Приспустив штаны вместе с трусами, Марк гладит себя, глядя, на мои разведенные бедра, и от этого вида внизу живота снова взрываются петарды.
Марк прижимается головкой ко входу, стараясь толкаться без спешки, но я кладу ладони на его полуголую задницу и заставляю войти в свое тело одним толчком.
Мы оба стонем. Зотов останавливается только на секунду, а потом начинает двигаться во мне так, что диван ударяется о стену. Снова и снова до тех пор, пока его движения не разбегаются искрами по мышцам, которыми его сжимаю.
Семь лет назад у нас не было такого секса. Семь лет назад он был нежным, будто я чертова хрустальная ваза! Возможно, я такой и была. Я совершенно точно была такой.
Я не успеваю впитать новые ощущения. Не успеваю в них разобраться. Резко отстранившись, Марк выпрямляется и перехватывает себя ладонью, после чего мое тело от груди до живота обжигают горячие капли его оргазма.
Схватив с пола футболку, он обтирает мой живот и, раньше чем успеваю опомниться, скатывается с дивана, подкладывая ладони под мои ягодицы и опуская голову между моих ног.
Приподнимаюсь на локтях. Хочу его остановить, но его пальцы и язык работают в чертовой слаженной синхронности, и мне остается только закусить кулак и подчиниться новым ощущениям, которые волнами омывают нервные окончания, концентрируясь в той точке, которую Марк снова и снова ласкает языком и губами.
— О, Господи! — впиваюсь пальцами ему в волосы. — Марк!
Его руки не пытаются удержать мое тело, когда его подбрасывает и натягивает струной от свалившегося на меня оргазма.
Дышу рвано и быстро, глядя в потолок, но перед глазами пляшут белые мушки. Когда сердце прекращает колотиться в ушах и ноги перестают дрожать, неловко принимаю вертикальное положение, садясь на диване.
Пока пытаюсь собрать подрагивающими пальцами запутанные полы халата, Зотов быстрым движением натягивает на задницу штаны вместе с трусами и, резко встав, принимается мерить шагами комнату. Запустив пальцы в растрепанные волосы, наблюдает за тем, как затягиваю на талии пояс и привожу в порядок свой внешний вид, неуклюже поднявшись с дивана.
Мои ноги как желе, в голове пустыня.
Подойдя к двери, открываю замок и нажимаю на ручку. Выскользнув за дверь, бросаю тихое:
— Спокойной ночи.
Глава 16
Первое, что вижу, открыв глаза в сером утреннем свете, — кроме меня в кровати Капустина никого. О том, что я спала здесь вместе с Таней, напоминает только отпечаток ее головы на подушке, будто она покинула постель совсем-совсем недавно.
Мой собственный сон был настолько глубоким, что голова ощущается тяжелой, когда приподнимаю её и осматриваю комнату, в которой действительно одна.
Переведя глаза на край отброшенного Таней одеяла, снова роняю голову на подушку и натягиваю одеяло до подбородка.
Мне не приходится гадать где я, кто я такая и что вокруг меня происходит. С моей памятью все отлично, воспоминания накатывают волнами, особенно, когда с первым же движением тела ощущаю дискомфорт в тех мышцах, которые находятся у меня ниже талии. В ответ на эту тягучую боль я закусываю губу и жмурю глаза, надеясь, что горячие яркие картинки прошлой ночи пронесутся перед глазами побыстрее и оставят меня в покое…
Его руки и губы… жесткое тело, такое сильное и возбужденное…
Я ни о чем не жалею, но внутри всё вопит убраться отсюда скорее. И из постели Капустина, и с его дачи тоже, ведь этот уикенд закончился, а меня ждет моя реальная жизнь! Та, в которой Зотов — старое чертово воспоминание, а не живой горячий мужчина, образ возбужденного лица которого прямо сейчас шевелит мурашки у меня в животе.
Надеюсь, что это лицо я больше не увижу, несмотря на то, что его возбужденная версия — самое потрясающее из того, что я видела на этой неделе.
Мне не нужны очередные прощания с ним. Я желаю ему попутного ветра и всего самого замечательного! Сама я просто хочу убраться отсюда, вот и все…
Откинув одеяло, торопливо выбираюсь из кровати и отправляюсь в ванную, чтобы умыться. Мои глаза в зеркале горят, щеки тоже. Тело ломит, и мне хочется забраться под струи горячей воды, но когда развязываю пояс и сбрасываю с себя халат, вижу полосующие грудь красные отметины, которые горят на моей коже, как факелы. Развернувшись, смотрю в зеркало через плечо и вижу отпечатки пальцев у себя на бедрах и заднице.
— Черт! — ахаю и тут же подхватываю с пола халат, боясь того, что в любой момент в комнату может вернуться моя подруга.
Бросившись к стулу, сгребаю с него свои вещи и одеваюсь за две секунды, после чего заплетаю волосы в свободную косу и, стараясь не шуметь, выхожу в коридор.
На часах нет еще и девяти утра, наверху ни единого звука, внизу из гостиной слышен все тот же стройный храп, а из кухни — приглушенные голоса, и двигаясь на них, я умоляю вселенную о том, чтобы это был не Зотов…
— Дай взглянуть…
— … ай! — долетает до меня, когда останавливаюсь в дверном проеме кухни.
