Джордж взялся за весла и поплыл прочь от берега, глядя на беготню детей, на загорающих на пляже, пестреющем похожими на грибы зонтиками от солнца. Какой-то настырный инструктор заставлял группку молодых людей проделывать упражнения, от одного вида которых Джорджа начало буквально подташнивать.
Когда Константайн вернулся в бунгало, Николя его уже ждала. На обед она купила немного ветчины, французскую булку и бутылку вина и водрузила все это на карточный столик.
— Ты раздобыла их? — спросил Джордж.
— Еще бы! Чертовы твари. Их в кухне уже шесть, и я знаю, где взять еще двух. Ну и утро я провела! А ты?
— О, я славно поболтал с барменом отеля, потягивая джин с тоником. Просто славно.
— Замечательно, ничего не скажешь. Ты, верно, так долго жил среди дикарей, что начал думать, будто всю тяжелую работу должны выполнять женщины.
— Между прочим, в пользу такой точки зрения есть немало доводов. Однако когда ты достанешь седьмую и восьмую, мы расслабимся, я свожу тебя на ужин в ресторан — но с одним условием.
— Каким?
— Ты возьмешь с собой пистолет.
Полчаса спустя после того, как Джордж покинул отель «Лемпир», к парадному гостиницы подкатил белый «Мерседес». Правил им Джан, сзади молчаливо сидел Барди. Джан припарковал машину, выскочил и, блистая зелеными бриджами, пиджаком и лихо заломленной фуражкой, распахнул дверцу Барди. Тот вышел без шляпы, в белом шелковом костюме, опираясь на трость черного дерева.
— Джан, — распорядился он, — выпьешь рюмочку с прислугой — и тотчас назад.
И пошел мимо главного здания в сад. Джан взглянул на хозяина, презрительно надул губы и направился в другую сторону.
Бетонная дорожка привела Барди к домику Кадима. У крыльца он отломил веточку голубого плюмбаго, вившегося вперемешку с диким виноградом, вставил в петлицу, распахнул дверь и вошел в дом.
Он оказался в небольшой прихожей, куда выходили три двери. Барди уверенно направился в ту, которая была в дальнем конце. Он попал в главную лоджию с окнами на пляж и озеро. На широком диване здесь уютно расположилась девушка лет двадцати трех, просматривающая кипу журналов мод. Красоту ее несколько портил приплюснутый, сильно вздернутый носик. На ней было много косметики, ногти на руках и ногах она выкрасила перламутровым лаком, густые светлые волосы уложила на греческий манер в высокую прическу. Одета девушка была в зеленое с низким вырезом летнее платье, едва прикрывавшее руки, ноги и плечи. Увидев гостя, она вскочила, словно служанка, которую хозяйка застала за бездельем.
Барди осторожно приставил трость к заполненному бутылками и рюмками буфету и сказал: «Здравствуй, Тина. Рад видеть тебя вновь. Маэстро дома?»
— Конечно, месье. Он отдыхает.
— Тогда доложи ему обо мне, а потом, малышка Тина, — он легонько ухватил ее за руку, — пойди погуляй в саду, хорошо?
Тина улыбнулась, кивнула и тут же захихикала — Барди обнял ее и поцеловал.
— Месье… не надо, — кокетливо упиралась она. Барди с обворожительной улыбкой отпустил ее. Была в ее голосе некая обольстительная хрипотца — вульгарная, напоминавшая Барди о трущобах и перенаселенных квартирах. Однажды, решил он, надо будет познакомиться с Тиной поближе, но без ведома Рикардо. Тот к своим ассистенткам относится очень ревниво. Словно старая наседка к цыплятам.
Похлопав Тину ниже спины, он ласково поторопил ее:
— Ну, иди, передай ему, что я пришел. А когда-нибудь мы с тобой… может быть, поужинаем вместе. Хорошо?
— Может быть, месье. — Девушка наморщила носик, и Барди пожалел об этом — нос был самой некрасивой частью ее лица.
В ожидании Рикардо Барди подошел к буфету, приготовил себе выпить.
Кадим вошел хмурясь, в кожаных сандалиях, голубых полотняных брюках, желтой рубашке, из нагрудного кармана ее торчал краешек черного носового платка. Он был очень похож на свои фотографии, однако выглядел немного старше, предательски выдавали возраст и плечи, которые, когда он забывал их расправить, всегда норовили податься вперед, как бывает после несильного удара в грудь.
Высоким, с капризной ноткой голосом Кадим произнес:
— Барди, опять ты приставал к моей девушке. Мне известно, ты давно уже к ней подбираешься. Но я это запрещаю. Категорически.
Барди покачал головой.
— Я не трогал ее. Клянусь. — Он улыбнулся. Рикардо укоризненно надул губы.
— Но у нее помада смазана, а я терпеть не могу женщин с испорченным гримом. И у тебя ее помада на губах. Поэтому ты выглядишь сейчас просто смешно. Ну, ладно. Зачем, черт побери, тебя сюда занесло?
— Важное дело, — ответил Барди и вдруг совсем иным тоном продолжил: — Сядь и перестань болтать о своей ассистентке. А если не хочешь увидеть ее в постели с другим, пусти в свою.
— Хватит, Барди. Чего ты хочешь? — Кадим сел на диван, раздраженно поправил подушки. Антонио рассеянно закурил сигару, и Рикардо, учуяв дым, нахмурился еще сильнее: он не терпел табачного дыма.
— Ты, конечно, знаешь о моих неприятностях с одним из клиентов, — начал Барди.
