Эдвард сделал руками виноватый жест.
– Я только имел в виду, что, может быть, он и Риа водил туда, куда водил тебя.
– Уверена, что так и было, – ответила Оливия уже совсем ледяным тоном. После минутной паузы она одарила его сухой улыбкой: – К примеру, тот ресторан в Вилладже, на который указывал «Чаттербокс», был постоянным местом наших многочисленных встреч. Там подавали жуткую сицилийскую пиццу, а Риа обожает пиццу.
Оливия поднялась.
– Так что держу пари, что именно туда он ее и водил.
Эдвард встретил ее взгляд абсолютно невозмутимо:
– Несомненно. Значит, ты предполагаешь, что Риа прячется в бочке с острым соусом.
– Нет. Я… – Оливия посмотрела на него. Его глаза смеялись, и она невольно улыбнулась в ответ. – Пожалуй, это идея. Во всяком случае, теперь понятно, как мог человек вот так запросто раствориться в воздухе.
Арчер опустился на высокий бордюр камина и вытянул перед собой длинные ноги.
– Это никому не под силу. Разве что в плохих фильмах. – Он откинулся на локти и скрестил ноги. – Ладно. Я попрошу сыскное агентство проверить эти заведения. Но нам стоит еще раз попробовать.
Оливия устало вздохнула и сказала:
– Когда вы что-нибудь выясните, дайте мне знать. – Девушка наклонилась вперед, и длинные волосы закрывали ее лицо, пока она надевала туфли.
– Прошу вас, сделайте одолжение, позвоните привратнику, пусть он вызовет такси, – попросила она, – чтобы я могла…
– Чем она увлекается?
Оливия не поняла:
– Чем увлекается?..
– Ну, любит ли она спорт? Зимний спорт? Лыжи, коньки, что-нибудь в этом роде?
Девушка задумалась.
– Нет, – медленно проговорила она. – В детстве, во всяком случае, не любила.
– А как насчет искусства? – Он потянулся к софе и взял в руки брошюру со скрипкой на обложке. – Это о музыкальном фестивале в Аспине. Может она интересоваться такими вещами?
– Риа? – Оливия усмехнулась. – Сомневаюсь.
– Но она работает в галерее?..
– Ну, сейчас модно… – Тут девушка осеклась. В глубине души она знала, что это правда. Риа гналась за модой. Но Оливии и самой-то трудно было смириться с этой мыслью, а делиться ею с посторонними и подавно не было нужды. – То есть она… она училась на каких-то искусствоведческих курсах в колледже.
Лицо Эдварда ничего не выражало.
– А вы? Не по той же причине вы увлеклись отделкой интерьеров? Потому что модно?
Ее глаза гневно сверкнули:
– Вовсе не модно.
– Неужели? – Он схватил оставшиеся бумаги, подошел к столу в дальнем конце комнаты и сунул их в открытый ящик. – Покупательницы, которые ходят в «Мечту Оливии», вряд ли заглянут в заштатный магазинчик.
– То же можно сказать о покупателях, которые ходят к Эдварду Арчеру. Что вы там продаете, Эдвард? Акции и облигации? Потому что это модно в вашем кругу?
Он поднял брови.
– Я арбитр, – резко ответил он. – Причем чертовски хороший арбитр. Я не торговец… – Тут он широко улыбнулся, и его лицо помягчело. Эдвард взглянул на нее, и в воздухе повисла долгая пауза.
Оливия вскинула глаза и, к своему облегчению, не увидала у него на лице издевательской усмешки. Наоборот, он смотрел на нее так проникновенно, что у Оливии перехватило дыхание. Она отвернулась.
– Ну все? – пробормотала она. – На сегодня кончилась игра в вопросы и ответы?
– Похоже, что да, – сказал он. – Уже поздно. Я здорово загонял вас сегодня.
– В таком случае, – произнесла она, вставая, – не позвоните ли вы вниз, чтобы мне вызвали такси? И если вам что-нибудь придет в голову насчет Риа…
– К черту Риа! – В голосе Арчера прозвучала такая злость, что Оливия онемела от удивления. Она в недоумении смотрела на него.
– В каком смысле?
– В прямом, – глаза Эдварда горели от ярости. – Я больше не могу слышать ее имя, больше не могу думать об этом подонке Райте и его грязных делишках, не могу…
Он сжал губы и вытер рукой лоб.
– Вы правы, – сказал он после короткой паузы, – этот день действительно был слишком длинным.
Оливия кивнула:
– Поэтому мне пора ухо…
– Что нам сейчас нужно, так это выпить.
Выпить. В ту ночь в этой же самой комнате он тоже предложил ей выпить, а потом обнял и поцеловал так, что у нее закружилась голова…
– Оливия? Что вам налить?
– Ничего, – поспешно ответила она. – Меня развезет, если я позволю себе что-нибудь крепче, чем чашечка кофе, и…
– Кофе – это звучит сильно. – Эдвард, чуть заметно улыбнулся. – Мало того, звучит угрожающе, если учесть, что моего мажордома нет поблизости.
Оливия удивленно подняла брови.
– Вы намекаете, что не пьете кофе, если рядом нет дворецкого, который бы его сварил?
– Пью, но только растворимый, – ответил он, скорчив смешную гримасу; но его улыбка сменилась кривой усмешкой. – Не смотрите на меня так.
– Не могу поверить. И это в конце двадцатого века! Вам что, никто не говорил, что теперь мужчины имеют на кухне равные права с женщинами?
– Ну, я могу кое-как приготовить яичницу. И зажарить ножку в духовке. Я даже знаю, как надо правильно обрывать листья салата, вместо того чтобы резать их. – Эдвард улыбнулся. – Но приготовить напиток, достойный названия «кофе», выше моих сил.
Вот в этом-то и дело. Соседский мальчишка оказался врагом, он всегда им был, и теперь он стал вдвое опаснее, когда превратился во взрослого мужчину, красивого и сильного.
– В последний раз я самостоятельно варил кофе еще в колледже, – непринужденно рассказывал он. – Парень, с которым я жил, заставлял меня снимать туфли, чтобы убедиться, что мои носки на мне и я не прикрываю ими кофейник.
Оливия скривила рот:
– Это и в самом деле довольно трагичная история.
Эдвард кивнул:
– Конечно. Особенно когда знаешь, что у тебя в кухне есть отличный «Чемекс» и свежие кофейные зерна.
Она пристально смотрела на него. Ну что может случиться от чашечки кофе? Кроме того, он был прав. Выпить кофе было бы в самый раз, чтобы освободиться от паутины тяжелых мыслей, окутавших мозг.
– Зерна любых сортов, – добавил он с надеждой.
– Может быть, у вас и кофемолка есть?
Эдвард улыбнулся:
– Электрическая или ручная? Выбор за вами.
На этот раз она позволила себе слегка улыбнуться в ответ.
– То есть за вами. Вы мелете, я варю. Пойдет?
Он протянул ей руку. Она поколебалась вначале, но потом пожала ее.
– Пойдет. (В конце концов, рукопожатие – это всего лишь рукопожатие.)
Но почему ее пальцы задрожали так, будто ее пронзило током высокого напряжения?
Как она и думала, кухня оказалась довольно милой и хорошо оборудованной, и Эдвард не лукавил, когда говорил, что у него есть все сорта кофе. Половина полки в холодильнике была забита пакетиками из фольги, на которых красовались названия разных экзотических стран.
– Бразилия, – шептала Оливия, – Кения, Колумбия, Ява…
– Вы когда-нибудь пробовали гавайский кофе? – спросил Эдвард. Она отрицательно покачала головой, и он потянулся за пачкой, слегка коснувшись ее бедром. Она снова вся затрепетала, даже сильнее, чем в прошлый раз. Наверное, она чем-то выдала себя, – то ли дыханием, то ли легкой дрожью, потому что он обернулся и пристально посмотрел на нее.
– Что с вами?
Их глаза встретились.
– Ничего, – сказала она. – Просто я…
Она судорожно сглотнула и повернулась к нему спиной.
– А где кофейник?
Он был в шкафу над раковиной, рядом с кучей бумажных фильтров и набором симпатичных кружек. Эта незамысловатая работа сейчас пришлась очень кстати. Промыть стеклянную бутыль, наполнить чайник водой и дать ему вскипеть, пока мололись зерна – все это снимало возбуждение и возвращало ее к реальности. И когда Эдвард передал ей отлично смолотый кофе, Оливия уже полностью овладела собой.
– Вот, – важно сказал он. – Ну а если я сделаю еще что-нибудь, то все испорчу. С этого момента, мадам, весь процесс в ваших руках.
Она улыбнулась.
– Тогда отойдите и дайте поработать настоящему мастеру.
Засыпав кофе, Оливия обернулась и увидела, что Эдвард сидит верхом на стуле в конце длинной стойки, облокотившись на высокую спинку и положив подбородок на загорелые переплетенные руки.
– Это то, кем вы хотели стать, когда вырастите? Мастером?
Она опешила на секунду, но потом рассмеялась:
– Я?
– Да. Вы хотели стать очередным Марком Шагалом, пока не решили заняться обустройством интерьеров?
– Я мечтала о скульптуре, – ответила она, не задумываясь. Откашлялась и посмотрела на него. – Действительно мечтала, много лет назад. Но…
– Но?
Она пожала плечами:
– Но у меня нет таланта. Я могу неплохо делать небольшие фигурки – щенков, спящих кошечек, что-нибудь в этом роде, но у меня никогда не получались настоящие вещи.
Он улыбнулся:
– Понимаю. Вы сдались, потому что не смогли создать такого же Давида, как Микеланджело. Ну что же, на это способны немногие.
Она тоже улыбнулась:
– Конечно, немногие. Я не то имела в виду. Я хотела сказать, что не могу делать хорошие скульптуры, которые взволновали бы людей, такие… такие…
Оливия умолкла. Ни один человек, даже Риа или ее тетушка, не интересовался, думала ли она всерьез об искусстве. И почему-то этот человек, незнакомец, который без спроса ворвался в ее жизнь, решил задать такой вопрос? И она ответила – она, которая не привыкла раскрывать душу кому бы то ни было.
– В чем дело?
– Ни в чем, – сказала она и отвернулась. – Мне… мне показалось, что вода закипает.
– Он обычно свистит.
– Кто?
– Чайник. Он свистит, когда готов.
Скрипнул стул, и она услышала, как Эдвард приближается к ней мягкой походкой. Вот он подошел – и у нее по спине пробежал легкий озноб.
– Я сам, – сказал он и задел ее плечом, когда потянулся к чайнику. – Значит, вы никогда не собирались делать карьеру на поприще мелких скульптурных безделушек?
Почему так трудно дышать? Оливия прокашлялась.