Долгое дело — страница 55 из 86

Есть слова, которые у меня вызывают немое восхищение своей меткостью и простотой. «Удобрять» — делать землю доброй. «Простокваша» — молоко, которое просто сквасилось. Попробуй обозначить гриб, который можно есть сырым. Так и скажешь: гриб, который едят сырым. А есть короткое, точное и чуть ласковое слово — «сыроежка».

В нашем языке много слов, полных скрытого юмора, который мы не замечаем из-за частого их употребления. Хотя бы слово «поколение». Родившиеся раньше нас — старшее поколение. Мы им по колено. Родившиеся после нас — младшее. Они нам по колено. Это слово не признаёт никакой акселерации: если ты длинный, но молодой, то всё равно мне по колено, ибо я имею жизненный опыт.

Другое чудесное слово — «неразбериха». Не-раз-бра-лись, но всё не получается. А если не получается, то, естественно, слово «браться» переходит в пренебрежительное «бериха». Вроде «дурёхи».

Однажды в метро я глянул на закрытые двери и рассмеялся, вдруг почувствовал, сколько юмора в знакомом «не прислоняться». Представил, как индийский слон боком привалился к двери, прислонился. Вот надпись и призывала не быть слоном.

Но есть слова, похожие на членостоногих гусениц. Их придумывают Васины. На пачке чая написано: «Росглавдиетчайпром». Одно слово и четыре осколка. Ну к чему, например, «глав»? Главк ли это, фабрика ли какая главная, или чай в пачке самый главный?.. На коробке с цикорием написано: «Ростовкофецикорпродукт». Не слово, а пожарный шланг. Обязательно вставлено «продукт», чтобы люди кофе с цикорием не отнесли, скажем, к галантерее. На ленте для пишущей машинки написано: «Минлесбумдревпром». Слово перекатывается во рту, как деревянные чурки.

Некоторые слова придумывают люди весёлые. Я знаю, что «Кондпром» выпускает кондитерскую продукцию, а мне кажется, что там высиживают кондоров. Завод «Эмальер» выпускает посуду, а мне чудится, что там пишут пьесы. Есть организация с загадочным названием «Разнопром», но тогда должна быть организация «Кое-каксбыт». Думаю, что «Касп-рыба» означает «Каспийская рыба», а если кистепёрая?..

Выговорился?


Добровольная исповедь.

Нет человека, которому я бы не понравилась. Оказывается, есть — этот самый Рябинин, которого я в упор не вижу.

Существует три золотых правила обаятельности…

Первое. Слушайте человека. Он вам выговорился, и ему стало легче. Теперь это приятное ощущение он связывает с вами, теперь вы ему приятны.

Второе правило. Всех хвалить, можно за глаза. Не беспокойтесь, передадут.

Третье правило. Никогда ни на кого не обижайтесь — и вы достигнете всего. Допустим, вас оскорбили, а вы промолчали. У оскорбившего останется чувство победы, и вы будете ему приятны. Запомните, обидившийся — это уже побеждённый.


Следователю Рябинину.

Я слышал, что есть удивительная женщина Калязина, которая общается с духами и не хочет общаться с вами. Не могла бы она свести меня с духом какого-нибудь султана, имевшего опыт содержания гарема. Дело в том, что я надумал жениться и надо бы посоветоваться с опытным человеком, стоит ли идти на такой шаг…


Уважаемый гражданин Петельников!

Вместо того чтобы думать о женитьбе, вы бы поразмышляли об удивительных явлениях природы. Неужели вам не интересно, как человек видит пожары за десятки километров, почему останавливаются электрические часы, отчего скисает молоко?.. А жениться вы ещё успеете.


— А в лицо её знаешь? — спросила Кашина.

— Вилена, я полгорода знаю в лицо, — заверил Петельников.

— Знаете в лицо один миллион пятьсот тысяч человек? — усомнился Леденцов.

— Да, один миллион пятьсот тридцать пять тысяч сто двадцать восемь человек.

Они стояли у молочного магазина, расположенного в тихом дворе. Высокий Петельников в светлом плаще, который каким-то образом подчёркивал его широкоплечесть. Кашина в тончайшем палевом плащике, каким-то образом делавшим её фигурку ещё стройнее. И Леденцов, прослышавший, что рыжему идёт зелёное, и добывший плащ ярко-изумрудного цвета, в котором походил на ряженого.

— А она знает? — опять спросила Вилена.

— Мы договорились по телефону, — успокоил её инспектор.

Верный своей теории, он не хотел допрашивать в кабинете и тем более в магазине. Да и какой допрос: расскажите о том, сам не знаю о чём. Пойди туда, не знаю куда. Поэтому он пригласил Вилену, надеясь на женское взаимопонимание. Поэтому увязался Леденцов, надеясь поучиться тонким допросам.

— Вилена, — обратился Петельников к инспектрисе, показывая взглядом Леденцову, что это относится и к нему, — кроме популярных «Алло!», «Слушаю!» и так далее есть и ещё телефонные обращения. Японцы отзываются: «Говорите-говорите», а итальянцы: «Готов!»

Кашина подняла тонкие коромыслица бровей.

— А знаешь, как отзывается инспектор Леденцов? Вчера звоню ему, он снимает трубку и говорит: «Ну?» Если звонивший спрашивает: «Инспектор Леденцов?», то инспектор Леденцов отвечает: «Именно». Если ошибаются номером, то он шутит: «Вы зашиблись…»

— Критику учёл, товарищ капитан. А как правильно?

