Президентом федерации я стала не случайно, но по воле случая – так бывает. Меня пригласили на тренировочный сбор гимнасток, который проходил на спортивной базе в Новогорске. Это было обычное приглашение: выступить, пообщаться с девочками, ответить на их вопросы. Но я по натуре очень любознательная, никогда не упускаю возможности узнать или увидеть что-то новое.
После выступления я пошла в тренировочный зал и увидела, что на «растяжках» стоит очень красивая, совершенно очаровательная девушка, а лицо у нее – волевое. Ну просто прелесть!
Я потом старшему тренеру Валентине Батаен сказала:
– Вы воспитали гимнастку, которая будет во главе турнира…
Это было перед мировым первенством в Базеле. Действительно, чемпионкой оказалась именно она – Ирина Дерюгина. Впоследствии Ирина стала двукратной чемпионкой мира, спортивной знаменитостью.
И вот буквально с этого моего предсказания и гимнастки и их тренер решили, что я им принесу удачу. Никак не думала, что с поездки в Новогорск начнется мой «союз» с художественной гимнастикой, который будет длиться много лет и принесет мне много радостей и… немало огорчений.
Эстетические идеалы художественной гимнастики – гармония и красота человеческого тела, – мне думается, очень важны сегодня в жизни и в искусстве. Более того, искусству есть чему поучиться у спорта. Я все чаще сталкиваюсь с примерами того, как на сцене и на экране мы явно недооцениваем здоровье и привлекательность как основу нравственной цельности и физической красоты. Становится привычкой в лице, фигуре, во внешности хорошего, умного и доброго человека, «положительного героя», как пишут критики, обязательно подчеркивать некоторую ущербность. Из этого распространенного, к сожалению, явления порой стараются вывести чуть ли не новое направление в искусстве: талант подменить некой «странностью».
Хочу быть правильно понятой: я отнюдь не думаю, что некрасивый или физически ограниченный человек не может обладать прекрасными душевными качествами. Сколько угодно таких примеров! Но в искусстве стало почти правилом: если человек душевный, значит, обязательно ему природой недодано… И вот с этим я уже не согласна. И я видела, что именно художественная гимнастика способна помочь сформировать пожелания зрителей к создателям новых фильмов и спектаклей. Вот поэтому я и дала согласие стать президентом федерации.
Узнала я о своем избрании после возвращения из Болгарии, где снималась в фильме «Я буду приходить в твои сны». Художественная гимнастика мне была близка по своей природе, я ее рассматривала даже не как вид спорта, а как искусство, сочетающее музыкальность, пластичность, изящество, особое женское очарование. И меня совершенно не устраивало, что наши гимнастки на фоне девочек из других стран выглядят серенькими, неприметными. Я поставила перед собою и моими новыми подопечными амбициозную цель: добиться, чтобы наши гимнастки вышли в мировые лидеры. А почему бы и нет? У нас очень красивые, грациозные спортсменки. Бог ни талантом, ни способностями их не обидел, а по волевым качествам многим зарубежным гимнасткам они давали сто очков вперед. И мне за них было очень обидно. Решила взяться за художественную гимнастику всерьез. Тогда это был чисто женский вид спорта, он не входил в программу Олимпийских игр и даже Спартакиад народов СССР, всерьез его не принимали. Я поняла, что мне нужна авторитетная поддержка, помощь. Надо пробиваться на телевидение, в прессу, создать вокруг художественной гимнастики ореол привлекательности, зажечь общественный интерес. Понимала, что одной мне такое не по силам. Чтобы ввести художественную гимнастику в Спартакиады, а тем более превратить в олимпийский вид спорта, для этого надо было потрудиться.
Тогда в космос был запущен корабль «Союз» с Юрием Викторовичем Романенко и Георгием Михайловичем Гречко. Я обратилась к Георгию Тимофеевичу Береговому, который командовал отрядом космонавтов, попросила его, чтобы помог, назначил кого-либо из космонавтов к нам в помощники.
Помню, пришла 8 марта 1978 года в театр. Он гудел: получена телеграмма из космоса – поздравление с праздником Элине Быстрицкой и… всему коллективу. Авторитет космонавтов тогда был очень высоким, героика космических полетов еще не угасла. И телеграмма из космоса в театре стала особым событием…
Юрий Викторович Романенко стал вице-президентом федерации. Девочки-гимнастки ликовали.
Я ни разу не встретилась с Юрием Викторовичем, меня предупредили, что у него ревнивая жена. Но он нам очень помог. Я ему часто звонила, и он добился, чтобы были сделаны телепередачи, опубликованы статьи в прессе, улучшились условия для тренировок. Словом, он вел большую работу, очень ответственно и, я бы сказала, с большой симпатией относясь к красивому виду спорта. Разумеется, без такого высококвалифицированного и влюбленного в свое дело специалиста, как Ирина Винер, и половины достигнутого не удалось бы осуществить. Мы ведь просто энтузиасты, а она – мастер. Наряду с ее профессиональной деятельностью сыграли свою роль и наши старания.
И я, и Юрий Викторович, и, естественно, многие тренеры, не только Ирина Винер, приложили немало сил для того, чтобы художественная гимнастика стала популярной в стране, люди начали ждать соревнований как праздника красоты и грации. Когда «мои девочки» выходили на ковер, у меня замирало сердце от любви к ним.
Мои связи с художественной гимнастикой сохранились до сих пор. Это, наверное, уже навсегда.
Невозможно победить себя
Вопреки множеству легенд о неуправляемости и необязательности актеров, раньше в театральных коллективах была весьма строгая дисциплина. Допустим, если актер без уважительных причин не работал, не приходил на репетиции и вообще манкировал своими обязанностями, ему делался денежный начет, и он расплачивался из своего кармана.
Я была членом президиума горкома профсоюза работников искусств, и мы часто рассматривали подобные конфликты. А теперь многие пункты трудового законодательства сами по себе сошли на нет, а новые не действуют.
С другой стороны, тогда права актера надежно защищались, нарушать их для руководителей театров было небезопасно. Я не думаю, что это была идеальная схема взаимоотношений. Довольно часто приходилось сталкиваться с откровенным произволом и самодурством. И все-таки ему можно было противостоять на законных основаниях.
Сейчас все законы переписываются… Но разве возможно принять законы на все случаи жизни, особенно творческой? Правда, иногда «обиженные» обращаются за защитой к прессе, но для этого требуются смелость и уверенность, что журналисты ничего не напутают. Ведь разобраться во внутритеатральных отношениях необычайно сложно.
Получается, что как раньше, так и сейчас актер совершенно беззащитен, открыт. Чтобы не сломаться, не сгинуть в безвестности, он должен быть очень сильной личностью. Я это знаю по собственному опыту.
Я не прекращала работать и в тех случаях, когда явно заболевала и мое состояние требовало постельного режима и лечения. Руководство театра мне вроде бы «проявляло сочувствие» – на свои основные роли я получала дублерш. Этим мне давали ясно понять: незаменимых нет.
Но самое главное – я себя не могла победить. Я была избалована уникальной режиссурой Герасимова, Эрмлера, Егорова – в кино и Бабочкина, Варпаховского, Капланяна, с которыми я с наслаждением работала, – в театре… И у меня уже сложилось свое отношение к той или иной работе.
Варпаховский предложил мне однажды роль, от которой я отказалась: понимала – она, как говорят, не моя. И тут же подала заявку на ту, которую мне хотелось бы получить. Я его очень просила отдать мне эту роль.
У меня с Варпаховским были чудесные отношения, и он попытался мне объяснить:
– Вы понимаете, Эличка, Марья Ивановна (героиня, актриса в пьесе Алешина «Главная роль». – Э. Б.) – белый лебедь, а вы лебедь черный. Понимаете разницу?
Но я не понимала этой «разницы»; думаю, не она продиктовала в данном случае распределение ролей.
Меня всегда интересовали роли именно актрис, так как я искала и не находила ответа на вопрос всей моей жизни: как, почему становятся актрисами?
Да, мне очень хотелось сыграть Марью Ивановну, и я была убеждена, что хорошо сыграю ее, но я этой роли не получила. Не знаю, почему. Интрига с белым и черным лебедем придумана изящно, но она ничего не объясняла.
И я решила репетировать роль Марьи Ивановны сама. Внук Пашенной, Володя Сверчков, был у Варпаховского вторым режиссером. Он приходил ко мне и детально рассказывал, какие задачи ставит режиссер, что он хочет от играющей героиню актрисы. Моим партнером был Евгений Матвеев, я его уговорила, и мы вместе показали Варпаховскому роль…
Когда меня утвердили, я чувствовала, что мои силы и моя убежденность на исходе. Но я сыграла, и мне сопутствовал успех.
Это мой характер, что тут можно поделать? Ломать себя? Зачем? И потом: если что-то сломано – надо ремонтировать, а это уже, извините, «вещь», побывавшая в ремонте…
Представьте себе: самой взять главную роль в пьесе, репетировать дома и решиться показать свою работу режиссеру! И все-таки я это сделала. Это была моя победа – не над собою, над обстоятельствами.
Спектакль «Главная роль» шел долго и успешно. Его снял с репертуара Равенских, когда Варпаховский покинул театр. Это лишний раз подтверждает несвободу актера, чья жизнь зависит от режиссера: не только от творческих взглядов последнего, но и от того, с каким настроением он встал утром, как позавтракал, пришел на репетицию, с кем он общался и что ему наговорили, нашептали… Я, конечно, говорю о нормальных режиссерах, а не о самодурах, которые дурят при любых обстоятельствах. Бывает…
Однажды я услышала от режиссера: «Так поставлено, и так будет!» Я ответила: «С кем ставили, с тем и играйте». У меня нет выбора, если меня вот так прижимают. Со мной подобным образом не следует работать – я мыслящий человек. И я знаю: не дай бог смириться с диктатом! Тогда ты пропала. У меня всегда были удачи с режиссерами, с которыми можно было работать, которых я старалась понять, а они старались понять меня.