– Кэтрин.
Кто-то звал ее по имени, голос слышался издалека.
– Кэтрин. Проснись.
Она открыла глаза. И снова закрыла. Потом опять попыталась открыть. Глаза были как кукольные, они открывались, только когда кукле поднимали голову. Откуда-то проникал молочно-белый холодный свет. Что-то сдавливало грудь. Было больно дышать, с каждым вздохом боль пронзала грудную клетку, и красные сполохи вспыхивали перед глазами, даже когда глаза были закрыты. Шея тоже болела, когда она поворачивала голову. Все кругом заволокли маслянистые тени; напирали смутные фигуры, смотреть на них было невыносимо. Она точно понимала лишь одно: она находится в тесном замкнутом пространстве.
Вдруг закружилась голова; содержимое желудка запросилось наружу. Рот открылся сам по себе, и рвота хлынула на грудь и живот. Запахло кислотой. Ей стало стыдно: что скажет папа?
– Кэтрин.
Она узнала голос Мориса. Вытянула руку.
– Не надо! Больно.
Она нащупала что-то мягкое.
– Прекрати!
Теперь она видела лицо брата, хотя тело по-прежнему окутывала тьма. Морис был не далеко, как ей сначала показалось, а очень близко. И Томми. Тот тоже был рядом, смотрел на нее и моргал.
– Мы разбились, – всхлипывая, произнес Морис.
– Что?
– Разбились на машине, – громче повторил он. – У меня нога болит.
– Что случилось?
– Авария.
– А машина? Что с машиной?
– Ты не слушаешь! Тебе надо проснуться.
Кэтрин отчего-то разозлилась. Почему Морис говорит с ней таким тоном? Почему он все время задирает нос? А сейчас к тому же он говорит слишком тихо; из-за шума воды слов не разобрать.
– Значит, авария, – медленно повторила она, пытаясь свыкнуться с новой реальностью.
– Да, пока мы спали. Тут везде вода. Помоги. Нога застряла.
Вдруг она все поняла. Они разбились ночью и все еще находятся внутри, в автомобиле, на заднем сиденье. Все втроем.
– Мама, – позвала она и добавила громче: – Папа!
Кэтрин попыталась подвинуться и заглянуть за высокие подголовники передних сидений, но, когда пошевелилась, в груди резко заболело, а перед глазами полыхнула вспышка. Она задержала дыхание и откинулась назад. С ее места виднелась лишь часть ветрового стекла.
Его покрывали сотни трещин, оно стало молочно-белым. Снаружи сквозь стекло просачивался белый свет.
– Папа!
– Не ори, – сердито шикнул на нее Морис. – Он не проснется. Никто не поможет мне, кроме тебя.
– Я ничего не вижу.
Она учуяла запах экскрементов, смешанный с рвотой. Почувствовала вкус крови во рту.
– Вода холодная. – Морис закашлялся.
Кэтрин испугалась. О чем он говорит? Откуда вода? Они же в машине. Она вспомнила, что они ехали под сильным дождем. Может, дождь просочился сквозь крышу?
– Хватит закрывать глаза. Ты должна очнуться! Посмотри на меня. Посмотри вниз!
Вниз? Теперь она поняла. Морис сидел не рядом. Они с Томми были внизу. А она – наверху. Она слепо ощупала себя. Ремень был на месте; она по-прежнему сидела пристегнутой. Ремень ее держал, вот почему она не упала вниз. Значит… значит, машина лежит на боку.
– Папа!
– Хватит!
Морис пошевелился и вскрикнул.
– В чем дело?
Он захныкал.
– Морис? Мо?
– Нога застряла. Надо выбираться. Вода очень холодная, и мы, кажется, погружаемся.
Кэтрин вгляделась в тени, которые были повсюду, кроме головы и плеч брата, и вдруг поняла, что это и правда вода. Вода проникла в машину. Мимо проплыла наполовину полная детская бутылочка с молоком. Она различила очертания промокшей подушки, одеяла, разбухшую от влаги книгу. «Пятеро идут в поход». Она одолжила ее у одной семьи в Веллингтоне, с которой познакомились в первый вечер после приезда.
Река. Это не вода из-под крана шумит, это река. Машина упала в реку.
Кэтрин нащупала замок ремня безопасности. Тот щелкнул и расстегнулся. Она соскользнула с сиденья, и ремень оказался под подбородком. Повернула голову, и ремень больно царапнул по уху. Ногами вперед Кэтрин съехала к дверце, которая теперь находилась внизу и заменяла пол. Ноги погрузились в ледяную воду; она судорожно вдохнула. Вода доходила до колен.
– Слезь с меня! – Морис пытался ее отпихнуть.
В нее уперлись локти и плечи Томми, и тот простонал – впервые за все время подал голос.
– Томми! Ты ранен?
Томми молчал. Он стоял и почти не промок.
– Все будет хорошо, – маминым голосом проговорила Кэтрин. – Морис, постарайся освободить ногу.
– Говорю же, не могу. Она застряла.
Кэтрин сунула руку под воду и попыталась нащупать ногу брата. Ей пришлось погрузить руку в воду по плечо – только тогда она нащупала его ботинок. Пальцы быстро онемели.
– Не надо! – закричал он ей прямо в ухо.
– Я должна пощупать.
– Больно!
Она попыталась не обращать на него внимания. Вот ботинок Мориса, а это, кажется, металлическая часть сиденья, механизм, с помощью которого сиденье скользит вперед-назад. Она попыталась понять, где именно застряла нога.