— Теперь модно отвечать: «У трубки…»

Из магазина вышла женщина средних лет и неуверенно огляделась. Петельников пошёл навстречу, потянув за собой своих спутников. Женщина тоже зашагала к ним, хлопая по икрам голенищами резиновых сапог не своего размера, — звук, как от ехавшей телеги.

— Анна Григорьевна? — спросил Петельников.

— Извините за такой вид, подсобку мыла…

— А это мои товарищи. Давайте присядем вон на той скамеечке.

— Чего ж на скамеечке? Я в этом доме и живу…

Они повесили плащи, отёрли о половик ноги и прошли в комнату, сели за круглый стол.

— Сейчас по чашечке чайку…

Петельников не успел запротестовать. Без резиновых сапог Анна Григорьевна легко выскочила на кухню. Им даже показалось, что чай там уже кипел. Когда же громадное блюдо с домашним печеньем застелило носы запахом ванили, протестовать уже не хотелось. Крупные чашки, расписанные вроде бы карточными дамами и королями, отдавали жаром.

Хозяйка села на четвёртое место.

— По телефону вы сказали, что разговор не про недостачи…

— Нет-нет, — заверил Петельников. — Про скисшее молока.

— Господи, вредительство, что ли, какое?

— Есть подозрения, — солидно заверил Леденцов.

Петельников кивнул: мол, начинай. Леденцов растопыренной пятернёй поставил рыжие волосы дыбом и хитровато спросил:

— Давно молоком торгуете?

— Лет десять…

— Ничего не замечали?

— Чего ничего не замечала?

Анна Григорьевна была женщиной весёлой — на её загорелое крупное лицо то и дело падала улыбка, тут же ею сгоняемая. Видимо, помнила, что говорит с работниками милиции.

— Какой-нибудь подозрительности. К примеру, знаете, как воруют карманники? Обязательно левой рукой в правый карман.

— Не знаю, не воровала.

— Анна Григорьевна, — Кашина откусила печенье, жмурясь от удовольствия, — корицу клали?

— И корицу, и кардамон.

Хозяйка дала свободу улыбке, наконец-то показав, почему не давала ей свободы раньше, — зубы, крупные и редкие зубы, может быть слегка выступавшие. Но они не замечались, отвлекаемые добродушной улыбкой.

— Не подумайте, что мы не можем. Сейчас, знаете ли, наука на высоте, сказал Леденцов, упёршись в хозяйку немигающим взглядом, но продолжая жевать печенье.

— А я и не думаю.

— Допустим, вас убьют, а труп сожгут… Так эксперты по костям скажут, кто вы были — мужчиной или женщиной.

— А могут эксперты узнать по костям, дураком был человек или наоборот? — заинтересовался наукой Петельников.

— Дурак, товарищ капитан, категория не научная.

— Зато реальная, — лениво возразил старший инспектор.

— Анна Григорьевна, плед на тахту сами вязали? — Кашина разглядывала комнату.

— Сама, шерсти было не напастись, — улыбнулась хозяйка во всю ширину лица, позабыв про свои зубы.

Петельников вдыхал запах ванили, а может быть, корицы с кардамоном. В детстве, в их неустроенной семье, никогда ничего не пекли. В квартирах приятелей стоял тёплый дух пирогов. И ванили, а может быть, корицы с кардамоном. С тех пор эти запахи значили для него не только сдобу, а прежде всего семейный уют. Интересно, печёт ли Светлана Пленникова? И любит ли ваниль и корицу с кардамоном?..

— Допустим, вашу квартиру обокрали… Эксперт по микрочастицам опознает преступника.

— Уж лучше бы не обокрали.

— Допустим, в парадном на вас напал мужик…

— Ешь печенье, — приказал Петельников.

— Да, угощайтесь, — поддержала хозяйка.

— Анна Григорьевна, одна живёте? — спросила Кашина.

— А как вы узнали?

— По односпальной тахте, — успел вставить Леденцов.

Петельников скосил на него осатанелый взгляд. Леденцов ринулся пить чай мелкими и быстрыми глотками, закрыв лицо громадной чашкой.

Хозяйка вздохнула, адресуя этот вздох Кашиной.

— Одна. Был муженёк…

— Развелись?

— Не человек, а низменность. Посудите сами… Год пил, год сидел и год как вышел. Пораскинула своими потрохами: чего ж так век-то свой заедать?.. И вот одна. Да ведь вы ж ко мне пришли не про муженька слушать…

— Нас цистерна интересует, — согласился Петельников. — Анна Григорьевна, а где-нибудь по дороге не могли её открыть?

— Она ж ко мне приходит опломбированная.

— Ну а во время торговли?

— Господь с вами! На неё лезть надо.

— Почему ж молоко скисло?

— Не ведаю.

— Я вам скажу, — мрачно пообещал Петельников.

— А вы знаете?

— Женщина сквасила его взглядом.

Они ждали её смеха или хотя бы улыбки. Но, помолчав, Анна Григорьевна задумчиво согласилась:

— Глаз бывает очень вредный. В нашем селе Перерытое жила тётка Баиха. Посмотрит на ведро парного молока — и всё, простокваша. Глянет на четверть самогона — и всё, можно не пить, в нём ни одного градуса не осталось. Лягушек взглядом убивала…