Колин с женой переглянулись.
– Я позвоню и отменю завтрашнюю игру в теннис, – произнесла Элисон. – Партнерша, думаю, не обрадуется…
Тревор с Моникой позавтракали очень рано и сразу же отплыли на «Белокурой бестии» – хотели обойти залив и взглянуть на другие городки корнуоллского побережья. Они причалили в уютной маленькой гавани, купили воскресные газеты и бутылку вина. Яхта мягко покачивалась на волнах, а Парфитты сидели на палубе, наслаждаясь покоем и обществом друг друга. Примерно через час можно будет отправиться на берег и где-нибудь пообедать.
В безмятежной тишине прошло немало времени. Наконец Тревор оторвался от газеты, поискал взглядом жену. Та стояла у левого борта, вновь уставившись на свой треклятый мобильник.
– Здесь нет связи, милая. – Тревор подошел к ней.
– Знаю. – Моника взглянула на доисторический по нынешним меркам телефон: топорный, большой и неудобный. – Просто подумала…
– О чем?
– О том, что мы стоим на пороге новой жизни. Впереди нас ждет нечто очень волнующее и интересное. Я это интуитивно чувствую.
– Несомненно, – согласился Тревор.
– И если я хочу этот порог перешагнуть, то должна принять… – Она осеклась, подыскивая слова. – Я должна принять тот факт, что Джейми не вернется. Должна перестать надеяться.
Тревору невыносимо было смотреть на вспыхнувшую в ее глазах боль; на то, как горестно опустились уголки губ – в точности как в тот день, когда Джейми исчез. Он привлек жену к груди.
– Ты себя изводишь, – мягко произнес Тревор. – Проверяешь эту штуку десять, двадцать, сто раз в день, причем без всякого повода.
Телефон был символом. Талисманом. Но его власть над Моникой уже переходила всякие разумные границы.
– Я просто хочу, чтобы он знал – я от него не отказалась. – Ее душевная мука резала Тревора на куски. – Я – его мама. Хочу, чтобы он знал…
– Он знает, любимая. Знает, что ты всегда его ждешь.
Тревор, конечно же, не мог поручиться за собственные слова. Он имел не больше представления о том, что у Джейми в голове, чем сама Моника, – но ведь успокоить ее ему ничего не стоит.
– Этот мобильный – первое, о чем я вспоминаю, проснувшись. – Моника поглаживала экран телефона. – И последнее, что вижу перед сном. Знаю, сообщений не будет. Но все равно проверяю. На всякий случай. Ничего не могу с собой поделать.
Тревору отчаянно хотелось вырвать телефон у жены из рук и швырнуть за борт. Однако вмешательством тут не поможешь. На такой шаг Моника обязана решиться сама.
– У тебя только одна жизнь, другой не будет. Пора к ней возвращаться. Нам столько предстоит сделать! Я очень тобой горжусь; уверен, ты способна на многое. Но так жить больше нельзя. Нужно двигаться дальше. Это ужасно тяжело, лапочка, я понимаю…
По ее щекам покатились слезы. Тревор отдал бы что угодно, чтобы осушить их раз и навсегда. Разве может в человеке уместиться столько слез?!
Перед ними расстилалось море, бескрайнее, бесконечное – до самого горизонта. Моника взмахнула рукой. Телефон ушел под воду почти без всплеска. Какая здесь глубина? Наверное, не одна сотня футов. Интересно, сколько времени пройдет, прежде чем он опустится на дно, зароется в песок и умолкнет там навсегда?
Тревор крепко-крепко прижал Монику к себе. Если бы только можно было влить в нее всю его любовь, влить столько, чтобы хватило заполнить огромную зияющую дыру, разверстую в любимой душе.
– Ну-ну… – прошептал он. – Тише…
Глава шестнадцатая
Поздний завтрак плавно и незаметно перетек в обед. Засидевшихся за оладьями гостей попросили – с неукоснительной вежливостью, разумеется, – освободить ресторан, чтобы его можно было накрыть заново. На доске появился анонс блюда дня: запеченная говяжья грудинка. В «Приют» то и дело заглядывали прохожие узнать, есть ли свободные столики. Наивные оптимисты! Желающих здесь пообедать оказалось в три раза больше, чем мог вместить зал.
К трем часам дня Клэр валилась с ног. Работа в ресторане не входила в ее обязанности, но Клэр и его не оставляла без внимания, когда случался большой наплыв посетителей. Разница между хорошо и плохо организованными заведениями как раз и состоит в том, как они справляются с повышенной нагрузкой; лишняя пара глаз помогает предупредить недовольство гостей.
Наконец стало поспокойнее. Одни клиенты уже переключились на кофе, другие допивали вино. Клэр, обеспокоенная тем, что надолго забросила конторку портье, вернулась в холл. На диване крепко спала молодая мамочка. За обедом ей с мужем пришлось выдержать целое сражение со своей лапочкой-дочкой. Девятимесячная Плам, едва «перешагнув» порог ресторана, тут же стала главной звездой. Вид розового чуда с буйными светлыми кудряшками, облаченного в ажурную вышитую блузку и комбинезон, настолько пленил сотрудников «Приюта», что те с радостью бросались выполнять все прихоти малышки. Родители, несмотря на бешеную усталость, на свое сокровище надышаться не могли. От сытной, вкусной еды маму Плам, видимо, окончательно разморило, и она уснула с раскрытым журналом «Сельская жизнь» на коленях.
