Прихрамывая, он подошел к полке, где Кейт хранила долговую палочку. Та запылилась и лежала там так давно, что она о ней и думать забыла.
– Хочу взять это с собой.
– Зачем?
– Людям показать. Это улика.
– Марта сто лет про нее не вспоминала. Думаю, она о ней забыла.
– Все равно хочу взять.
– Бери, мне все равно.
– Вот, – он достал из кармана свернутые трубочкой банкноты и бросил ей.
– Откуда это у тебя?
– Взял у Питерса. Спрячь. Однажды они тебе понадобятся.
Морис взял палочку и бросил в окно на траву. Затем вылез сам, поднял палочку и взял костыль. Небо посветлело.
– Будь осторожен, – произнесла она.
Он взглянул на нее.
– Я за тобой вернусь. Обещаю.
– Хорошо. Я буду ждать.
– Уже через день или два вернусь.
– Значит, до скорого.
Морис торжественно кивнул. Почти изящно повернулся, опираясь на костыль, и заковылял прочь по траве, держа в свободной руке палочку с зарубками. Ей захотелось окликнуть его, умолять, чтобы не уходил, угрожать и даже шантажировать. Ей было стыдно признаваться, но больше всего она боялась не того, что Морис заблудится в буше или подвергнется суровому наказанию, если Питерс его поймает. Она боялась, что он найдет город. Придут чужие люди. И заставят ее уехать. Она знала, что если скажет, что хочет остаться с Мартой, никто ее не послушает.
Дрожа от страха, она смотрела вслед брату, пока его хромая фигурка не скрылась из виду.
Морис залег среди гранитных скал с украденным у Питерса биноклем и сквозь просвет между деревьев смотрел на выцветший голубой прямоугольник – крышу автобуса. Он убежал два дня назад. Попрощавшись с сестрой, собрал рюкзак и дошел до этого места, которое приметил еще несколько месяцев назад. Разбил бивуак среди деревьев, соорудил палатку из старого полотнища и запасся консервами и водой в бутылках.
Прятаться так близко было и волнительно, и страшно. В его укрытие доносились даже голоса от автобуса. Он представил, как Питерс с Мартой разговаривают там, внизу, встревоженно гадают, куда он подевался. А он все это время здесь, сидит, смотрит на них и смеется.
С раннего утра, когда к Питерсу приходили Марта с его сестрой, около автобуса было тихо. Когда они ушли, Питерс стал копать, потом ходил туда-обратно между автобусом и сараем для стрижки овец. В последний раз Морис видел его в середине утра: он взял набитый рюкзак и двинулся на юг. А над домом Марты сегодня даже не поднимался дым.
Морис солгал сестре. Он не собирался идти к реке. Он уже пробовал пойти этим путем, дважды, и оба раза его поймали. Он не верил, что Кэтрин донесет на него; знал, что по крайней мере поначалу она будет молчать. Но, если пройдет несколько дней и от него не будет вестей, она встревожится. Решит, что помогает ему, возможно, даже спасает, пустив по его следу Питерса с собаками.
Он планировал оставаться в укрытии еще по крайней мере день. Лишь когда Питерс решит, что он уже далеко, рискнет двинуться в путь. Пойдет на север. Пройдет мимо первой речки и наконец отыщет ту, что выведет его к побережью.
Самой рискованной частью его плана была кража. Он залез в автобус к Питерсу за день до побега. Решил, что бинокля и охотничьего ножа тот не хватится; взял не лучший его нож, а второй, запасной. В ящике лежали отцовские часы, он тоже их взял. Морис боялся, что тайник в полу на замке, но крышка приподнялась легко. В тайнике оказалось намного больше денег, чем он видел у Питерса до этого. Он взял два плотно свернутых рулончика банкнот; потом увидел, что банкноты были двадцатидолларовые.
Ужин тем вечером прошел в невыносимом напряжении. Он то и дело посматривал на Питерса, гадал, обнаружил ли тот кражу. Но Питерс, кажется, ни о чем не догадывался. Впрочем, он мог и притворяться. С него станется; он мог нарочно издеваться над Морисом, решить, что это смешно. Когда они возвращались к автобусу в темноте, Морис ждал, что Питерс его схватит, встряхнет, обвинит. Но у сарая для стрижки овец тот лишь пробормотал: «Спокойной ночи».
Морис перекатился набок, встал и размял затекшие ноги. Смотреть было не на что, а он проголодался. Осторожно спустился вниз, к своему лагерю среди деревьев. Он сделал себе постель из папоротников, чтобы не лежать на голой земле, а еще у него было одеяло. Единственное, чего не хватало, – огня для приготовления пищи. Он, разумеется, не стал бы рисковать и производить дым.
Кончиком охотничьего ножа вскрыл банку тушенки. Он взял с собой три банки тушенки и две – Мартиных персиков; больше не рискнул, иначе пропажу бы заметили. Захватил и несколько яблок. Теперь ему предстояло растянуть еду до города; он выделил по одной банке на день: немного на завтрак, чуть-чуть на обед и еще немного на ужин. Он обещал Кэтрин вернуться через день-два, но на самом деле не знал, много ли времени пройдет, прежде чем он найдет город.
Он ел и вспоминал собак.
Бесс растерялась, когда он подошел к ее будке в темноте незадолго до рассвета. Светила полная луна, все было хорошо видно. Отпер дверь, и ее не пришлось долго уговаривать выйти. «Хорошая девочка», – сказал он. Бесс села и стала ждать. Чего от нее хотят? Он встал, зажав ее между ног, чтобы удержать, если она попытается дернуться. Погладил теплую шерстку. Она посмотрела на него; он погладил ее по голове. Другие две собаки заворочались.
Не желая пугать Бесс, он медленно завел руку за спину и достал нож из чехла, висевшего на поясе. Питерс затачивал все свои ножи на точильном камне и часто хвастался, что лезвием можно перерезать волосок на лобке девственницы. Увидев лезвие, Бесс заскулила и нервно лизнула его ладонь. Морис сместился, крепче зажал ее между ног, но она была послушной собакой и не сопротивлялась. Он наклонился, поднял ей голову, ласково зажав рукой челюсть. Поднес лезвие к теплой ямочке на горле. У него не было выбора. Бесс и другие собаки всегда его находили.
– Хорошая девочка. Все будет хорошо, моя милая.
Лишь возведя мысленную стену между собой и своими действиями, он смог провести лезвием по шее Бесс. На руку хлынула горячая кровь. Только тогда, хотя было уже поздно, Бесс попыталась сопротивляться. Он пожалел, что так рано ее отпустил. Надо было продолжать держать. Открыв дверцу будки Мака, он все еще слышал ее хрипы и царапанье когтей о твердую землю.
Когда очередь дошла до Расты, та уже смекнула, что произойдет. Он вытащил ее из будки за воротник, а она прижала уши и хвост. Он не винил ее, когда она повернулась и попыталась укусить его за руку. Она умирала мучительно. Ему было стыдно вспоминать.
Внезапно он со всей силы зашвырнул пустую банку в заросли за палаткой. Та ударилась о скалу и отскочила. Ни к чему вспоминать собак; этим делу не поможешь. Надо сосредоточиться на плане. Хватит следить за долиной; первым делом с утра надо собирать вещи и уходить.
Глава тридцать третья
Конец лета 1982 года
Когда Морис вылез в окно и ушел, Кейт больше не смогла заснуть. Она оделась, оставила в кровати спящего ребенка, пошла на кухню и начала готовить завтрак. Одним ухом прислушиваясь к малышу, обжарила на сале хлеб и помидоры, сварила яйца и шпинат.
– Что за повод? – спросила Марта с порога.
– Без повода. Просто решила приготовить вкусный завтрак.
– Что ж, хорошо. Я не жалуюсь.
Марта села за стол. Кейт подала ей тарелку.
– Все в порядке, детка?
– Да. Спасибо.
Питерс пришел через два часа. Не стучался, а сел на чурбан во дворе и уставился на свои ботинки. Вокруг ходили куры. Кейт увидела его с веранды, подхватила ребенка на руки и пошла звать Марту.
– Что с тобой? – спросила Марта, встав у калитки. Она отряхнула испачканные землей руки. Кейт встала рядом с ней. Малыш сосал ее палец.
Питерс заговорил из-под дредов, шторкой свисавших на лицо.
– Он убил собак.
– Что?
Марта подошла ближе, чтобы было лучше слышно. Питерс повторил.
– Кто убил?
– Мальчишка, кто ж еще.
Питерс поднял голову, и Кейт с потрясением увидела слезы, бежавшие по его щекам и стекавшие в седую бороду. Раньше она никогда не видела, чтобы он плакал.
– Всех? – спросила Марта.
– Да.
– Как?
– Горло им перерезал.
– О господи…
– Клянусь, так и есть.
– И где он сейчас? – спросила Марта.
– Откуда мне знать? – буркнул Питерс. – Ушел.
Наступила тишина, лишь было слышно, как куры царапают землю, добывая червяков.
– Я пойду посмотрю, – сказала Кейт.
– Я тоже, – подхватила Марта.
Они пошли вместе, молча и угрюмо. Малыш запрыгал на руках Кейт; ему нравилось гулять. Он стал уже тяжелый, но до жилья Питерса было совсем недалеко; не было нужды привязывать его к себе.
– Ты знала, что он собирался сделать? – наконец спросила Марта.
– Нет.
Она недоверчиво посмотрела на нее.
– Точно?
– Он просто сказал, что собирается сбежать.
Кейт услышала, как скрипнула калитка, оглянулась и увидела, что Питерс шел следом. Он шагал, опустив голову и ссутулив плечи; казалось, он уменьшился ростом.
Кто-то – может быть, Питерс, а может, сам Морис – разложил тела собак в ряд. Они лежали на траве перед будками. Земля почернела от крови. Лапы смотрели в одну сторону. В горле зияли раны. Самый маленький пес, Мак, был почти обезглавлен. Кейт погладила Бесс по голове, та была холодной и твердой. Шерсть была испачкана кровью, в которой ползали мухи; они выползали из раны на ее шее и копошились на языке, вывалившемся из грязного рта.
Теперь она поняла, почему утром у Мориса были мокрые волосы, почему он так старательно отмывался.
Стоявшая позади Марта громко выругалась.
– Зачем он это сделал?
– Собаки всегда его находили.
– Да, но убивать их было необязательно, – сказала Марта, но не добавила, как еще можно было бы поступить. – Теперь, если Питерс найдет твоего братца, он его прикончит.
Кейт взглянула на Питерса. Тот стоял у сарая, в тени, и сворачивал самокрутку. Марта была права: убив собак, Морис отрезал себе путь возвращения в долину. Как прежде уже не будет. Он всем им не оставил выбора.