– Отлично. Тогда до завтра.
Он вышел вслед за помощником, который уже толкал тележку к выходу. Одно колесико тихо поскрипывало.
Сюзанна чувствовала на себе взгляд Виктории и ждала, что та будет делать дальше.
– Я бы хотела открыть пакет. Можно?
– Да, конечно.
Виктория достала ножницы – у нее как всегда было все продумано. Сюзанна разрезала картонную упаковку. Полицейские заранее сказали, что внутри, но Сюзанне хотелось самой посмотреть. Она увидела четыре отдельных непрозрачных пакета. В первом, самом большом, лежал кусок дерева. Чуть меньше двух футов длиной; от одного края к другому шли насечки, не меньше тридцати. Сюзанна провела по ним кончиками пальцев. Палочка много пролежала под солнцем и дождем, дерево посерело, но не сгнило.
– Что это, по-вашему?
– Не знаю, – ответила Виктория. – Может, календарь, отсчитывать дни?
– Или месяцы.
– Возможно.
– Это просто предположение.
– Календарь – вполне логично.
Следующий пакет оказался намного меньшего размера; в нем Сюзанна обнаружила часы Джона Чемберлена, «Ролекс». Она запомнила эти часы из-за их абсурдной дороговизны. Джон нарочно то и дело повторял, сколько они стоили. Возможно, часы до сих пор ценились у коллекционеров, хотя не работали, а стекло на циферблате сильно потрескалось. Она отложила их в сторону. Следующим предметом в пакете оказался кожаный собачий ошейник. Кожа потрескалась и задубела. Странная вещь, но она ее не узнавала. Наконец, в четвертом пакете Сюзанна обнаружила скрученные рулончиком купюры. Она сняла новую резинку, но купюры не распрямились.
– Знаете, сколько тут? – спросила она.
– Девятьсот пятьдесят новозеландских долларов.
– Загадка.
– О да.
Внезапно Сюзанна очнулась на бетоне и увидела над собой сводчатый потолок ангара. Над ней нависло лицо Виктории.
– Сюзанна! Вы меня слышите? С вами все в порядке?
– Кажется, да.
– Нет, лежите; не поднимайтесь.
– Простите.
– Не шевелитесь. Я кого-нибудь позову.
– Нет, не надо, прошу. У меня иногда кружится голова. Из-за давления. Я пью таблетки, но они не всегда помогают. Вы ничем не поможете. Через пару минут полегчает.
– Тут должен быть врач.
– Прошу, не уходите. Побудьте со мной.
Как она и говорила, вскоре ей полегчало, и она смогла встать. Виктория помогла ей сесть на стул. Рабочие в глубине ангара даже не заметили, что случилось. Сюзанна обрадовалась, что никто не поднял шум.
– Спасибо, мне намного лучше.
Она не выносила это выражение в глазах женщин моложе себя – смесь сочувствия и жалости. К ним примешивался и упрек, будто Сюзанна могла избежать недомогания, если бы заранее позаботилась о своем здоровье. Но рано или поздно Виктория поймет, что все стареют. А кому-то не везет и дожить до старости. Если бы она видела ее во время одной из ее поездок в Новую Зеландию! Какой она тогда была спортивной, какой неутомимой! Гуляла в любую погоду, ломилась сквозь лес, исследовала нехоженые тропы, спускалась в ущелья и поднималась на горы, шла туда, куда выведет река. От ходьбы мышцы на ногах окрепли. Да, раньше у нее были совсем другие ноги; эти ноги не подкашивались и не роняли свою обладательницу, как сломанный пляжный стул.
– Думаю, можно идти.
– Позвольте вам помочь. Вот так удобно?
– Да, намного лучше. Спасибо.
– Заберу вещи. Посадим вас в машину.
– Я правда нормально себя чувствую.
Она храбрилась, изображала из себя бодрую старушенцию, бойца, крепкий орешек, у которого есть еще порох в пороховницах. Хотя на самом деле это было не так. В последние годы ее подводило не только давление. Впрочем, ее это не тревожило. Никто не живет вечно. Много лет назад она смирилась с гибелью Джулии и ее семьи, ей же отвели куда более продолжительный срок. Дольше, чем детям. Те даже пожить не успели.
Глава шестая
5 апреля 1978 года
Морис смотрел, как его сестра носит камни и выкладывает на берегу. Она уже выложила два вертикальных столбика буквы П. Осталось сделать перекладину. Она хотела написать «ПОМОГИТЕ». Дурацкая трата времени. Ветер развеял низкие облака, и солнце наконец согрело местечко у бревна, где он лежал. Впрочем, лучше ему не стало. Голову словно ватой набили, он упарился. Нога болела страшно. Становилось только хуже.
– Для кого ты это выкладываешь? – громко спросил он.
– Сказала же. Вдруг самолет пролетит.
Он взглянул на кусок голубого неба над головой.
– Я никаких самолетов не вижу.
– Мы же прилетели сюда на самолете, – ответила Кэтрин и положила еще один камень.
– На пассажирском, – уточнил он. – Даже если такой самолет сейчас летит над нами, он слишком высоко, нас никто не увидит. Иди лучше найди дорогу.
– Если заблудился, надо оставаться на месте.
– Неправда.
– Правда. Тогда тебя найдут. Читала в книжке.
– Мало ли что в книжках пишут.
– Но это логично.
