Доказательств у нее, разумеется, нет. Вряд ли можно считать доказательством шестое чувство. Да и кто она такая, чтобы вмешиваться в жизнь Клэр?
К тому же если настучать на Луку, тот быстро узнает, откуда ветер дует, и Анжелику вышвырнут с работы. И уж тем более у нее не останется надежды на то, что у них с Лукой в будущем что-нибудь сложится.
Нет-нет, она, конечно, этого не хочет. От Луки добра не жди.
Господи, ну почему жизнь так сложно устроена?!
Пока Анжелика боролась с собственной совестью, Клэр начала приходить в себя. Расправила плечи, пригладила волосы, вытерла размазавшуюся тушь.
– Ты меня прости, – сказала она помощнице. – Что-то я расклеилась. ПМС, наверное. Гормоны. Сама понимаешь. Да, насчет четвертого номера ты правильно решила. Молодец.
Через секунду Клэр и след простыл. Анжелика задумчиво посмотрела в коридор, где скрылась начальница. Предменструальный синдром, как же! Нет, это называется «разбитое сердце». Но если Клэр не хочет обсуждать с Анжеликой свои проблемы, тогда Анжелика ничем не может ей помочь.
По лестнице спустился Ник с застывшим, темным лицом.
– Добрый вечер, сэр, – поздоровалась Анжелика.
– Добрый вечер, – с трудом произнес он и сопроводил слова бесцветной улыбкой, такой же унылой, как болота в разгар зимы.
Анжелика проводила его взглядом. Нет уж, спасибо. Пусть сами разбираются, ей и так проблем хватает.
Откладывать разговор дальше невозможно. Все общие фразы сказаны, напитки принесены. Элисон посмотрела на мужа. На щеках у нее проступили два розовых пятна – реакция на спиртное, – но в остальном она казалась спокойной.
– Так в чем же дело?
– Помнишь наш с тобой сложный период? – Колин отставил стакан. – Когда Райану было лет пять.
– Да. – Элисон поморщилась. – Еще бы. Разве можно забыть собственное сумасшествие? Ужас просто.
– Я тогда тоже в каком-то смысле сошел с ума. Очень тяжело было.
– И?.. – Элисон глотнула джина.
– У меня… случился роман.
Вот. Все. Бомба брошена. Но стены не рухнули. Элисон сидела молча, не шевелясь.
Наверное, надо что-то пояснить.
– Не стану себя оправдывать. Я поступил недостойно. Но мне тогда было очень одиноко. И горько. Когда представился случай, я почему-то решил – это нормально. На самом деле ненормально, конечно…
– Я не особенно удивлена, – спокойно произнесла Элисон и поболтала соломинкой в стакане. – Не обрадована, конечно, но и не удивлена. На твоем месте любой мужчина не устоял бы. Имея чокнутую жену-развалину…
От этих слов ему стало еще хуже. Уж лучше бы она взорвалась, разозлилась. Ее мнение, что Колин ничем не лучше остальных мужчин – а он-то собой гордился, считал себя образцовым мужем и отцом! – причинило сильную боль.
– Ну хорошо, – продолжила Элисон. – Сто лет назад ты мне изменил. А почему решил сейчас признаться?
Она внимательно посмотрела на него. Элисон не дурочка. Она прекрасно понимает – есть что-то еще. Понимает – муж не стал бы заманивать ее сюда лишь для того, чтобы исповедаться в супружеской неверности.
Колин подобрался: первоначальное спокойствие жены совсем не означает, что дальше все пойдет как по маслу.
– Ты же знаешь, я люблю тебя. Тот роман… просто помутнение нашло. Но я одумался и все прекратил. Благодаря ему я понял, как сильно тобой дорожу. – Элисон приподняла брови. Колин продолжил: – К тому времени ты… начала выздоравливать, у меня появилась надежда, что все наладится. Ты принесла мне много счастья, Элисон. Я горжусь нашим браком. И нашими детьми. И всем, чего мы достигли.
– Но? – Улыбка вышла несколько натянутой. – Есть ведь какое-то «но», правда?
Колин кивнул. Внутренности растаяли и превратились в воду. Ничего труднее ему делать не приходилось, никогда в жизни. На минуту он пожалел о том, что выбрал для исповеди ресторан. Хотя, может, тут Элисон не станет устраивать скандал?
Колин выбрал наименее эмоциональные и наиболее лаконичные слова, какие знал.
– Есть ребенок.
– Что?! – Элисон отпрянула. Это прозвучало неожиданно резко, и на них оглянулись с соседнего столика. Она понизила голос. Сцены и нежелательное внимание жена ненавидела. – Что значит «ребенок»?
– Моя… – Какое слово вставить? «Любовница»? «Бывшая»? – Женщина, с которой у меня был роман, забеременела. У нее есть дочь.
– Дочь?
– Да. – Колин уставился на тарелку. Он чувствовал себя последним подлецом. – Прости.
Элисон обхватила голову руками и вперилась взглядом в стол. Глаз ее Колин не видел. Наконец она помахала официанту, попросив принести еще джина, и посмотрела на мужа. Лицо было каменным.
– Видимо, эта женщина неожиданно объявилась и потребовала денег?
– Не совсем так. – Надо прояснить ситуацию. Признаться во всем до конца. Учитывая, о чем именно он собирается просить, так будет честно. – Я никогда… э… не отказывался от ответственности.
– Что ты хочешь сказать?
– Я ей платил.
– Значит… – Элисон выпрямилась. – Ты столько лет, не ставя меня в известность, платил своему… своей… – Она сбилась.