— Да. Лаборд мне звонил. Сказал, тебя разыскивают молодой человек и девушка.
— Верно. Они приходили к Лаборду с расспросами об Элзи и о тебе.
— А на кого они работают? Если ты это выяснишь, то тут же от них избавишься.
— На кого они работают, я не знаю. Да и не все ли равно? Кстати, о молодом человеке уже позаботились. Взяли в кафе «Цезарь» на этой неделе, и, как многие до него, он закончил жизнь в Сене.
Рикардо протестующе взмахнул тонкой рукой.
— Подробностей не надо. Я всегда ненавидел эту сторону нашей работы. Бедный молодой человек.
— Но чересчур упрямый — и неглупый. Проник даже на собрание Бьянери. А это было уже серьезно.
— Раньше, но не теперь?
— Ну… — Барди подошел к окну. На озере играли яркие солнечные блики. Трое мальчишек раскачивались в челноке так, что он понемногу наполнялся водой. Наконец утонул и троица залилась счастливым смехом.
— Что же беспокоит тебя, Антонио?
— В сущности, ничего. Но ты же знаешь — я человек осторожный. Мне приходится быть таким. И нам всем тоже. Парня обезвредили, но меня озадачивает поведение его сообщницы. Она исчезла.
— А что ей еще оставалось? Бедняжка, наверно, испугана до полусмерти.
— Ты недооцениваешь этих людей, Рикардо, — усмехнулся Барди. — Она отнюдь не бедняжка. Она сметлива и отважна. Спасая молодого человека на пляже Пампелон, она не моргнув глазом выстрелила в Джана. Кстати, Джану последнее время не сидится на месте, и, по-моему, с ним надо что-то делать, а то начнется ссора из-за Марии.
— Как это скучно? Так что насчет той девушки?
— Больше ничего. По идее, она должна была оставаться в отеле и ждать возвращения молодого человека. Но она уехала из отеля рано утром через несколько часов после того, как мы обезвредили ее спутника. И, насколько выяснил Лаборд, она о его пропаже в полицию не заявила. Что тебе все это подсказывает?
— Очень многое. Если он был частным детективом, а она — его напарницей, тогда она могла обратиться в свое агентство за указаниями. Без разрешения своего клиента она в полицию идти не имела права. Или… — Он смолк, взглянув на Барди.
— Или? — Барди выпустил толстое кольцо сигарного дыма, оно тут же начало грузно оседать, но его развеял сквознячок из окна.
— Или, мой дорогой Барди, в кафе «Цезарь» что-то не сработало. Молодому человеку удалось выплыть. И он по-прежнему опасен для нас.
— Возможно. А из виду нельзя упускать ничего. Посему держи ухо востро. Описание наших преследователей у тебя есть. Зовут их Нэнси Марден и Джордж Конвей. Они англичане. Насколько нам известно, лицензии частного сыщика у Конвея нет. Имя его, по-моему, вымышленное, так же, как и Нэнси Марден.
Рикардо тихо рассмеялся.
— Ты помешался на именах, Барди. У тебя самого их немало. Ладно, буду осторожен.
— Обязательно. Ведь к Элзи их можешь привести только ты.
— Ах да, к Элзи… — Рикардо вытащил платок и слегка промокнул им губы. — Улизнуть от тебя удалось ей одной. И не надо смотреть на меня волком, дорогой Барди, такое могу сказать тебе только я. Мы оба любили ее, но по-разному. Да ты любишь ее и сейчас, только не признаешься в этом себе самому.
— А ты?
— Стараюсь забыть о ней. Иначе мне наверно пришлось бы тебя возненавидеть. Впрочем, по-другому ты с ней поступить просто не мог — но это уж твоя трагедия. Она — единственная женщина, которая для тебя что-то значила. И ты уничтожил ее потому, что иначе она сама уничтожила бы тебя. И хотя теперь ты меняешь баб как перчатки, это не приносит тебе радости. Верно?
— Может быть. Какая она была дура… как это глупо — обладать столькими достоинствами и быть такой добродетельной! — Барди повернулся к двери и взял прислоненную к буфету трость, помедлил, поднес набалдашник к самому рту, вдруг пожал плечами и сказал: — Да, с ней я что-то потерял… Но многое у меня осталось, — добавил он решительно и жестко. — И я по-прежнему живу так, как давным-давно для себя решил. — Он снова был прежним Барди, спокойным и насмешливым. — Почему это, едва придя к тебе, Рикардо, я сразу так расчувствовался? Может быть, нам поужинать вместе после представления?
Рикардо поднялся, на миг ссутулился и сказал:
— Нет, мой дорогой Барди, и ты знаешь почему. Спектакль отнимает у меня все силы, после него мне хочется только послушать немного музыки и лечь. Но, раз уж ты в таком настроении, я отпущу Тину поужинать с тобой. — И вдруг добавил громче, сердито: — Только поужинать. Я не желаю, чтобы ты вскружил ей голову — мне новой ассистенткой обзаводиться некогда. Ты же знаешь, как трудно научить таких дурочек, как она, даже самому простому.
Барди кивнул и с улыбкой устало произнес:
— Какой ты нудный, Рикардо.
— С тобой иначе нельзя. Но завтра мы поговорим о другом деле. За последние три недели у меня для тебя кое-что накопилось. Кое-что грязное, омерзительное.
— Но способное принести доход?
Рикардо взмахнул руками, и вдруг в правой чудесным образом появился розовый бутон. Увидев, как невольно просиял Барди, Кадим расхохотался: