Николя кивнула и заметила:
— У меня создается впечатление, что тебе очень не терпится поговорить с Рикардо Кадимом.
— Верно. Однако сначала побеседуем с Розой.
Адрес Розы Паллоти вместе с рекомендательным письмом к ней вручила им, прощаясь, мадам Аболер. По ее словам, Роза с сыном владели небольшой фермой — ее им купила, отправляя Розу на пенсию, сама мадам Аболер неподалеку от деревушки под названием Вове, расположенной у шоссе из Орлеана в Шартре. К письму хозяйка замка присовокупила корзину с парой бутылок шампанского, окороком и блоком сигарет «Честерфилд». Все это, по ее словам, Роза обожала. Мадам при этом не преминула рассказать, что муж к столу свинину подавать запретил, а шампанское считал дрянью. И вот теперь, сидя за рулем, Джордж размышлял о мадам Аболер, которая, по всей видимости, преданно любила мужа, но сейчас откровенно наслаждалась тем, что он ей раньше запрещал — сигарами, шампанским, свининой, жемчугами и, без сомнения, путешествиями на самолетах.
Ферма Паллоти находилась примерно в двух милях от Вове, к ней вела узкая, обсаженная тополями грунтовая дорога. По обе стороны от нее, насколько хватает глаз, лежали засеянные кукурузой и свеклой поля.
Сама ферма состояла из длинного, крытого гонтом, похожего на монастырь хлева и ютившегося сбоку от него жилого дома. На первом его этаже располагалась конюшня. Деревянная лестница вела к деревянному балкону, на поручне которого были выставлены ржавые консервные банки с хилыми кустиками львиного зева и душистого табака, из последних сил тянущимися к солнцу. Навозная куча у стены хлева распространяла сильный запах мочи. Черно-белая сука непонятной породы спала рядом, прикованная цепью к лестнице. Она учуяла Джорджа с Николя, лишь когда они прошли половину ступенек, и издала протяжный вой, на который и вышла на балкон сама Роза. Женщина остановилась на пороге, и, передавая ей письмо от мадам Аболер и корзину с гостинцами, Джордж засомневался, выходит ли она вообще за порог хоть когда-нибудь? Редко встречались ему женщины полнее этой, с лицами круглее и краснее. Впрочем, выглядела она совершенно счастливой. «В дверь она, должно быть, протискивается боком, да и то с трудом», — окончательно решил Джордж.
Роза, кивая, прочла письмо, потом чуть-чуть склонилась вперед, оглядела корзину, вновь кивнула. На миг Джорджу показалось, что тяжеленные груди и огромная голова вот-вот ее перетянут, и Роза грохнется наземь. Однако она удержалась на ногах и пригласила гостей в дом.
Здесь было сумеречно и прохладно. Накрытый матерчатой скатертью стол занимал почти всю комнату. С потолка свешивалась керосиновая лампа, зев камина заслонял огромный веер из мятой розовой бумаги. Дверь в дальней стене комнаты была открыта, за ней виднелась кухня и еще одна деревянная лестница, ведущая, видимо, в спальни. Роза на сносном английском языке предложила гостям выпить вина, и, не успели они отказаться, как на столе очутились бутыль и стаканы. Шампанское Роза, очевидно, решила приберечь до лучших времен. Вино оказалось терпкое, с сильным металлическим привкусом, и Джордж с улыбкой заметил, как Николя, отведав его, наморщила нос.
— Мадам пишет, вы хотите расспросить меня о моем Андреа, — сказала Роза.
— Верно, — ответил Константайн. — Он итальянец, не так ли?
— Да, из Милана. Но познакомилась я с ним в Швейцарии. Перед тем как устроиться в дом к Аболерам, он работал официантом во Франции, в Италии, в Германии. Он любил путешествовать. Он вообще много чего любил. В том числе молоденьких девушек, в основном горничных. — Тут она беззаботно рассмеялась. — Прежде чем отринуть его, я сказала ему: до свадьбы мужчина свободен залезать в любую постель. Это его личное дело. Но потом он должен вести себя благоразумно и не имеет права позорить жену, давая всем понять, что делит ложе не с ней одной. Но Андреа благоразумием никогда не отличался, потому я его и выпиннула.
Джордж кивнул, невольно подумав при этом: «Пинки Розы наверняка до смерти не забудешь».
— Где он теперь? — спросил он.
— Не знаю. Мы друг с другом связи не поддерживаем. Наверно, или подрабатывает где-то, или пьет до полусмерти, или спит с какой-нибудь дурочкой.
Зашумел въезжавший во двор трактор.
— Это вернулся мой сын, Пьер, — пояснила Роза. — Я настояла на том, чтобы дать ему французское имя. Он хороший фермер. Возвращается домой только на закате — поесть и поспать, но чуть свет — опять в поле. Жизнь у нас нелегкая, но мы довольны.
Через открытую дверь Джордж заметил, как трактор выезжает со двора обратно в поле, таща нагруженный навозом прицеп. За рулем его сидел коренастый мужчина.
— Это ваш единственный сын?
— Нет. — Роза печально покачала головой. — У меня есть еще один, гораздо моложе Пьера, но не спрашивайте, где он. Он весь в отца. Не сидит на одном месте, не довольствуется одной женщиной. Он — как птица перелетная. Заявится на минутку, поздоровается и опять поминай как звали. Я сейчас найду его фотографию.
Она грузно поднялась из-за стола, будто гигантский мяч подкатилась к каминной полке, и достала небольшой снимок в бархатной рамочке.
— Он — красавчик. Не то что Пьер. В отца пошел, — сказала с невольной гордостью Роза, показывая Джорджу карточку.
