Маша злилась, и сама не знала от чего. Что за тупость! Ведь она же ясно доказала, что фотографии поддельные, так чего огород городить? Нет, инспектор вполне с ней согласился и все же не хлопнул себя по лбу: «Семен Семеныч…» А загадочно, по-восточному, улыбаясь, напоил ее кофе и долго рассуждал о вещах совсем к делу не относящихся. Вот что это? Она так старалась, все сделала по правилам: и дружелюбие проявляла, и в глаза смотрела, и вопросы правильные задавала, те самые с единственно возможным ответом «да». А результат нулевой. Врут все эти психологи. Нет никакой возможности заставить человека сделать то, чего он не хочет. Или есть? Вот у папы классно получается, но на то он и папа, ей бы его опыт… У-у-у!
Хотя с фотографиями это она здорово сообразила. В лупу явственно был виден лежащий на столе откидной календарь и дата 20 ноября 199… год. Яна в то время наверняка еще пешком под стол ходила, ну, во всяком случае, не могла выглядеть так же, как сейчас. Остальные фотографии подозрений не вызывали, в том плане, что на первый взгляд казались правдоподобными. Экспертиза покажет. Хотя будут ли ее проводить? Да нет, если в дело подключатся толковые адвокаты, то будут, конечно. Вообще, это проблема Красовского, чего она себе голову ломает? Вот ей делать больше нечего. Лучше она сейчас на экскурсию поедет, здесь ведь есть чего посмотреть.
В прошлый раз они ездили смотреть древний амфитеатр и статую императора Веспасиана. А вот знаменитую реку Манагавт так и не посетили, с ее водопадами, рафтингом и прочими увеселениями. Мама не была любительницей экстрима, потому и не пустила их с папой. Правда, на конную прогулку они отпросились. Маша до той поры на лошади сроду не сидела и все боялась свалиться, попа у нее потом здорово ныла. Маша улыбнулась. Вот как она поедет на экскурсию одна? Это ж скучно. Все же она человек социумный, ей компания нужна. Ну почему она одна? Ни любимого человека, ни подруги какой закадычной… Олег и Наташка не в счет. Олег – это так, для самоуспокоения, типа есть кто-то и ладно. Наташка тоже не могла считаться хорошей подругой: в кафе сходить, поболтать это, конечно, всегда, пожалуйста, а вот поделиться чем серьезным, нет, не получится. У Наташки не язык – помело. Как-то так всегда получалось, что лучшей подружкой у нее была мама и папа тоже. Маменькина-папенькина дочка, так Олег ее иногда поддразнивал. Он все про нее знал, и Машу это устраивало. Она тоже все про него знала и не требовала от него больше, чем он мог дать.
***
Красовский вышел на улицу и раздраженно надвинул на глаза черные очки. Он не любил жару и не любил шумный крикливый юг, где бы тот ни находился: на южном берегу Крыма или на южном берегу Турции. Он любил Европу, старушку-аристократку Европу. Там он чувствовал себя человеком в окружении равных себе по статусу (или хотелось думать, что равных). А Пашка, конечно, плебей. Хотя, что с него взять: его рабоче-крестьянское на лбу вот такими буквами написано. Даром что в дорогущих бутиках одевается – манеры, они в бутиках-то не продаются. Саша Красовский, блестяще закончивший юрфак Универа, всегда гордился своими безупречными манерами и вкусом. Все знакомые дружно прочили ему блестящую карьеру, он и сам так думал и сделал ее в конце концов. Приложив немало сил, надо сказать. Да, он мог собой гордиться и гордился бы, выполнив отцовский наказ «учись сынок, без диплома ты нуль». Пашка смеялся и приводил в ответ своего отца, говорившего «работай сынок, кто не работает, тот не ест». И Красовскому нечего было на это возразить. Пашка университетов не заканчивал, а всего лишь какое-то училище, вроде слесарное. Потом армия, потом сверхсрочная, потом госпиталь, потом работал на каком-то заводе, куда его отец пристроил. А потом… потом, вернее, теперь – Пашка директор завода, не самого хилого, а Сашка Красовский у него юрисконсультом, всего лишь… И кто был прав?
В глубине души Александр, конечно, понимал, что не в образовании или отсутствии такового дело, вовсе нет – просто было что-то такое в его старом друге Пашке Морозове, какой-то внутренний стержень, который держал его и вел, и не дал пропасть, сгинуть, сдаться. А в нем, Красовском, увы, не было. Так что обижаться не след, но все равно иногда свербело. Вот как сейчас – Пашка в какую-то историю вляпался, а Сашка его выручай теперь… И добро бы из дружеских побуждений, так ведь нет, это его долг, его работа, он за это деньги получает, вот что обидно. Обидно, что даже покочевряжиться он не мог типа не могу, у меня дела и все такое. Хочешь не хочешь, езжай выручать старого друга, по совместительству босса, из передряги. Уволиться, что ли? Не зря ведь говорят, нельзя работать с друзьями в одном месте, тем более, если друг твой начальник. Ну ладно, он потом подумает об этом. Сейчас надо найти эту дуру-секретаршу и выяснить что и как. Она-то как сюда затесалась? Или Пашка пригрел все же девчонку? Ну плебей, он и есть плебей. Рядом с ним Яна, такая женщина… а он на что позарился? Тьфу! Да нет, все правильно – рядом с Яной, королевой, надо, соответственно и быть королем, а куда уж Пашке в короли-то? Хе! Вот и берут такие Пашки, что попроще, рядом с ними не надо изображать из себя невесть что, такая и малому будет рада-радешенька.
Александр злился, и было отчего. Как тут не злиться, когда в выходные ни свет ни заря будят и сообщают, что тебе срочно в Турцию лететь, директора из тюряги вызволять. Вот почему он телефон не отключил? Хотя, чтобы ему это дало? Ничего. Все равно бы дозвонилась и напрягла. Эх! Ладно, он с Пашки потом это сторицей взыщет, ей-богу!
В вестибюле нужного ему отеля стояла приятная прохлада. Он сообщил по телефону о своем прибытии, прошел в бар и уселся возле фонтана. Минут через пять в зал стремительно вошла взъерошенная девица, в которой он с трудом узнал Пашкину секретаршу. Она кивнула, шлепнулась на стул напротив и уставилась на него тревожными серыми глазами с темной окаемкой по краю радужки. «Какие глазищи!», – невольно отметил он про себя.
– Ну что там у нас? – Голос его невольно прозвучал слишком снисходительно, и Александр досадливо поморщился. Еще поймет, что он не слишком рвется спасать ее дорогого шефа.
– Вы давно приехали? – вместо ответа спросила она.
– А что? – Вопрос насторожил.
– Нет, просто вам же, наверное, устроиться надо.
– Ну, я сюда не отдыхать приехал, – буркнул Красовский, – и я уже устроился. В соседнем отеле. В этом мест не было.
– Да? В соседнем? – переспросила секретарша зачем-то. Зачем? – Это хорошо, – оживилась она. – Тогда мы сможем там кое-что выяснить.
– Что выяснить? – не понял Красовский. И молча выслушал торопливый рассказ девицы.
Так, все еще хуже. Мало того, что Пашка любовницу зачем-то на курорт притащил параллельно с женой, так та теперь еще в детектива играть надумала. Бред! И что ему теперь делать прикажешь? Как он будет Пашку из тюрьмы вытаскивать, он и так не представлял. Его бы воля, он бы его там навечно оставил, ну хотя бы на месяцок, чтоб посидел-подумал о жизни своей, глядишь, поумнел бы. Нет, надо с этой дурой что-то делать, пока она дел не натворила. Красовский спросил у Маши адрес полицейского участка и отбыл в сильнейшем раздражении, оставив ее одиноко сидеть за столиком в баре. От ее услуг проводить его он вежливо и холодно отказался.
Маша проводила взглядом Красовского и тяжко вздохнула. Если человек дурак, то это надолго, скорей всего, навсегда. Ну да ей-то что? Юрисконсульт приехал? Приехал. Пусть зарплату отрабатывает. Это теперь не Машина забота. Она, пожалуй, начнет опять отдыхать. «А вот пойду-ка я прогуляюсь», – Маша встала, заправила за ухо свисающую на лоб прядь и неторопливо направилась в сторону выхода, где за стеклянными дверями ослепительно сияло бодрое турецкое солнце. Она подставила ему лицо и зажмурилась. Ах, как хорошо! «Я просто прогуляюсь», – опять уверила сама себя Маша, хотя уже видела, что ноги несут ее к дорожке, ведущей в соседний отель, и обреченно вздохнула: «Ну что ты будешь делать? Проклятая наследственность». Поняв, что бороться с собой бесполезно, она толкнула латунную ручку застекленных дверей.
Пройдя холл, она сразу направилась в бар. Присев за стойку и заказав кофе, Маша вытащила из сумки фотографию, вернее, ее отсканированную копию и предъявила бармену. Тот вгляделся в изображение и покачал головой. Копию фото она сделала сразу после того, как нашла ее в номере у Павла. К услугам дорогих гостей в отеле были и компьютер, и сканер, и принтер – очень удобно. А вот Красовский даже не поинтересовался фотографиями, хотя Маша сказала, что это было основным поводом для ареста Павла. Про то, что у нее имеется копия одной из них, Маша даже заикнуться не успела. Красовский, такое впечатление, что и разговаривал-то с ней через силу, едва выслушал и ушел, и корчил из себя при этом великого адвоката. Ну и бог с ним. Если ей повезет, она все узнает сама.
И да, ей повезло. Молодой служащий, убиравший на улице посуду со столов, энергично закивал головой. Маша поощрила его энтузиазм материально, и тот с улыбкой на смуглом лице поведал, что видел женщину на фотографии – она сидела в баре с каким-то мужчиной. Пробыли они там не долго, выпили по паре бокалов мартини и ушли. Больше он их не видел. Мужчина по виду русский. Вроде живет в этом отеле, но точно он не знает. Описание его Маше ничего не сказало: обычный рост, обычное лицо, никаких запоминающихся примет парень не заметил или не запомнил. Ну хоть что-то. Значит, был у Яны знакомый, не могла она так просто уйти на целый день, значит, было куда, вернее, к кому.
Маша вышла к пляжу и побрела по песку, который сразу же забился в обувь, натирая ступни. Пришлось остановиться и расстегнуть ремешки босоножек. Под зонтиками тут и там наслаждались солнечными ваннами беззаботные отдыхающие в основном соотечественники. То и дело до Маши долетали взрывы гомерического хохота, вперемешку с непереводимыми идиоматическими выражениями. Совсем рядом раздался знакомо-чмокающий звук вскрывающейся банки с пивом. Маша сглотнула слюну. Пиво она не любила, но иногда под соленую рыбку с папой на даче…у-у-у! Как ей захотелось пивка – холодного, шипучего, пусть даже и какой-нибудь банальной Балтики…