С облегчением вижу перед собой Капустина. Он одет в одни клетчатые пижамные штаны и тапочки, и между его голым до пояса телом и кухонным гарнитуром зажата Таня, ладонь которой Данила подносит к губам и дует, говоря:
— Тссс… давай я… Больно?
Следя за его действиями, Таня еле слышно бормочет:
— Больно.
— А так? — Капустин прижимается губами к ее пальцу, наблюдая за лицом Тани сверху вниз.
— Еще хуже… — произносит она тонко, подняв на него глаза.
Губы Капустина разъезжаются в улыбке. Прихватив упавший на лицо локон, Даня заправляет его Тане за ушко.
Потоптавшись на месте, я откашливаюсь, чтобы привлечь к себе внимание, на что моя подруга вскидывает голову, вырывая ладонь из руки Данилы, а тот отступает на шаг, прочищая горло и объявляя:
— Поищу аптечку…
— Ты поранилась? — спрашиваю, продолжая балансировать на пороге.
— Обожглась, — отскочив от Капустина, Таня суетливо поправляет волосы и выпаливает, — доброе утро!
— Доброе…
Мой ответ прерывает скрип входной двери, на который я оборачиваюсь как раз в тот момент, когда в прихожую с улицы залетают снежинки, а следом за ними в дом энергично вваливается Зотов.
Мое сердце реагирует мгновенным рывком, но я могу без зазрения совести сказать, что это от неожиданности. Я не вру. Черт возьми, нет…
На его тяжелые зимние ботинки налип снег, наброшенный на голову капюшон толстовки тоже припорошило. В большом дутом пуховике Марк кажется огромным, а от морозного румянца на щеках — чертовски бодрым и пышущим здоровьем. Он выглядит так, будто пешком преодолел несколько километров и даже не вспотел. От его энергии воздух вокруг потрескивает…
Кончики моих пальцев подрагивают, я прячу их под рукавами свитера, натягивая тот на ладони и складывая руки под грудью.
Марк сбрасывает с головы капюшон и ерошит ладонью растрепавшиеся волосы, которые слегка завились на концах. Семь лет назад его прической был спартанский короткий ежик, я и понятия не имела, что его волосы могут вот так виться.
Его глаза останавливаются на мне, а я отхожу в сторону, пропуская выскользнувшую из кухни Таню.
— Дайте мне пятнадцать минут, — летит оттуда голос Капустина. — Я вас отвезу.
— Сами справимся, — отвечает она, быстро направляясь к лестнице. — Такси уже подъезжает… пять минут… — сообщает мне, проходя мимо.
Эта новость приносит мне мгновенное облегчение, а все остальные чувства я упрямо игнорирую, направляясь к шкафу с верхней одеждой.
Второй раз за последние сутки Зотов удерживает меня на месте легкой хваткой пальцев на моем локте. Опустив на меня глаза, проходится кончиком языка по губам и приглушенно спрашивает:
— Как ты себя чувствуешь?
— Все отлично. Была рада тебя увидеть…
Высвободив руку, отступаю, но он снова хватает мой локоть, разворачивая лицом к себе и настойчиво сообщая:
— Надо поговорить.
— Наше такси подъезжает.
— Подождет.
— Я спешу.
— Глаша…
Увернувшись снова, подлетаю к шкафу и выдергиваю из кучи вещей свою куртку.
— Я провожу, — объявляет он твердо.
— Не стоит. Всего хорошего, Марк Зотов. Канадским медведям привет, — повернувшись к нему спиной, быстро одеваюсь, рассчитывая дождаться такси на улице.
— Аккуратно. Не сломай ногу, — слышу голос Тани и оборачиваюсь.
Она появляется на лестнице вместе с Альбертом, тот выглядит ужасно помятым и потерянным. Его лицо серовато-бледного цвета, и это все, на что хватает концентрации моего внимания прежде, чем дергаю на себя дверь и выскальзываю на улицу.
Ледяной воздух кусает щеки, пока быстро иду по расчищенной от снега дорожке к воротам, за которыми мелькнула шашка городского такси.
Глава 17
Марк
Складное рыбацкое кресло подо мной опасно деформируется, когда на него сажусь, еле впихнув свою задницу. Теперь не уверен, что смогу выбраться. Капуста притащил для меня это кресло из машины по-джентльменски, как для принцессы. Чтобы я мог переобуться здесь, на берегу замерзшего озера, недалеко от его дачи.
Обмотав вокруг щиколотки шнурки, туго завязываю двойной узел и тянусь за левым коньком.
Кресло накреняется и скрипит. Поймав равновесие на покатой поверхности, в которую оно втрамбовано, выпрямляюсь и втягиваю в себя морозный воздух: сегодня градус ощутимый. Порядком ниже, чем вчера, но не такой, чтобы меня впечатлить. В канадском Виннипеге, где живу последние семь лет, яйца, бывало, просто сжимались от холода, сегодняшние минус восемь — это даже не зима, а канадское лето.
Прислушиваясь к себе, ощупываю голеностоп левой ноги и, подняв глаза, смотрю на озеро, по которому рассекает мой друг, толкая перед собой широкую пластиковую лопату. На нем плотная толстовка, утепленные спортивные штаны и бейсболка с логотипом нашей местной юношеской команды.