и, возможно, сейчас в этот самый момент думает о них, а, может, и планирует новое преступление. Маша зябко передернулась и нервно оглянулась. Нельзя поддаваться панике – у нее слишком буйное воображение. Вон Павел спокоен словно танк, ловит рыбу, пьет виски и даже смеется чему-то. Толстокожий, одним словом. И как она может его любить? Или она его не любит? А тогда что же это? Почему она смотрит на его спину, уже изрядно потемневшую под солнцем и чувствует что… Маша отвернулась, подавив внезапное желание подойти, положить руки на сильные плечи, прижаться к нему всем телом… Ох! Она встала и быстро спустилась по ступенькам на корме к самой воде.
Прохладное море немного отрезвило ее. Видела бы мама, как она пьет в начале дня, пришла бы в ужас. Но как было не выпить вина, глядя на эту великолепную закуску? Видимо, из-за этого ее мысли и приняли такое… фривольное направление. Сквозь прозрачную толщу воды просвечивало дно все в разноцветье камней. Она не удержалась и нырнула. Без маски истинные очертания искажались, но Маша все же углядела красивый белый камешек с темными прожилками, цапнула его и рванула на поверхность за воздухом. Уф! Она вдохнула, разглядела свою находку и улыбнулась. Вот и еще один экземпляр в коллекцию. Из каждой поездки Маша привозила по камню. Потом можно было посмотреть на него и вспомнить про это море или Парижскую мостовую. Она подплыла к яхте, вскарабкалась на площадку и уселась на ней, болтая ногами в воде.
Солнце уже достигло зенита и начало покусывать голые плечи, Маша поспешила под тент, а потом и вовсе ушла вниз, в каюту. Здесь было прохладно и тихо, только волны стучали по обшивке. Помещение было маленькое с двумя спальными местами, маленькой кухней за перегородкой и даже удобства имелись. Хотя как такой крупный мужчина, как Павел, смог бы втиснуться в этот крошечный закуток, Маша не представляла. Нет, им с Павлом понадобится яхта попросторней… Ну вот опять… Размечталась! Она фыркнула и достала сумку. Надо переодеть купальник и намазать плечи, а то опять придется за сметаной бежать.
– Маш! – сверху раздался голос Павла. – Брось мне сигареты. Там в сумке должны быть.
Маша огляделась вокруг. Ох уж эти мужчины! Побросали все, как будто за ними черти гнались. Найдешь тут чего, как же! Она подняла с пола рубашку, встряхнула, втянула носом горьковатый запах – Сергей и на рыбалку не забыл надушиться. Белый прямоугольничек вылетел из нагрудного кармана, плавно спланировав на пол. Визитка. Уваров Сергей Кириллович, ведущий специалист чего-то там… телефон, факс и прочее. Уваров… Маша прижала рубашку к лицу и сильно вдохнула. Вот почему запах казался таким знакомым! Подумать только – сколько лет прошло, а она все помнит. Кирилл. Кирилл Уваров. Ну, конечно – та же улыбка, тот же поворот головы, те же смеющиеся голубые глаза. Только то, что в отце было органично и естественно, в сыне превратилось в пародию и пошлость. Маша вылезла наверх, держа в руках пачку сигарет. Мужчины сидели возле накрытого стола. Капитан судна, невысокий сорокалетний турок, с матросом собирали раскиданные по палубе снасти.
– Что, рыбалка окончена? – улыбнулась Маша.
– На ужин нам точно хватит, – кивнул Сергей на ведро и раскинулся на стуле, вытянув длинные ноги.
Маша кивнула и присела рядом с Павлом. Он провел рукой по ее плечу.
– Не сгорела?
Маша мотнула головой, искоса разглядывая Сергея. Спросить или не спросить? Нет. Что она скажет? «Я знала твоего отца»? Смех. Где он сейчас? Как выглядит? Прошло восемь лет. Наверняка он не сильно изменился. Маша вспомнила упоение и восторг, с которым мчалась по трассе, вдыхая горьковатый запах одеколона. Тот запах еще долго преследовал ее во сне. Она даже в парфюмерный ходила, искала, на так и не нашла. Что это был за парфюм? Она так и не узнала, а спросить у Кирилла, конечно, постеснялась.
Вот почему у нее все так наперекосяк с мужчинами, вдруг поняла она. Мужчины, которых женщина встречает в самом начале, формируют ее отношение ко всем мужчинам в дальнейшем. Отец, старший брат, мальчик из старших классов, в которого была влюблена и так далее. А у нее был отец, а потом Кирилл. И она привыкла, что мужчина это тот, кто способен принять решение и нести за него ответственность в дальнейшем. А тот, кто говорит «решай сама, дорогая», как Олег, например, тот никогда не заставит биться ее сердце. А таких Олегов, сейчас большинство. Затюканные женской эмансипацией, мужчины перестали принимать решения. А зачем? Если она все равно все сделает по-своему? Сделает, а потом будет рефлексировать по поводу мужской несамостоятельности.
Маша усмехнулась, про себя, конечно. Мир перевернулся. Она снова искоса глянула на Сергея, тот задумчиво рассматривал солнце сквозь бокал с коньяком, загадочная улыбка блуждала по его лицу. Было видно, что он, в общем-то, уже изрядно пьян. Но ведь и Павел тоже весь день прикладывался к бутылке, но пьян ли он, понять было трудно. Павел и Кирилл. Маша прикрыла глаза. Да, без сомненья, они из одного теста, эти мужчины. Хотя Кирилл веселый и жизнерадостный, чего не скажешь о суровом и жестком Павле. И все же рядом с ними чувствуешь себя защищенной. В этом, наверное, дело. Каждой женщине хочется чувствовать себя в безопасности, это, видимо, генетически заложено в женском подсознании. Ну, хорошо. А как же Яна? Как она могла быть с Павлом и встречаться с Красовским? Хотя у наркоманов вывернутая психика, это понятно. Или просто у Маши не так мозги устроены, если она не понимает, как можно изменять мужу, да еще такому, как Павел. Павел толкнул слегка ее в плечо.
