За рулем наверняка сидел Джон. По правде говоря, муж Джулии Сюзанне никогда не нравился. Избалованный богач, он не понимал своего счастья и не догадывался, что родился с серебряной ложкой во рту. Считал, что заслужил все сам. Когда они с Джулией поженились и он стал восходящей звездой в молодом руководстве нефтяной компании, он совсем перестал сомневаться в правильности своих мнений и безупречности вкуса. Разумеется, Сюзанна никогда ему ничего не говорила, но про себя считала, что Джон плохо влияет на Джулию. Ее сестра окончила художественный институт и специализировалась на портретной живописи. Успела провести две персональные выставки в Сохо, но всем пожертвовала ради семьи. Сюзанна не сомневалась, что Джон заставил ее сосредоточиться на доме и детях. Рядом с ним сестра становилась незаметной, какой-то прибитой. Вспоминая, как Джулия когда-то спорила о религии с их матерью на кухне, она не могла поверить, что это один и тот же человек. Та Джулия била тарелки и называла Иисуса протофашистом, в ярости выбегала из дому и три дня ночевала у подруги.
У самой воды камни почернели от брызг. На Сюзанне были старые кроссовки, резиновые подошвы стерлись и скользили. Она медленно пробиралась вперед, придерживаясь рукой за камень. Было холодно. Машину могло отнести течением очень далеко. Поток шумел, гулкое эхо отражалось от скал и многократно усиливалось; казалось, она двигалась сквозь этот шум. Надо пройти еще. Чтобы окончательно убедиться. Иначе какой смысл?
Они могли быть совсем близко, за поворотом.
– Где ты пропадала? – спросил Уильям. Он стоял у машины, сложив руки на груди.
– Спустилась ниже по течению.
– Тебя не было больше получаса. Уже темнеет.
– Так почему не пошел меня искать?
– Как раз собирался. Еще не хватало нам всем пропасть.
Артур смущенно мялся в сторонке. Мимо пронеслась машина; дети на заднем сиденье повернулись и уставились на людей, споривших на дороге в глуши.
– И долго ты еще собирался ждать? – спросила Сюзанна.
– Пойдем, пора ехать.
Они сели в машину.
– Я ничего не нашла, кстати.
– Кто бы сомневался.
Уильям резко развернулся. Они молча направились обратно в город. Путь предстоял долгий.
Тем вечером в мотеле Сюзанна аккуратно сложила и убрала карту. Она накопила целый ворох газетных заметок, полицейских отчетов и листовок с фотографиями пропавших Чемберленов, которые сама же и напечатала. И разумеется, у нее был блокнот с заметками.
– Последний вечер перед отъездом. Может, сходим в ресторан? Поужинаем? – спросил Уильям.
Он пытался быть вежливым. Сюзанна согласилась. Они спросили Артура, не хочет ли тот присоединиться, но он тактично отказался. Ресторан находился прямо в здании отеля. Они ужинали там раньше. Дешево и вкусно. Сюзанна заказала жареных снетков; Уильям захотел стейк. Они выпили бутылку совиньона с Южного острова. «Хорошее вино, даже странно», – сказал Уильям.
– Скорее бы вернуться домой, – он поставил бокал. – Тошнит уже от этой Новой Зеландии.
– Я соскучилась по мальчикам. Буду рада их увидеть.
Он потянулся через стол и взял ее за руку:
– Мы попытались. Это уже кое-что.
– Ну да. Наверное.
Сюзанна почти не проговорилась о своем плане, но вовремя спохватилась. Она знала, что, если скажет, начнется еще одна ссора, возможно, даже полноценный скандал. Она собиралась вернуться в Новую Зеландию. Для себя она все решила. Лучше приехать, когда в Южном полушарии наступит лето, возможно, уже в ноябре, если успеет подготовиться. В следующий раз она возьмет с собой не старые кроссовки, а нормальные походные ботинки. Захватит и другое необходимое снаряжение: легкий рюкзак, компас, бинокль. Вернувшись в Англию, она планировала первым делом навести справки о туристических клубах и курсах выживания в дикой природе. Возможно, даже присоединиться к добровольческому поисковому отряду, если ее возьмут. Она не знала, какие требования в таких организациях. Она научится всем необходимым навыкам; если понадобится, запишется в чертовы герлскауты. И в следующий раз уже не станет боязливо заглядывать за деревья на краю леса и таращиться на реку с моста.
Уильям, естественно, решит, что идея с возвращением в Новую Зеландию – глупость, и найдет сто причин возразить. Среди них, возможно, будут даже разумные.
Но Джулия и ее дети – ее семья. Она должна продолжать поиски. Это ее долг.
Уильям убрал руку.
– У тебя серьезный вид. О чем думаешь?
– Ни о чем. Буду скучать по этой жареной рыбке, в Англии такой нет.
Глава двенадцатая
Кэтрин подняла голову и прищурилась, осматривая раскинувшийся перед ней пейзаж. Незнакомец привел их в долину. К дереву была прибита табличка с надписью от руки: «Нарушитель, стой! Стрелять буду». Надпись была неаккуратная, с потеками краски. В высокой зеленой траве виднелись столбики; наверное, забор. Плоская равнина тянулась примерно на милю вперед, затуманиваясь зеленовато-голубым на горизонте. Тут и там росли высокие деревья, их было примерно пять или шесть штук. По обе стороны долины резко вздымались вверх лесистые холмы. Ни домов, ни дорог не было.