– Надо развязать шнурки.
– Осторожно.
Кэтрин провозилась долго. Наконец развязала шнурок и потянула ногу. Нога освободилась, а Морис снова закричал и ударил ее ладонью по лицу.
– Ты что! – воскликнула она.
Она вытащила его из воды; Морис замерз и промок насквозь. Теперь он стоял на одной ноге.
Все трое сбились в кучку, дрожа от холода в тесной машине, лежавшей на боку.
Теперь Кэтрин видела отца. Его темная фигура упала на руль, лицо было повернуто туда, где должна была сидеть мать, но ее там почему-то не было.
Наверное, ей удалось спастись. Выбралась и пошла за помощью. И Эмму взяла с собой.
– Папа, – сказала Кэтрин, потянулась между сиденьями и дернула отца за рубашку. Тот не шевелился.
Все хорошо, в кино всегда так бывает. Люди ударяются головой и ненадолго теряют сознание.
Скоро отец застонет, сядет, встряхнет головой. Голова у него разболится, на лбу вскочит шишка размером с яйцо, потому что он ударился о руль. Шишку надо будет забинтовать, но сперва он поможет им выбраться из машины. Потом они найдут маму и Эмму, а после папа отправится за помощью.
– Хватит, – сказал Морис. – Надо выбираться отсюда. Надо открыть эту дверь.
Кэтрин потянулась, схватилась за ручку и со всей силы толкнула дверь от себя. Та заскрипела и поддалась на несколько дюймов.
– Помоги.
Вместе они толкнули дверь, и та с металлическим лязгом распахнулась. Морис и Кэтрин вытянули руки над головой, думая, что дверь сейчас упадет обратно, но та так и осталась открытой. По щекам забарабанил дождь.
Кэтрин выбралась первой. И лишь когда вскарабкалась на дверь, поняла, что потеряла очки. Она носила их с детского сада; впрочем, в темноте под дождем от них было мало толку.
Одна фара еще светилась и не ушла под воду – единственный источник света в темноте. Волна с белым гребнем разбилась о крышу машины, прижатой к большому камню. Кругом бушевала пенная река. Рев шумящей воды и в машине был громким, а теперь оглушал. К нему примешивался перестук гальки, которая катилась по речному дну, гонимая течением. Кэтрин крепче схватилась за металлическую дверцу. Упадет – и ее смоет мгновенно, даже вскрикнуть не успеет. Она повернула голову, посмотрела назад. Там была лишь темнота, идти в ту сторону не было смысла. Напротив нее из воды торчал камень, в который уперлась машина. За ним просматривались смутные силуэты – кажется, деревьев.
Она посмотрела вниз, на лица братьев.
– Тут большой камень. Мы можем на него залезть.
– А дорогу видно? – спросил Морис.
– Нет.
– Где-то рядом должна быть дорога.
Кэтрин протянула руку.
– Дай одеяло.
Морис в кои-то веки не стал ей перечить. Одеяло промокло: она еле его подняла. Отжала, прижимая к дверце машины, но под дождем шерстяная ткань мгновенно пропиталась водой.
Вытащить Томми оказалось нелегко. Он, кажется, не понимал, чего от него хотят. Наконец он вылез, сел рядом с ней на дверцу и уставился в одну точку.
Еще сложнее оказалось с Морисом. Тот дышал резко и судорожно, втягивая воздух всякий раз, когда шевелил пострадавшей ногой. Дважды вскрикивал и падал. Наконец и он залез наверх. Она указала в темноту.
– Вот. Видишь?
– Что?
– Можно вскарабкаться на те камни. Пойдем.
Перелезть с машины на камень оказалось не сложнее, чем выйти из вагона метро на платформу. Морис обнимал Кэтрин за плечо. Томми слепо шел за ними, как щенок, которого достали из мешка.
Перебираясь с камня на камень, дети наконец добрались до берега. Их била неуправляемая дрожь; мокрая одежда прилипла к телу. Они стояли и смотрели на горящую фару автомобиля. Намокшие волосы облепили лица. Руки безвольно свисали вдоль тел, с кончиков пальцев на каменистую почву стекала вода.
– Отец скоро проснется, – тихо проговорила Кэтрин. – Он сам выберется. И мама тоже, – добавила она, вдруг ощутив себя виноватой, что забыла про маму, пусть даже на несколько секунд. Морис промолчал. Заморгал, смахивая капли с ресниц.
Кэтрин знала, что фары питались от аккумулятора. Если случайно открыть дверцу – однажды мама так сделала, – маленькая лампочка в машине останется гореть, и даже этого хватит, чтобы «аккумуляторы сдохли». В начале поездки отец об этом предупреждал. Рано или поздно аккумулятор сядет; наступит полная темнота. Она оглянулась. За спиной лишь косой дождь и темные силуэты деревьев.
– Надо укрыться от дождя, – сказала она.
Морис ничего не ответил. Он осел на землю и уткнулся в грудь подбородком.
– Морис.
Он поднял голову. Глаза сверкнули в полумраке.
– Что?
– Надо найти укрытие, иначе нам конец.
Глава вторая
14 ноября 2010 года
Сюзанна с двумя внуками стояла на пороге своего лондонского дома и смотрела, как автомобиль сына подъезжает к дому под дождем. Над крышами домов на противоположной стороне улицы возвышался купол Имперского военного музея. Тим ушел за машиной, мальчики остались с ней. Теперь он парковался вторым рядом; в сгущающихся сумерках мигали оранжевые аварийные огни. В доме зазвонил телефон.