ивал на мир, осторожно отхлебывая из бокала распухшей губой.
– Вы алкоголик? – спросила Маша.
– Ноу, – мотнул головой Сергей. – А вы, барышня, не училка. Вон как по-английски шпарите. Кто вы, барышня? Судя по туфелькам, гламур вам не чужд, но на эскорт не тянете, вы уж извините.
Маша зарделась, когда смысл фразы дошел до нее.
– Идиот, – тихо прошептала она.
– Вам обидно, что вы на службу эскорта не тянете? Или что я посмел, пусть и чисто теоретически, предположить вашу причастность к этой древнейшей и многоуважаемой мной профессии? – уточнил Сергей.
– Вам второй глаз подбить или в ухо лучше? – задушевно спросила Маша.
– Везет тебе, Пашка, живешь в краю непуганых давалок, тьфу! весталок, – Сергей повернулся к Павлу и восхищенно цокнул языком.
– Угомонись, Серега, – добродушно откликнулся Павел, – она и правда может в глаз или в ухо. Легко, – После еды он как-то расслабился и, блаженно вытянув ноги, намеревался немного отдохнуть от трудов праведных.
– Окей, – смиренно согласился Сергей, – отвечаю по пунктам. Первое – я не алкоголик. Просто день вчера такой паршивый был. Мы по Манагавту спускались, и у нас плот развалился, еле выбрались. Потом за спасение накатили, потом еще добавили, ну и пошло, поехало. Второе – лучше в ухо. Я его тогда смогу волосами прикрыть, – и он наклонил голову, подставляя Маше ухо для удара.
Маша фыркнула. Клоун, да и только. Кого-то он ей сильно напоминал. Только вот кого? Сергей посидел еще немного, потом заскучал, поглядывая на опустевшую бутылочку, и отправился, как выразился, «зализывать раны». Маша закрыла за ним дверь и принялась убирать со стола тарелки.
Павел смотрел на нее из-под полуопущенных век, и было ему, как ни странно, очень хорошо. Хорошо и свободно. Там в груди, где все это время шевелилась тяжелая черная медуза, сейчас было пусто и легко. Пусть и на время, может быть, но Павел радовался и такой передышке. Сейчас он с удивлением разглядывал эту новую Машу, которую он до сих пор и не знал, по-видимому. Когда она лихо принялась болтать по телефону по-английски, делая заказ в ресторане, так легко и непринужденно, что даже Павел, не искушенный в языках, понял, что это отнюдь не школьный разговорный «со словарем», а Сергей так, вообще, зарукоплескал и показал Павлу большой палец. И сделал еще один неприличный жест, хорошо хоть Маша не видела. С ее способностью моментально заливаться румянцем, она, наверное, просто бы вспыхнула, как бенгальский огонь. Все же, надо признать, вы, Павел Сергеевич, непроходимый слепец, констатировал он. Ничего-то ты не видишь, и не слышишь, пока вон, чужие люди не покажут. Сереге пары минут хватило, чтобы одной фразой выразить Машину нехитрую сущность. Как он сказал? Непуганая весталка? Точно. Такая за идею пасть порвет или на амбразуру кинется.
– Ты где раньше работала? – спросил он неожиданно даже для себя. Не входило в его планы разговоры сейчас всякие затевать. Берег он это чувство освобождения, накатившее на него, знал – ненадолго.
– В школе, – после до-о-ол-гой паузы ответила Маша, а потом после еще одной такой же, добавила: – Учитель английского.
Павел кивнул и прикрыл глаза. Маша пытливо посмотрела ему в лицо. Но нет, он не фыркал и не усмехнулся даже.
– А чего ушла? – спросил. Маша пожала плечами. – Зарплата?
– Нет, – коротко бросила она и взяла в руки книжку, показывая, что ни в какие разговоры «за жисть» вступать не намерена. Еще чего!
– Так чего? – не унимался Павел. – Карьера?
– Ага! – не удержалась Маша. – У вас сделаешь…
– Ну с твоей способностью все забывать и путать – легко.
Маша захлопнула книгу и как-то просто и буднично спросила:
– Что ты выдумываешь, что я когда путала?
Павел смотрел на нее, удивляясь: он-то ждал гораздо более бурной реакции. Ему почему-то нравилось дразнить ее. Она так смешно сердилась.
– Когда ты совещание забыла отменить, помнишь? И все приперлись, а меня нет?
– Не все. А только Красовский. Все остальные были в курсе.
–А когда надо было срочно договор с «Сезоном» привезти, а ты забыла Красовскому позвонить? И я как дурак с заказчиком два часа коньяк в ресторане хлестал?
– Это он так сказал. А я ему звонила и все передала.
– А… – тут Павел замолк и ненадолго задумался. По всему выходило, что все ляпы у секретарши происходили, действительно, только с Красовским. И он постоянно Павлу в красках рассказывал про фортели, выкидываемые его секретаршей. Странно. Он посмотрел на Машу – она опять раскрыла книгу и углубилась в чтение. – То есть ты хочешь сказать, что Сашка на тебя специально поклеп возводил? А зачем?
Маша на секунду вскинула на него глаза и скривилась. Она-то знала ответ, но предпочла промолчать.
– Он что к тебе клеился, а ты ему от ворот поворот? – не унимался заинтригованный Павел. Маша мотнула головой. – Значит, клеился, – вздохнул Павел.