– О чем задумалась? – тихо спросил он.
– О тебе, – также тихо ответила она.
Павел кивнул и ничего не сказал. О нем, так о нем. Приятно, когда о тебе хоть кто-то думает. Ему было хорошо. Несмотря на все события. Коньяк туманил мозг; и мир казался не так уж плох; и Сергей казался нормальным парнем: Павел уже понял, что тот начинал выпендриваться, только когда хотел произвести впечатление на женщин, а так вел себя вполне нормально. Маша, сидящая рядом, слегка касающаяся его плеча во время качки, с разлетающимися от ветра волосами, с облупленным носом, показалась вдруг такой родной и до боли своей, что он еле сдержался, чтобы не стиснуть ее руками крепко, до хруста. Он оглянулся – затащить бы ее сейчас в каюту и… Он усмехнулся и тряхнул головой – что-то ты, Павел Сергеевич, совсем с катушек съехал, нельзя так много пить.
– Маша, ты мне телефончик оставишь? – спросил вдруг Сергей.
Она вздрогнула и сильно хлопнула глазами.
– Зачем?
– Ну что ты совсем девочка, не понимаешь? – удивился он.
Павел решил не вмешиваться. Ему стало интересно, как поступит Маша. Он в конечном итоге ожидал от Сергея чего-то такого.
– Нет, – ответила Маша, – не оставлю.
Она сказала это так просто, без всякого кокетства, что Павел даже удивился.
– Зря, – сказал Сергей, – а я бы тебя в Москву пригласил. Тебе бы понравилось.
– Знаю, – Маша улыбнулась, – я часто в Москве бываю, с отцом. Он туда каждый месяц ездит и меня иногда берет.
– Ну, тогда держи, – он вытащил визитку и положил перед ней. – Будешь в Москве, звони.
Маша с интересом повертела визитку в руках.
– Уваров, – прочитала она. – Был такой автогонщик, Кирилл Уваров, папа его знал, мы как-то с ним…
– Ну, кто же не знает Кирилла Уварова, – засмеялся Сергей и залпом опрокинул в себя коньяк. – Папочка везде след оставил. Спроси любую женщину в России про Кирилла Уварова, она тут же глазки закатит и штанишки намочит.
– Поэтому ты его одеколоном пользуешься и пошлые анекдоты рассказываешь, – кивнула Маша. Глаза ее вспыхнули, на щеках зарделся румянец. – Только, знаешь – тебе до своего отца, как до Луны пешком. Ты с ним и рядом не стоял! Он мужчина, а ты жалкая пародия. Клоун!
– Ха-ха-ха, – засмеялся Сергей, – видишь, Павел, чего хочет женщина. Ты перед ней и так и этак, а она хочет только одного, чтобы ей качественно задурили голову. Как же! Автогонщик, твою мать! Чемпион, хренов! А ты знаешь, что этот чемпион матери жизнь испортил, мне жизнь испортил? Для него гонки всегда на первом месте стояли, машины, трассы, а семья так, побоку! Когда он овощем на койке валялся, мать квартиру в Москве продала, чтобы ему операцию на мозгах сделали, а я два года в деревне у бабки жил, с алкашами и их дегенеративными детишками общался. Потом в коммуналке съемной ютились, китайские джинсы за триста рублей носил, надо мной вся школа смеялась, я в институт нормальный не мог поступить – денег не было. А мать все только для него, для него жила, в рот ему смотрела, а я… Черт! – он с силой швырнул бокал о палубу. Осколки брызгами разлетелись в стороны.
Маша ошарашенно молчала, потом испуганно посмотрела на Павла. Его лицо было непроницаемо и ничего не выражало.
– Ты, Серег, отцу простить не можешь, что мать его больше чем тебя, сына, любила, – сказал Павел, – это нормально. Обычный детский эгоизм. Я вот матери простить не мог, что она меня выбрала, в такой же почти ситуации. Отец, когда заболел, серьезно заболел – ему инвалидность грозила – мать его бросила. Потом мне объясняла, что устала по больницам таскаться. Все деньги на лекарства уходили. А ей меня надо было поднимать, учить, одевать, обувать, кормить. А мне пополам было, какие джинсы носить, я отца любил и хотел, чтобы он рядом был, неважно больной, здоровый…
– И что? – Сергей откинул со лба волосы и тряхнул головой. – Что ты хочешь этим сказать?
– А то, что твоя ситуация не уникальна. Не ты один такой брошенный мальчик, и незачем из этого трагедию делать. Никто ни в чем не виноват. Каждый человек в каждый момент времени поступает наилучшим для себя способом. Не помню, кто сказал, но точно.
– Наилучшим, говоришь? – оскалился Сергей, – И правда! Наилучшим для меня будет тебе сейчас морду набить… – Он приподнялся, но встать полностью не успел – Павел коротким и резким тычком в грудь осадил его назад. Сергей упал на палубу, и какое-то время лежал неподвижно, потом зашевелился, нашарил рукой стул и, тяжело поднявшись, уселся за стол.