Сидящая на полу в окружении игрушек малышка, завидев Клэр, наморщила носик и вытянула вверх руки. Клэр нагнулась ей навстречу. Едва она подхватила теплое, мягкое тельце, как внутри что-то отчетливо шевельнулось.
Пораженная, Клэр замерла, с благоговением глядя в серьезные детские глаза.
– О господи! – рассмеялась она, подкидывая Плам вверх-вниз. – Что это ты со мной сделала, малышка?
Девочка засмеялась в ответ. Тут же, как по команде, проснулась ее мама, вскочила на ноги и принялась извиняться, не зная, куда девать глаза от смущения, – надо же, заснула на дежурстве!
– Ничего страшного, – заверила Клэр, возвращая ей малышку. – Вы же вроде как на отдыхе.
– С детьми отдыха не бывает. По сравнению с ними управление банком – просто пикник, – с чувством сказала молодая женщина и, положив Плам на диван, любовно принялась щекотать маленькие пяточки.
Девчушка, повизгивая, захохотала. Радость, которую дарила матери дочь, явно перевешивала любую усталость и тот факт, что с появлением малышки жизнь перевернулась с ног на голову.
Клэр отошла от дивана. Господи, что это было? Какая мощная сейсмическая волна потрясла ее только что! Такая страшная… противостоять ей в одиночку нету сил. Она шла не из разума, а откуда-то из неизведанных внутренних глубин. Примитивная потребность, которую Клэр старательно пыталась похоронить. Что-то перекликающееся со вчерашними словами Тревора про создание семьи.
Хватит заниматься самообманом. Пора признать – время пришло. У Клэр перехватило дыхание. Неужели такое происходит со всеми? Еще вчера тебя не заботило ничего, кроме работы, а сегодня тяга к воспроизведению сметает на своем пути любые доводы разума. Черт возьми, Клэр и без того совсем запуталась! Так нет же, в ее судьбу решила вмешаться еще и матушка-природа. И куда она, интересно, предлагает сейчас втиснуть материнство?
А ведь недавно был предупреждающий звоночек: у Клэр случилась задержка месячных. Раньше подобный сбой поверг бы ее в панику, она сломя голову кинулась бы к врачу или в аптеку за тестом, чтобы развеять страхи. Однако в этот раз она осталась спокойна; в ней даже проснулось любопытство. И когда неделю спустя месячные все же пошли, Клэр удивилась собственному разочарованию. Тогда она не придала своей реакции особого значения, но сейчас извлекла это воспоминание из некоего ментального шкафчика как доказательство нового направления собственных мыслей.
Фред с Лозом попивали на кухне пиво, одновременно заканчивая уборку. Лука составлял меню на вечер и, заметив Клэр, поднял голову.
– Нам надо поговорить.
– Давай. – Он отложил ручку, встал. – Пойдем посидим с бутылочкой вина на террасе.
– Нет, – Клэр помотала головой. – Наедине.
Когда они вошли в свою комнату, еще несколько частичек головоломки встало на место. Клэр ощутила приступ клаустрофобии. Оглянувшись вокруг, она поняла, что вся ее жизнь, по сути, втиснута в четыре стены: несмотря на то что они с Лукой распоряжаются целым отелем и пользуются всеми вытекающими отсюда благами, это помещение размером в шестнадцать квадратных метров – единственное место, которое Клэр может назвать своим. И даже тут нельзя быть уверенной, что в самый неподходящий момент ее не побеспокоит горничная или ночной портье. Постоянные запасы чистых мягких полотенец не способны заменить права на личную жизнь. Если бы Клэр вздумалось посплетничать с подругой – да, конечно, вышколенный персонал принес бы ей любой кофе, какой только заблагорассудится, вкупе с домашними песочными коржиками но при этом тот же персонал легко способен подслушать откровения хозяйки. У нее никогда не бывает выходных или возможности облачиться в легкомысленный, неофициальный наряд. Луку подобное положение вещей не волнует; он ведет себя как хочет, ни капельки не заботясь о том, кто что подумает. Но Клэр вдруг поняла: ей надоело.
– Ну, так что случилось? – спросил Лука. – О чем ты хотела поговорить?
– Я хочу дом, – заявила она. – Раз мы собираемся пожениться, раз у нас куча грандиозных планов, я хочу иметь собственный дом, напичканный нашими собственными вещами; хочу личную территорию, где смогу быть собой.
– Хорошо, – пожал плечами Лука. – Логично.
– Здесь мне нельзя раздражаться даже во время ПМС – у всех сразу брови вверх полезут от недоумения. Нельзя спуститься к завтраку в пижаме, врубить громко музыку, петь во все горло или танцевать – если вдруг захочется. Не говоря уж о том, чтобы кинуть на стол шкурку от банана и через два часа обнаружить ее на том же месте! Непозволительная для меня роскошь, понимаешь?
Она все больше распалялась. Что за жизнь! Малейшие следы существования Клэр незамедлительно стираются с лица земли первоклассной командой служащих, мечтающих продемонстрировать свое хозяйственное рвение. Она здорово их выдрессировала. Настолько здорово, что найти доказательства ее присутствия в «Приюте у моря» не удастся даже бригаде криминалистов.