–Ох! – Маша сокрушенно покачала головой. – Ну и зануда вы, Павел Сергеевич! Да не клеился он ко мне! Что вам теперь везде сексуальные домогательства мерещатся?
– Мне?
– Ну не тебе, а в смысле, всем. Нет, дело не в этом, а в запятой. – Павел вопросительно уставился на нее, и Маша почла нужным пояснить:– Я ему в письме запятую исправила. А он начал доказывать, что запятая у него там, где нужно. Но ведь деепричастный оборот на письме выделяется запятыми. Это ж учебник русского языка за седьмой класс.
– И ты ему об этом, конечно, сказала? Про седьмой класс? – Маша кивнула, а Павел захохотал, но тут же сморщился: распухшая скула делала смех делом затруднительным. – Тундра ты, Маша! – объявил он. – Кто ж начальнику на ошибки указывает, да еще намекает на его полную безграмотность? А? Тундра и есть. Вот он тебе и показал, кто в доме хозяин.
Павел улыбался, а сам думал, что совсем он не разбирается в людях. Ну, ладно, секретаршу не разглядел, ему и по должности не положено с этим разбираться, а вот что про человека, с которым соли пуд, не пуд, но съел, мало что понимает, вот это уже показательно. Не замечал он за Красовским такой мелочной мстительности. Или тут ему на больную мозоль наступили? Сашка уж очень гордился своим высшим юридическим, а на Павла, никаких таких престижных заведений не заканчивавшего, смотрел не свысока, конечно (посмел бы он), но с таким не очень отчетливо выраженным чувством превосходства. Павел об этом знал, но не придавал значения.
Он уже не раз сталкивался с людьми, которые, узнав, что у него нет никаких таких дипломов и степеней, недоуменно пожимали плечами: и как это он бизнесом занимается, да еще и успешно, да еще не в области купи-продай, где большого ума (для непосвященных) вроде как и не надо, а производством, что в России чревато последствиями. Павел в ответ всегда спрашивал, диплом какой специальности имеет человек и работает ли он по этой специальности. Ответ почти всегда был «нет». На вопрос, зачем тогда человек угробил пять лет жизни на постижение профессии, которая ему никаким боком не пригодилась, ответа он тоже не получал. А если ответ был положительным, то есть человек работал по специальности, то Павел спрашивал на какой машине человек ездит, и, если слышал, что таковой у оппонента не имеется, красноречиво усмехался. Ну а те, кто работали по специальности или не работали, но машину имели не хуже, чем у Павла, таких дурацких вопросов не задавали. Павел вдруг легко поднялся и переместился к Маше на кровать, загнул книжку, так чтобы видна была обложка, усмехнулся, увидев там белокурую грудастую красотку в объятиях страстного ковбоя, и растянулся во весь рост на покрывале.
– Я посплю? – чисто из вежливости спросил он. Маша кивнула и хотела пойти в кресло, но Павел рукой ухватил ее за бок и привалил рядом с собой. – Ты мне не мешаешь. Читай себе на здоровье. – И через минуту задышал ровно и глубоко. Спал.
Маша примостилась рядышком, спиной чувствуя тепло, и продолжила чтение. Как-то так само собой выходило, что Павел играл первую скрипку в их дуэте, и Маше это нравилось почему-то. Потом она представила, что ему сейчас пришлось бы пойти в свой номер, где он сидел и думал о своей жене, и какое-то нехорошее чувство кольнуло ее грудь. Подумалось, что Павел просто пользуется ей, Машей, как спасательным кругом, и как-то неуютно и обидно ей стало. Но только на секунду. Она посмотрела на его крепко сомкнутые губы, нахмуренные даже во сне брови и слегка погладила по руке. Ну и пусть пользуется, решила она.
Красотка из романа меж тем всерьез собралась вытравить из своего сердца все воспоминания о молодом ковбое: описание душевных терзаний заняли не одну страницу пухлого романа. Свадьба с шерифом-проходимцем, к счастью, не состоялась – у того объявилась жена и испортила ему всю малину. Возмущенные горожане потребовали сменить шерифа. Такая ковбойская мини-революшн. Шериф сложил свои полномочия, но желающих занять его место, что-то пока не наблюдалось.
Маша перевернула страницу и ненадолго задумалась: вот так и в жизни – кричать и возмущаться все горазды, а взять ответственность на себя, так никого нет. Павел во сне повернулся набок и тяжко вздохнул. Что ему может сниться? подумала Маша. И она вдруг представила, что потеряла кого-то из близких, и задрожала. Нет, так не бывает. Не бывает. Или да? Может мужчина, только что потеряв жену, найти утешение в объятиях другой женщины? А если может, что это значит? Что он ее не любил, или что у него вместо сердца кусок льда или камня? Или у мужчин как-то все по-другому в голове и в сердце устроено? Может, они не способны к эмпатии вообще? Маша знала, что люди делятся на логиков и этиков. И логиков в мире девяносто пять процентов, а этиков всего пять. Но это не значит, что логикам недоступна область высоких чувств вообще, так же как этики, не всегда математически безграмотны. Просто каждому легче играть на своем поле. У логиков надо развивать воображение, для них же то, чего не видно, то не существует. А этиков хорошо бы с детства приучать к дисциплине. Вот Павел по всему типичный логик, но последняя выходка с дракой, в схему явно не вписывалась. Что это за фортели?