Карен отдернула руку и сверкнула глазами. В них мелькнула боль. Не ядовитая ненависть, которую ожидал увидеть Колин, а боль.
– Я могла бы поступить, как многие. Избавиться от нее. Но, по-моему, так нельзя. Ты, конечно, считаешь, что для меня Челси – способ тебя доить. Думаешь, узнав, что беременна, я решила: «Ура! Карт-бланш…»
– Ничего подобного.
– Врешь.
Она уставилась на него, и Колин отвел взгляд. Конечно, он так думал. И тогда, и сейчас.
Карен наклонилась вперед над тарелкой. Взгляд Колина уткнулся в ложбинку между ее грудей, тех самых грудей, которые много лет назад загипнотизировали его, парализовали, завлекли в ловушку.
– Я ведь тебя любила. Мечтала, что твой брак развалится. Что ты придешь ко мне и предложишь жить вместе. Но я молчала. Давить на женатого мужчину нельзя, это закон.
Его бросило в пот. Ничего себе признание! А он даже не догадывался о ее чувствах. Столько лет… Колин нервно огляделся. Столики располагались на достаточном удалении друг от друга, но чьи-нибудь любопытные уши вполне могли что-то уловить.
– Нет, ты слушай! – Карен вновь привлекла его внимание. – Мечтала постоянно, всю беременность. Только это и давало мне силы жить дальше. Рисовала себе разные картины. Маленький домик с розами у дверей. Мы с тобой выбираем дочери имя. Отдых у моря, возня в песке с ведерком и совком. Всякое… – Она обвела рукой ресторан. – Всякое вот такое. Ты, я и она. – Карен едва не плакала. – Я поняла, что мои мечты не сбудутся, когда ты не приехал ко мне в роддом. Конечно, ты ведь не мог рисковать своей чудесной семьей…
Он хорошо помнил тот день. Они с Элисон и друзьями обедали в новом зимнем саду; за столом сидели Мишель и Райан. А у Колина ягненок застревал в горле при мысли о том, что в пяти милях от дома его тайна появилась на свет. Когда Карен выписалась из больницы, он при первой же возможности навестил ее с малышкой, выписал чек на крупную сумму, определился с ежемесячной контрибуцией.
– Знаешь, как тяжело мне жилось? Да, ты платил щедро. И выполнял финансовые обязательства. – Карен выплюнула последнее слово, будто выругалась. – Но где ты был, когда я не знала, что делать? Когда Челси заболела ветрянкой, а мне пришлось выйти на работу? К кому я могла обратиться, когда ее начали дразнить? На кого мне положиться сейчас, при таком напряге на работе? Меня в любой момент могут вышвырнуть на улицу, если начальству что-нибудь не понравится. Твой вклад, знаешь ли, всех этих проблем не решает! – Слово «вклад» тоже вышло презрительно-бранным. И громким.
– Карен, пожалуйста, успокойся. Давай все обсудим.
– Нечего тут обсуждать. – Она сняла с колен салфетку, смяла, бросила рядом с тарелкой. – Я старалась ради Челси, как могла. Но выдохлась. Представь себе, живу сейчас на антидепрессантах. Прямо как когда-то твоя жена. Ничего не напоминает? – Карен встала, склонилась над ним. – У меня нет сил, Колин! Я на грани.
Она почти кричала. На них начали оборачиваться.
– Карен… – Колин тоже поднялся, твердо взял ее за плечо.
– Не трогай! – Карен вырвалась. – И нечего так смотреть! Тоже мне, пуп земли! Знаю я твои мысли. У тебя все на лице написано. «И чем я думал, когда на нее запал?» В общем так, я выложилась на все сто, чтобы вырастить твою дочь. Дальше, боюсь, ничего хорошего я ей дать не смогу. – Она ткнула пальцем в лежащий на столе проспект. – Мне казалось, я нашла хороший выход. Думала, это поможет пережить черную полосу. Но ты выразился яснее ясного. Я, значит, хочу тебя надуть? Сорвать очередной куш.
– Честное слово, ничего я такого не думаю. – Колин старался говорить тихо. Как же ее успокоить?
– Думаешь! – непреклонно заявила Карен и схватила сумочку. – Пойду покурю.
Он проводил ее взглядом. Высокие шпильки, слишком узкие укороченные брюки, облегающий топ без бретелей. Наращенные волосы развеваются, сумка судорожно прижата к боку. Все вокруг тоже смотрели на Карен. Язык ее тела был очень красноречив, он кричал на весь зал. Громкий стук каблуков перекрывал монотонный гул разговоров.
Колин остался за столом. Бежать за ней он не станет. Пытаться утихомирить впавшую в истерику женщину – значит напрашиваться на неприятности. Пусть сама остынет.
Он взглянул на свою тарелку. Кусочки свиной грудинки, выложенные красивым веером, так и остались нетронутыми. Аппетит пропал. Колин взял бокал, залпом осушил вино, долил еще из стоящей в ведерке со льдом бутылки.
Задумчиво повертел в руках проспект. Карен его любила? Надеялась на большее? Она ни разу не намекнула на свои чувства. Всегда казалась такой самодостаточной…
Колин мысленно вернулся в день их первой встречи. В те времена, которые он окрестил для себя «темными веками». Элисон тогда замкнулась в себе, отдалилась. Чтобы дать выход внутреннему напряжению, он записался в спортзал. Заодно и фигуру подкорректирует: ему не всегда удавалось противостоять искушению, и он частенько заедал домашние проблемы чем-нибудь вкусненьким. Колин попытался привлечь к спорту и Элисон – та переживала из-за лишнего веса, – но она отказалась. Не хотела оставлять детей. Даже со свекровью, которая предложила присматривать за внуками, если Колин с Элисон надумают куда-то сходить.
