Но их шофер точно знал, где они находились и сколько расстояния требовалось, чтобы затормозить «Бенц». Со знанием дела голливудского гонщика-каскадера, дворецкий вывернул руль и затормозил, припарковавшись между «GTO» 70, на который Трез ту же пустил слюну… и «хаммером» 71, выглядящем скорее как абстракционистская скульптура, нежели что-то, что можно водить.
— Возможно, где-то он просчитался, — сухо пробормотал Трез.
Когда отперлись дверные замки, Трез и АйЭм одновременно выбрались из машины.
«Ё-ё-ё-ё. Ну и домина», подумал Трез, задирая голову все выше, выше и выше… В сравнении с гигантской грудой камня, он чувствовал себя мальчиком-спальчиком.
Размером с мизинец двухлетнего карапуза.
С маячащими высоко в холодной ночи взирающими на них с карнизов горгульями, с жуткими на вид, в размахе размером в добрые четыре этажа, крыльями, место казалось как раз таким, каким представляешь себе логово властелина вампиров: зловещее, жуткое, угрожающее.
Все походило на хэллоуиновскую бутафорию, вот только было реальным. Народ, живущий внутри, кусался, и не только тогда, когда их об этом просили.
— Круто, — сказал Трез, мгновенно почувствовав себя как дома.
— Господа, почему бы вам не проследовать в дом, — дружелюбно произнес дворецкий. — А я похлопочу с переносом вашего багажа.
— Не-е, — возразил Трез, направляясь к багажнику. — У нас куча дерьма… э-э, черт.
Трудновато было ругаться перед парнем во фраке.
АйЭм кивнул.
— