– Эй! Давай к нам! – услышала Маша. Какой-то бравый дядька с пузцом махал ей зажатой в руке банкой. Пиво выплескивалось, стекало по руке, по толстенному золотому браслету.
Маша заскакала на одной ноге прочь – противный ремешок никак не хотел сниматься – не удержалась и плюхнулась на пятую точку. Со стороны любителей пива раздалось громкое ржание. Маша покраснела, хотя чего уж так было реагировать на придурков? Рядом послышался шорох и кто-то, протянув руку, помог ей встать с песка. Маша подняла глаза и увидела неизменную улыбку.
– Вы в порядке, мадам? – спросил молодой человек в бейсболке с логотипом отеля. На груди у него болталась камера, через плечо висел ремень кофра. Пляжный фотограф.
– Да, – кивнула Маша. Решение пришло моментально. – Я ищу свою подругу. Вы не видели ее? – спросила она, доставая из сумки снимок. И потому как блеснули глаза фотографа и едва неуловимому возгласу удивления, который он не сумел подавить, она поняла – богиня Фортуна, или кто там у них покровительствует начинающим детективам, вдруг повернулась к ней анфас.
Глава 8
Садык Олиб почти дописал свой отчет, хотя и сомневался, что он теперь ему пригодится, по крайней мере, в таком виде. Дело убитой русской туристки оказалось не совсем таким простым, как ему показалось вначале. Но начальство могло вызвать его в любой момент и у него, инспектора Олиба, должно быть прикрытие. И он его написал. А его догадки (ведь это пока только догадки и предположения), к делу не подошьешь.
Инспектору не терпелось закончить с этим нудным делом: написанием отчета, и заняться чем-то более интересным, но его отвлек этот русский. Хотя, надо сказать, отшил он его быстро и профессионально. Очень просто – сделал вид, что не понимает ни слова ни на каком языке. И потом с удовольствием наблюдал, как слетает спесь с глупого русского, вообразившего себя великим адвокатом. Может, там, в России, ты и хороший адвокат, а здесь в Турции, мы тебя знать не знаем, и ты к нам со своими законами не лезь. Так примерно думал Садык, видя мучительные попытки посетителя объясниться хоть как-то, хотя бы на пальцах. Адвокат или кто он там, еще что-то проверещал, потом что-то прокричал про посла, про консула – Садык только посмеялся про себя – и наконец ушел восвояси. А Садык снова за ручку взялся, но тут его снова отвлекли, на этот раз телефонный звонок.
Садык с раздражением схватил трубку, но тут же расплылся в довольной улыбке, услышав взволнованный голос этой русской мисс Мэри. Нет, он ее все-таки пригласит выпить с ним чашечку кофе. Куда-нибудь в хороший ресторан. Ну вот хотя бы в рыбный ресторанчик возле пляжа отеля «Амара Бич Ресот». Там хозяйствует его шурин. Сиде – маленький городок, все друг друга знают, поэтому и прятаться не имеет смысла, все равно кто-нибудь из знакомых увидит. Так что правильно – пойдет он с ней к шурину и закажет ему то самое его коронное блюдо из запеченной на углях рыбы. И если она не оценит… Да нет, не может она не оценить. Садык и сам не знал, что за чувства питает он к этой смешной сероглазой русской мисс. Ухаживает он за ней? Нет. Пытается завязать какие-то отношения? Нет. Так в чем же дело? Он не знал. Просто вдруг поймал себя на мысли, что ему приятно разговаривать с человеком, пусть даже это и женщина, на одном с ним, с ней, языке. Когда сказанная тобой фраза не требует объяснений, и на упоминание о Шекспире, не надо долго и мучительно объяснять, кто такой Шекспир. Он и Хайрим в свое время выбрал за то, что с ней он мог говорить на одном языке, почти на одном. Хайрим, до встречи с ним и до рождения первенца, работала в школе, в начальных классах. Ему, окончившему университет, не с кем было поговорить здесь о литературе, живописи, кино. Хайрим охотно поддерживала эти беседы, но в основном как благодарный и восторженный слушатель. А ему иногда хотелось не только отдавать, но еще и получить что-то взамен. И вот эта девочка… Впервые за столько лет его смогли удивить. И кто?
В прошлый раз они долго беседовали, как-то так получилось, что разговор перешел с насущных проблем на что-то другое. Девчонка, оказывается, читала новомодного турецкого писателя, в одночасье ставшего знаменитым после получения Нобелевской премии. Они проболтали почти два часа. Когда посетительница ушла, все же не сумев скрыть разочарования, оттого что инспектор не внял ее доводам о невиновности арестованного русского, Садык, было, подумал, что, может, она так мило с ним держалась в надежде освободить своего любовника. Но потом решил, даже если и так, что с того? Все мы, пытаясь достичь своей цели, немного прикидываемся не теми, кто есть на самом деле. И Садык не исключение. Он, чтобы занять эту должность и паче, удержаться на ней, кем только не прикидывался…
***
Красовский был не просто зол, он был в ярости. Хотя в глубине души, конечно, предполагал, что так все и будет. Но это было отличным оправданием… Для кого? Да для кого угодно, вот хоть для Пашки. Ну вот такие они тупые турецкие полицейские, что я, Паш, могу поделать, ты уж извини. И тут же представил, что Пашка ему в ответ мог сказать. Да уж, в выражениях Павел Сергеевич не стеснялся. Александр Красовский усмехнулся ехидно. Ничего, посидит, не развалится. Теперь надо опять эту Машу найти, живописать ей в красках тупость полицейских, посетовать на трудности, какие предстоит преодолеть, и дело, считай, в шляпе. И все-таки он был в ярости. Ему, с его высшим образованием, амбициями, указал на дверь наглый полицейский. Даже разговаривать не стал. Пришлось, чуть ли не на пальцах объяснять, что он адвокат мистера Морозова и что ему надо увидеться с арестованным. Нет, качал головой полицейский, только в присутствии переводчика и только в присутствии турецкого адвоката. Это-то Красовский понял. Как и понял, что с него просто элементарно вытягивают деньги, ну, положим, не с него, а с Морозова. Переводчик с адвокатом, небось, стоят прилично, да и есть ли они в этом городишке? Ух, повезло Пашке, нечего сказать. И ему, Красовскому тоже повезло. Могло быть хуже. Гораздо.
