тебя, Дэни,
сказал я,
чувствуя себя как-то странно,
но говорил я
искренне.
Она выросла и стала
роскошной.
Ну, по крайней мере,
могла бы стать такой.
И мне тоже приятно
увидеться с тобой, Уилл.
Она усмехнулась.
Но ты так и
не ответил на мой вопрос.
пистолет?
посерьезнело,
напрягся каждый мускул.
Вчера вечером убили Шона.
Кто убил Шона?
А разве ты уже не знаешь?
Скажи кто, Уилл.
Из Темного Солнца. Ты помнишь
Риггса, он жил неподалеку.
Похоже, что он. Должен быть он.
Скорее
всего.
прежде, чем она узнала
о Правилах.
Поэтому я объяснил
их ей, чтобы она
не подумала про меня
ничего плохого.
А то получалось,
что я просто шпана,
которому все равно,
кого замочить.
Чтобы она знала
мою цель
и что тут задействована
честь семьи,
и если бы я знал
эти Правила тогда,
я бы сделал то же самое
ради нее.
А что
если
ты
промахнешься?
этого не будет,
сказал я.
А если будет? –
спросила она.
Этого не будет,
сказал я.
Откуда ты знаешь? –
спросила она.
Просто знаю,
сказал я.
А ты когда-нибудь стрелял
из пистолета? –
спросила она.
Это неважно,
сказал я.
Неважно.
Она хлопнула
себя по щекам,
пытаясь прогнать
волнение.
Но у нее не получилось.
А я и не ждал,
что получится.
ища поддержки
или помощи,
хоть чего-то,
но он
молчал.
Только вынул
сигареты
из кармана
и протянул их
Дэни.
Закуришь?
Наверное,
так он хотел
разрядить
обстановку.
Спасибо,
сказала Дэни,
вытягивая сигарету
из пачки.
Ты куришь? –
спросил я.
А ты стреляешь? –
парировала она,
просовывая сигарету
между блестящих губ,
подаваясь вперед
к огоньку.
Бак чиркнул
спичкой.
И лифт снова
остановился.
коробка с дымом,
серым и густым.
Бак и Дэни
дымили и затягивались
нескончаемыми сигаретами.
И я подумал, что, когда
двери откроются,
дым рванется наружу.
Но вместо этого он
повис застывшим облаком
в стальном кубе.
не должен быть
ни одеялом шерстяным,
не должен быть
ни снежной бурей, ни
телевизором с помехами сплошными.
Дым, как и настроение,
может устояться, но
он не должен быть
настолько плотным,
чтобы удержать меня.
надеясь, что кто-то поджидавший лифта,
дождется следующего.
Кому охота ехать в лифте,
полном дыма?
Что, если бы лифт
и не был полон дыма?
И все же,
кто захочет ехать в лифте
с зацикленным подростком?
Разгоняющим и задыхающимся
от невидимого тумана.
Он бы, наверное, подумал
то же, что сейчас
подумали бы вы.
чтобы дать место
силуэту
протиснуться в тумане
и войти.
Дэни и Бак
стояли позади меня
так близко, чтоб их чувствовать,
но ничьего дыханья я не ощущал.
здоровеннее я в жизни не видел,
вынырнули из тумана,
сильные и быстрые,
меня схватили за грудки,
сдавили шею
и держали меня, пока
двери лифта не закрылись.
Я уже едва дышал,
а дышалось мне все тяжелее,
и я не видел ничего
за этим занавесом
серым.
руки меня отпустили и
взяли в захват за шею,
прямо как Шон всегда
хватал меня, чего терпеть не могут
все младшие братья.
словно меня держали под водой
шальные волны,
разбиваясь о мою голову,
смеясь, смеясь,
смеясь и таща меня вниз.
Как ты определишь,
что вода – не потеха,
когда тонуть придется?
я поглядел
на Бака,
на Дэни –
вдруг помогут.
Они задвинулись
в угол
хмыкали,
расплывались,
дымили
все дальше.
заорал
я,
одна рука на шее,
другая на торчащем
из штанов
стволе.
и зачем ручонки тянешь? –
хохотнул
придурок,
который попытался
мне вырвать
кадык.
Племяш,
Племяш,
Племяш
Племяш?
Племяш,
тянул он нараспев.
Ты за все годы
так и не научился
давать сдачи?
так много фотографий
дяди Марка
по всему дому.
Висят на стене:
он там на районе, позирует
с моим отцом, своим
старшим братом пониже.
Прикинут очень классно.
Костюмчик, цацки.
Сигаретка
у него за ухом.
камера наготове.
Лети.