Морис ткнул посохом в сторону скалы.
– Дорога там. Я не смогу подняться из-за ноги.
– Я тоже не смогу.
– Там должен быть подъем. Прогуляйся дальше по берегу, посмотри.
– Но…
Морис повысил голос:
– Что, если отсюда легко выбраться, а мы об этом не догадываемся и сидим тут, как глупые малыши? Ты могла бы пойти туда. – Он указал в другую сторону, вниз по течению. Кэтрин покачала головой, и он добавил: – Необязательно уходить далеко. Потом сразу вернешься.
Кэтрин близоруко прищурилась и посмотрела туда, куда показывал Морис.
– Нет. Я могу заблудиться.
– Не заблудишься, если пойдешь по берегу реки.
– И долго мне идти?
– Пока не увидишь дорогу.
– А если не увижу?
Морис пытался сдержать ярость, но сестра вечно все усложняла.
– Увидишь. Или найдешь брод и выйдешь к трассе. Она должна быть близко.
– Не могу. – Кэтрин отвернулась и пошла к своим камням.
Морис поднял камень и, разозлившись, бросил его как можно дальше. Тот упал среди зарослей.
Все утро Морис донимал Кэтрин, чтобы та шла искать дорогу. Он был упрямым и никогда не уступал, даже если всем становилось ясно, что он ошибся. Впрочем, в этот раз могло оказаться, что он прав. Дорога могла быть рядом. Может, она и вправду дурочка, что не идет искать. Проблема заключалась в том, что она боялась леса и не хотела оказаться среди деревьев одна.
– Томми, подойди, – позвала она. – Томми, ты мне поможешь?
Он пробормотал что-то невнятное: два отдельных слога. Не полноценное слово, но по сравнению с мычанием это был уже прогресс. Однако камни таскать он не смог. Кэтрин вложила камень ему в руки, а он его уронил.
– Вот так, видишь?
Это было безнадежно.
Вскоре Томми снова ушел. Встал под дерево, повесил голову и стал смотреть себе под ноги. Она оставила его в покое – одна она больше успеет, – но одним глазком продолжала присматривать за ним, боясь, что он подойдет к реке и упадет в воду или, чего хуже, забредет в лес. Тогда придется его искать. Впрочем, брат не шевелился и так и стоял на одном месте.
Бедняга Томми. Бедный контуженный мальчик.
Он смотрел в лужу под деревом, направив на нее узкий непреломленный луч своего внимания. Лужа захватила его, и вот он уже не может от нее оторваться; не замечает мокрую одежду и облако мошек вокруг, не чувствует, как мошки жалят и как пусто в животе. Не считая того печенья, он ничего не ел… сколько уже? Он потерял счет времени. Сегодня, завтра, час назад или через десять минут… Все казалось бессмысленным. Для Томми остался лишь текущий момент; в нем заключалось все его существование.
Водасветводалицоцветок…
Почему именно эта лужа? После дождя каменистый участок берега весь испещрен лужами и мелкими впадинами. Томми выбрал еще не самую глубокую, глубиной примерно с фалангу большого пальца; впрочем, он не притрагивался к воде, не проверял глубину. Он просто смотрел. Поверхность лужи как олово: на ней легкая рябь от ветерка, а когда выходит солнце, видны смутные отражения облаков. Порой с веток капает скопившаяся дождевая вода: капля зависает на ветке ненадолго, а потом падает и ударяется о поверхность. Когда капля летит в лужу, делает вмятинку в поверхности воды и поднимает брызги, Томми таращится и часто моргает. Так было несколько раз, и всякий раз неожиданно.
Солнце карабкается по небу. Дождевая вода на ветках высыхает, капли падают реже, и вот уже ни одной не видно. Но Томми все равно. Он уже не помнит, что они падали. Для него существует лишь вода в луже и больше ничего.
Морис знал, что никто их искать не станет. Родители сказали, что на две недели отправятся в путешествие, а потом папа приступит к новой работе; когда случилась авария, они ехали всего три дня. Никто не заметит, что они пропали. Тетя Сюзанна лишь через несколько недель, а может, даже месяцев спохватится, что никто не звонит и не пишет. Дедушка Чемберлен живет в специальной больнице. Он даже папу не узнает, так что вряд ли поднимет тревогу. Люди всполошатся, только когда папа не выйдет на новую работу. И даже тогда не будут знать, где искать. Он слышал, как папа говорил: мол, поедем куда глаза глядят.
Чтобы не думать о боли в ноге, Морис решил развести костер. Он велел Кэтрин принести из пещеры две палки, горсть сухих листьев и попытался выбить искру, но только натер мозоли на руках. Разозлился и бросил палки в реку.
– Такое дерево не подходит, – громко сказал он.
Позже он заснул и видел странные сны; возможно, это были не сны, а мысли. Лишь когда по речной глади заскользили полуденные тени и добрались до места, где он лежал, Кэтрин прекратила таскать камни.
– Одежда и одеяло высохли, – сказала она.
– И что?
Морис хотел, чтобы она понимала: он все еще на нее злится. Она напрасно потратила время на эти камни – могла бы искать дорогу. Кэтрин оттащила Томми от лужи. Тот сопротивлялся и издавал странные звуки, но она все же заставила его надеть отцовский свитер и брюки. Повязала галстук как пояс и закатала рукава, но руки Томми все равно в них утонули.