– Добро пожаловать в рай, – произнес человек.
Кэтрин не поняла, шутит он или нет. Может, долина так называется – Рай?
– Почти пришли, – добавил он. – Скоро стемнеет. Лучше поспешить.
Он повел их по илистой тропе мимо высоких стеблей льна и камышовых зарослей. Они миновали маленькое озерцо с черной водой, в которой отражались облака; на мелководье стояла птица с черными и голубыми перьями на длинных красных лапах. Она была величиной с курицу и доставала что-то из воды одной лапой, а потом клевала красным клювом. За болотом начиналась река, бегущая вдоль северного края долины. Кэтрин не знала, та ли это река, куда упала их машина. Она успела увидеть еще два глубоких прозрачных пруда; потом незнакомец свернул в высокую траву, и они прошли под одним из высоких деревьев. Голый ствол тянулся ввысь; первые ветки начинались высоко над землей. Чтобы обнять ствол, десять детей должны были встать вокруг дерева и сцепить руки.
Наконец они подошли к дому, окруженному забором из натянутой между столбиками тройной проволоки. В заборе имелась калитка. Кэтрин подошла к забору и снова прищурилась, чтобы лучше видеть. Дом с двух сторон опоясывала широкая веранда. Металлическая крыша проржавела и была залатана в нескольких местах; краска на стенах пузырилась и отслаивалась, отчего дом казался заброшенным. Сайдинг местами совсем сгнил, от него остались одни щепки. Серые бетонные ступени вели к входной двери, около которой стоял диван.
Незнакомец поднял щеколду и толкнул калитку, поддавшуюся с трудом. Три собаки восторженно бросились во двор, распугав кур и уток: те разбежались в стороны и захлопали крыльями. Мужчина выругался, собаки попятились и убежали. Он подошел к колоде для рубки дров и опустил Мориса на землю. Брат повалился на опилки и уставился перед собой мертвым взглядом, разинув рот. Человек размотал веревку и бросил на землю. Томми, кажется, не понимал, что его освободили. Так и стоял, уткнувшись в грудь подбородком, и часто и поверхностно дышал.
Мужчина повернулся к дому.
– Марта! – окликнул он и помолчал. – Мать, ты там?
На веранду вышла женщина в брюках и длинном шерстяном кардигане, закрывавшем ее широкие бедра и большую обвисшую грудь. Шерстяные носки гармошкой съехали на щиколотки. Волосы были коротко и неровно подстрижены и выкрашены в такой темный оттенок бордового, что Кэтрин сперва решила, что они черные.
– Кого это ты привел?
– Встретил в буше эту компашку. Ехали с родителями на машине, машина упала в ущелье и утонула в Каймате.
Женщина вгляделась в долину, откуда они пришли, будто рассчитывала увидеть других чужаков на своем лугу.
– Не-а, их родаки окочурились в аварии, – добавил незнакомец.
Кэтрин вспыхнула; глаза затуманились слезами.
– Они умерли, – проговорила она. – Мы разбились на машине.
Мужчина не обратил на нее внимания, но женщина посмотрела на нее.
– Мои братья ранены. Можете нам помочь?
– По порядку, детка. – Женщина взглянула на мужчину. – Когда это было?
– Они говорят, три ночи там переночевали.
– Три ночи?
– Угу.
– Он правду говорит, детка? Вы три ночи провели в буше?
– Да. Мы нашли нору.
Женщина поджала губы и снова вгляделась в долину. Сунув ноги в черные сапоги, медленно спустилась вниз. Кэтрин видела, что с ней что-то не так. Она шагала слишком осторожно, с каждым шагом морщилась и перемещала вес с ноги на ногу, будто ей было больно ступать. Когда она подошла, Кэтрин заметила, что костяшки ее пальцев распухли и покраснели, а некоторые пальцы скрючились. Их покрывали татуировки в виде некрасивых черных колец. На бледной обвисшей коже под горлом женщины виднелись черные линии и завитки – верх большой картинки. Кэтрин раньше никогда не видела татуированных женщин.
– Детка, как тебя зовут?
– Кэтрин.
– Здравствуй, Кэтрин. Я – Марта. Ты говоришь как образованная. Из Англии, что ли?
– Да. Мы живем в Лондоне. То есть… раньше жили. Мы приехали сюда недавно.
– В отпуск, да?
– Нет. У папы новая работа в Веллингтоне. Мы собирались здесь жить. То есть там.
Женщина понимающе кивнула, будто все знала о Хорнтон-стрит и папиной работе.
– А это братики твои?
– Да. Это Морис, он сломал ногу. А это Томми.
Томми замер ровно в том месте, где остановился, и смотрел в одну точку, раскрыв рот. С пояса свисала веревка.
– А с ним что не так?
– Головой ударился, когда мы разбились. Вы нам поможете?
Женщина громко хлопнула в ладоши и улыбнулась:
– Чего ждем? Пойдем-ка в дом, детки.
Мужчина молча подхватил Мориса и понес. Брат больше не сопротивлялся, что его таскают, как мешок с углем, и Кэтрин это не понравилось. Незнакомец остановился на пороге, сбросил ботинки и зашел в дом. Томми слепо плелся за ним, держась чуть в отдалении, будто думал, что их все еще соединяла веревка.