Джордж перенес снимок поближе к свету и увидел юношу лет двадцати, по пояс голого, одну ногу парень поставил на ствол срубленного дерева, руку положил на топор. Лицо повернуто немного назад — юноша смотрит как бы через плечо. Джордж узнал его мгновенно.
— Вот он какой, Джан, — вздохнула Роза. — Весь в отца.
Константайн передал снимок Николя и сказал больше для нее, чем для Розы:
— Джан очень похож на одного молодого человека, с которым я как-то познакомился на юге Франции. Шевелюра у него была каштановая.
— Да, у Джана волосы как раз такого цвета. Как и у его отца. В меня пошел один Пьер. Скажите, месье, почему вас так интересует Андреа?
Джордж помедлил, обдумывая ответ. Вопрос был уместный. И впрямь, почему? Да потому, что теперь они с Николя собирали сведения обо всех, кто имел дело со Скорпионом-Лонго-Барди — называйте как хотите. Значит, отец Джана — Андреа Паллоти. Оба — перекати-поле. Оба — позор семьи. Так что же ответить этой простоватой толстухе, счастливо живущей здесь вместе с угрюмым трудягой-сыном, не доставлявшим ей неприятностей?
Поколебавшись, Джордж сказал:
— Это, знаете ли, объяснить непросто, мадам. Я разыскиваю, собираю разные сведения, но сам точно не знаю…
— Мадам Паллоти, — перебила его Николя, — не принадлежал ли ваш муж к организации под названием «Бьянери»?
— Бьянери? — переспросила Роза, ничуть не удивившись. — Так вас это интересует?
Николя кивнула и пояснила:
— Подробности о том, чем занимаются в «Бьянери», могут нам пригодиться. Мы, видите ли, помогаем человеку, который был месье Абрлеру другом. Дело конфиденциальное, но очень важное.
— Другом месье Аболера? О, Господи, какое отношение к нему может иметь «Бьянери»?
— Вероятно, никакого, — сказал Джордж. — И все же что вы знаете о «Бьянери»?
Роза покачала головой:
— Ничего, месье. Я просто слышала, что такое дело есть. Как-то Андреа здорово напился и сболтнул о нем.
— Что же он сказал?
— Сказал? Почти ничего. Да и давно это было. В ту зиму Аболеры переехали в парижский дом, и однажды Андреа вернулся домой очень поздно и здорово хмельной. Я подумала, он был у женщины. Уложила его, а он клянется, что ни у какой бабы не был. Клянется и твердит одно — напился в клубе. В каком клубе, спрашиваю. А он отвечает — в «Бьянери». Это, говорит, клуб такой, там он раз в неделю, по средам, выпивает и играет в бильярд — и только. Потом он уснул и больше мне из него ничего было не выудить.
— А на другое утро? — подсказал Джордж.
— Да я потому и помню об этом случае, — улыбнулась Роза, — что когда он протрезвел и я спросила его о клубе «Бьянери», он удивился, о чем это я? Сказал, что такого клуба вовсе не знает. А напился в бистро.
— И больше вы ничего о «Бьянери» не слышали?
— Нет, месье. Хотите еще вина, мадемуазель? — Роза с готовностью положила руку на горлышко бутылки.
— Нет, нет, спасибо, мадам. — Николя торопливо покачала головой.
— А Джан никогда не упоминал о «Бьянери»? — спросил Джордж.
— Джан? Он ушел из дому, едва ему стукнуло шестнадцать, и с тех пор я видела его раза четыре, не больше. А упоминал он об одном — о чудесной жизни, которую ведет, служа шофером у одного богатого господина.
— Какого?
Роза опять с грустью покачала головой.
— Скорее всего, никакого, месье. Джан такой же лгун, как и отец. Мечтает о роскошной жизни. Но если проверить, наверняка окажется, что водит не лимузин, а грузовик.
— Вы точно помните, что в клубе ваш муж напился именно в среду? — спросила Николя. — Вы ничего не перепутали? Ведь это случилось так давно.
Роза улыбнулась, наполнила свой стакан вином и провела пухлой ручищей по многочисленным подбородкам.
— Нет, не перепутала, потому что в тот вечер готовила сырное суфле. А месье Аболер заказывал его только по средам. Нам с хозяйкой оно доставляло немало хлопот. Впрочем, это блюдо вообще требует особого внимания. И хотя у нас оно получалось почти всегда, в тот вечер — не удалось. И когда заявился Андреа, я, помнится, подумала: «Ну что это за жизнь? Сначала суфле не выходит, а потом муж-свинья опять заваливается пьяным». Но хватит об этом, мадемуазель. У меня славный сын, живем мы мирно, а время от времени мадам Аболер посылает нам сигареты и шампанское.
Когда Николя с Джорджем покидали ферму, уже смеркалось. Выезжая со двора, они еще видели в поле трактор, за рулем которого горбился неутомимый Пьер. «Честный, надежный парень! — подумал Джордж. — Живет на радость матери и в поддержку ей. Но как часто людей связывает злодейство, как запутана бывает паутина этих связей, как трудно подчас разобраться в ней! Однако, если не опускать руки, картина понемногу обретет смысл, одна нить потянет за собой другую, один персонаж выведет остальных, потому что никто не живет и не действует в пустоте. Честная Роза оказалась матерью человека, который помогал избивать Джорджа на пляже Пампелон, а мадам Аболер невзлюбила Антонио Барди за то, что он привел любовницу в дом, где его когда-то радушно принимали вместе с женой — быть может, именно это и заставило Аболера отказаться от финансирования отеля? Неужели письма Берни сумел заполучить именно Андреа Паллоти, совсем опустившийся после смерти хозяина»?