Словом, заниматься он начал один. В здании спорткомплекса имелся салон красоты; в нем-то и работала косметологом Карен. Они с Колином часто сталкивались. В отсутствие клиентов Карен упражнялась в зале, и Колин, потея на беговой дорожке или гребном тренажере, любовался ее фигурой. Они стали обмениваться любезностями у кулера и стеллажа с гантелями. Любезности постепенно переросли в легкий флирт – по мере того, как Колин стройнел и обретал уверенность в себе. Когда в спортклубе устроили рождественскую вечеринку, он решил пойти: его фирма спонсировала один из лотерейных призов, еженедельное бесплатное пирожное на протяжении года. Лот этот Колина необычайно веселил – ведь народ тут трудился в поте лица, чтобы сбросить потребленные калории.
Весь вечер они с Карен пили дешевые, тошнотворно сладкие коктейли и болтали. Потом пошли танцевать – Колину нравился джазовый боп, поэтому особо блистательным танцором он не был. И когда Карен пригласила его зайти на чашечку кофе – «здесь недалеко», – оказалось так просто сказать «да». Просто было и дальше: когда она сняла платье и осталась в корсете, чулках и неизменных туфлях на шпильке. Карен включила «Сексуальное исцеление» Марвина Гэя и принялась извиваться под музыку. Уверенная в себе, раскрепощенная. Изголодавшемуся по сексу Колину – шутка ли, не заниматься любовью больше двух лет! – показалось, что он попал в рай.
Тогда она выглядела красавицей. Сейчас он понимал свою прошлую слабость. Чтобы устоять, надо было иметь стальную волю.
Нет, одернул себя Колин. Нечего искать оправдания. Его слабость омерзительна. Он поддался низменным инстинктам, не подумав ни об Элисон, ни – как выяснилось – о самой Карен. Вот из-за таких, как он, секс и приобрел дурную славу. Из-за мужчин, у которых мозги не в голове, а в штанах.
Роман длился не так уж долго. Месяцев шесть, не больше. Тайные встречи после спортзала. Или по утрам, если ее смена начиналась поздно; тогда Колин заскакивал к ней перед работой, а Карен встречала его в какой-нибудь умопомрачительно короткой прозрачной ночнушке. Эти соблазнительные одеяния ему ужасно нравились, они ничуть не напоминали застегнутые на все пуговицы пижамы – защитную броню Элисон, мечтавшей обезопасить себя от возможных домогательств мужа. Домогательств, от которых тот давным-давно отказался.
Тогда Колин не тешил себя мыслью, будто для Карен их отношения значат много. Ему казалось – ей льстит связь с мужчиной, у которого самая эффектная машина на клубной стоянке; льстят его ухаживания и цветы. «Порше» он купил себе на тридцатипятилетие. Катался в нем, опустив крышу и включив музыку на полную громкость. Когда исполнилось сорок, перестал – не хотел выглядеть придурком.
Колин порвал с Карен, когда Элисон наконец-то обратилась за помощью; жене диагностировали депрессию и назначили спасительные препараты, вернувшие ее к полноценной жизни. Постепенно женщина, которую он когда-то полюбил, возродилась. Их отношения стали крепче, они расцветали вместе с тем, как расцветали их дети. Единственное, что омрачало брак Колина, – это ежегодные поездки с Карен и Челси…
Он бросил взгляд на часы. Что-то Карен надолго пропала. Пойти посмотреть, где она?
– Вас все устраивает, сэр? – К столику подошел официант.
Колин смущенно посмотрел на нетронутые тарелки.
– Эм-м… мы еще не закончили. Ужин выше всяких похвал. Спасибо.
Официант, обученный ни в коем случае не ставить гостей в неловкое положение, кивнул и растворился в воздухе.
Десять минут. Сколько времени нужно, чтобы выкурить сигарету? Взялась за вторую? Без никотина Карен долго не может; намерена накуриться впрок? Или в туалет пошла.
Колин прождал еще три минуты, потом решил отправиться на поиски. А с ужином что делать? Доесть или забрать с собой? Свою порцию Колин сейчас явно не одолеет. Он встал и нарочито спокойным шагом двинулся через зал ресторана. Кое-кто из гостей бросил на него взгляд, в их улыбках мелькнуло сочувствие. Колин с невозмутимым видом кивнул в ответ.
Карен наверняка где-нибудь на улице рядом с отелем, подзаряжается от своих ненаглядных сигарет. Он пересек холл и вышел из «Приюта». Посмотрел по сторонам. Карен не видно. Только семенят по тротуару туристы, спешащие на ужин или в паб.
В пустом желудке заворочалось беспокойство. Колин вернулся в гостиницу, подошел к портье.
– Эм-м… Скажите, пожалуйста, вы не видели мою… – Он замялся, не зная, как назвать Карен. – Мою спутницу? Высокую, худую, с длинными волосами.
– Блестящий топ и облегающие джинсы? – любезно ответила девушка за конторкой. – Она только что уехала на такси.
– На такси? – Колин сглотнул. – А не знаете, куда?
– К сожалению, нет. Прошло минут пять, не больше.
Пять минут? Ему понадобится минимум десять, чтобы подняться в комнату, найти ключи от машины, добежать до стоянки. И куда ехать? На станцию, наверное… А Челси? Нельзя же оставить девочку одну в номере, пока он будет гоняться за ее матерью.