– Да. – Колин накрыл ее ладонь рукой. – Я платил содержание. И раз в год с ней виделся.
Элисон обмякла, будто из нее разом вынули все кости – как кирпичики в игре «Джанга».
– И с ее матерью тоже?
– Да. И с ней. Но ничего… между нами ничего нет.
– Почему я должна верить?
– Элисон, я сейчас честен на все сто.
– После того, как годами водил меня за нос?
Боль в ее глазах была невыносимой.
– Я не хотел, чтобы все так получилось.
Она отвернулась.
– Почему ты вдруг решил рассказать?
Колин помолчал. Может, поддаться малодушию? Элисон ведь не обязательно знать все. Что, если поговорить с Карен? Заплатить ей? Такие, как она, завидев в своих руках чек на кругленькую сумму, начинают смотреть на ситуацию по-другому.
Но тут он подумал о ждущей наверху маленькой девочке. О том, как волшебно они с ней провели сегодняшний день. Простые радости – однако для Челси такие огромные. Нет, ей не место в мире фастфуда и ключей на шее.
Колин перед ней в долгу. Она ни в чем не виновата.
– С ее матерью… не все в порядке. У нее проблемы. Собственно, она сбежала и оставила мне Челси.
– Челси, – с легкой неприязнью повторила Элисон. – Ее так зовут? Вы выбирали имя вместе с… – Она запнулась. – Вместе с… как ее зовут?
– Карен.
– Карен. – Элисон выплюнула имя, словно омерзительную еду.
Ее лицо было пустым, невыразительным, глаза казались безжизненными. Ну по крайней мере, жена не выплеснула на него содержимое стакана. И не стала кричать. Стоит воспользоваться этим сиюминутным спокойствием и попытаться смягчить удар.
– Элисон, понимаешь, Челси ни в чем не виновата, и я ей нужен. Ей нужен нормальный дом. Нужно, чтобы о ней заботились. Нужна… стабильность.
– Ее мать всего этого не дает?
– Да. Именно. Думаю, не дает. По-моему, у нее депрессия.
– Такая же, как тогда у меня? – Элисон прикусила губу. – Помнишь? Единственное, на что я была способна – это подняться с постели и кое-как прожить день. А единственное, чего мне хотелось – провалиться в черную дыру. Знаешь, сколько раз я мечтала наглотаться таблеток? Или врезаться на машине в стену?
– Элисон…
– Знаешь, почему я этого не сделала? Меня держал на плаву ты. Ты – такой добрый, заботливый, любящий, терпеливый. Ты меня вытащил. Но оказывается, в то же самое время…
Подошел официант с напитками, и она умолкла.
– Вы определились с блюдами?
– Еще нет! – рявкнул Колин. Обычно он на официантов не рявкал.
Тот ретировался.
Элисон потянулась за новой порцией джина с тоником. Она, похоже, уже взяла себя в руки.
– Послушай, – примирительно заметил Колин. – Мы, конечно, можем разворошить прошлое. Можем хоть до утра обвинять друг друга во всех смертных грехах. Мне тоже было несладко. И я совершил ошибку. Огромную ошибку. Но я больше никогда тебе не изменял.
– Откуда мне это знать? – горько произнесла Элисон.
– Просто поверь.
Она посмотрела ему в глаза. Сколько вопросов, должно быть, роится сейчас у нее в голове! Вопросов, на которые Колин не знает, как отвечать, чтобы не сделать еще хуже.
– Элисон, я должен решить, что делать. Наверху ждет Челси…
– Что?! – Элисон с громким стуком опустила стакан на стол. – Боже мой, Колин… Сколько еще унижений ты для меня припас? – Она говорила негромко, но голос сочился ядом. – Притащил меня сюда, при всем честном народе вывалил свое грязное белье посреди ресторана… – Колин вздрогнул. – А теперь заявляешь, что наверху ребенок? Хочешь меня добить?
– Нет, конечно! – в отчаянии воскликнул он. – У меня нет выбора. Я обязан был все тебе рассказать. Не мог дальше хранить тайну. Мне нужно решить, что делать с Челси, потому что ее мама ясно дала понять – пришла моя очередь. – Рубашка под мышками пропиталась потом.
– Надеюсь, ты не ждешь, чтобы я приютила в нашем гнезде кукушонка? – желчно поинтересовалась Элисон.
– Она не кукушонок, а моя дочь! Я понимаю, ты злишься. Конечно, злишься. Имеешь полное право.
– А ты подумал о Мишель и Райане? Как ты им это преподнесешь? Что скажешь?
– Мишель и Райан – взрослые люди, у них своя жизнь, – твердо ответил Колин. – Уверен, со временем они все поймут.
– Неужели? И как же ты этого добьешься? Представишь меня в невыгодном свете? Сообщишь детям, что их мать не выполняла свой супружеский долг, и потому ты был вынужден пойти налево?
– Зачем ты!..
– Ну, мне ведь ты объяснил все именно так. – Элисон развела руками. – Я превратилась в развалину, поэтому ты завел себе Карен.
– Я был не прав, согласен. Но я не могу изменить того, что случилось. К тому же здесь замешана маленькая девочка. Девочка, которой и так жилось непросто. – Он умолк. Элисон полными слез глазами смотрела в стол. – Боже мой, – выдохнул Колин. – Прости меня. Пожалуйста, прости.
– Я здесь больше не могу. – Она подняла с пола сумочку. – Поеду домой. Поступай, как считаешь нужным. Она для тебя явно на первом месте. И правильно. Как ты верно заметил, она-то ни в чем не виновата.