– Ну, что? – спросила Маша. Они встретились, как и тогда, в баре.
Красовский только рукой махнул. Выплеснул свое негодование на турецкую правоохранительную систему и, сославшись на усталость, покинул отель, ушел к себе.
Маша проводила его задумчивым взглядом и почесала лоб. Красовский расстроен и беспокоится за судьбу своего босса, а почему лицо его светилось неподдельной радостью, когда он вошел в холл? Маша успела заметить. Она как раз из лифта выходила и, увидев сияющую физиономию юриста, даже обрадовалась, решив, что ошиблась в прогнозах, и Красовский совершил невозможное – вытащил Павла из камеры.
И Олиб тоже ничего хорошего по телефону не сказал. Выслушал Машу, попросил еще раз повторить имя фотографа и название отеля, да и только. А Маша так радовалась свалившейся на нее удаче. Фотограф не только узнал Яну, но и сказал, что и фотографии тоже его. Не те, фальшивые, понятное дело, а оригиналы, с которых те были сделаны. Яну он фотографировал, кажется, несколько дней назад, вместе с мужем. Сделал несколько кадров. Яна охотно позировала, обнимала мужа, тот морщился, но отказаться не смог. Потом, когда фотограф (звали его, кстати, Таркан) хотел распечатать снимки, обнаружилось, что в компьютере их нет. Тогда он решил, что просто случайно удалил несколько файлов и не очень расстроился: отдыхающих много, заказы есть – одним больше, одним меньше…
Маша достала снимок, положила на стол. Да. Яна в коротких шортиках, топике, на руке витой браслет. Ей тут же вспомнились золотые сполохи на смуглом тонком запястье. Страшно. Человек уже умер, в теле наверняка начались процессы распада органики, но золото все также благородно сверкает на уже мертвой руке. Маша пристально вглядывалась в лицо улыбающейся девушки. Чувствовала ли она свой страшный конец? Как это можно предугадать и можно ли, вообще? Вот она, Маша, сидит здесь живая и здоровая, а завтра вдруг и уже нет. И никогда больше не будет.
В пять лет Маша внезапно осознала, что такое смерть. Что это конец, после которого больше ничего никогда не будет, ни папы, ни мамы, ни мороженого, ни качелей-каруселей, ни кота Васьки, серого в полоску… Как она рыдала тогда в своей детской кровати, как рыдала! Прибежала испуганная мать, но Маша постеснялась сказать правду, придумала что-то про страшный сон. Но каждую ночь продолжала плакать, пока вместо мамы не пришел папа, ему почему-то Маша поведала о своем страшном открытии.
Папа не стал ее утешать, а вместо этого рассказал ей про одну интересную религию, Маша тогда по малости лет восприняла это, как некую сказку. По папиным словам, выходило, что никто не умирает до конца, а рождается снова, кто котом, кто собакой, а кто и жуком-пауком. С тех пор Маша больше не плакала, и жуков больше не боялась, а на кота Ваську, серого разбойника-воришку, стала глядеть уважительно и за хвост больше не дергала.
Странно, Яна в таком легкомысленном пляжном наряде, а вот мужчина, наоборот, в строгом деловом костюме, да еще и с галстуком. Ну и стол письменный за его спиной. Где-то в офисе снимок делался. Мужчина лет тридцати. Красивый. Породистый, как сказала бы мама. Улыбается, но как-то натянуто, напряженно. Как улыбаются почти все на официальных снимках. Встреча в высших кругах. Все застывают с улыбками на лице, а фотограф все медлит, что-то там у него не клеится; все уже устали, но улыбку держат, и эта усталость потом проявляется на таких вот фото в виде застывших каменных лиц.
Почему? Вдруг спросила она сама у себя. Почему этот мужчина? Не кто-то другой, какой-нибудь пляжный мачо с голым торсом? Он бы как нельзя лучше подошел, если бы кто-то хотел спровоцировать Павла на ревность. И еще эта многолетняя давность исходного снимка не давала Маше покоя. Может, не Павла хотели спровоцировать? А кого? Она загнула часть снимка, так чтобы видно было только мужчину. Ну что ж, повезло один раз, повезет еще, это уж как пить дать. Наследственность, увы.
***
Садык выслушал доклад сотрудника, кивнул и отпустил. Потом поворошил бумажки на столе, еще раз перечитал их и ненадолго задумался. Потом достал чистый лист и по обыкновению принялся выстраивать на нем всевозможные схемы. Привычка давняя и, по большей части, бесполезная – все схемы прекрасно умещались в его голове и так. Он уже примерно представил себе структуру преступления – не хватало одной последней детали, ну или нескольких, но без них картинка, увы, не складывалась. Ах, эта русская туристка! Как она нашла этого фотографа? Нет, Садык бы его и сам, конечно, нашел, он уже отдал распоряжение опросить всех сотрудников этого отеля. Беда в том, что полицейские тоже лю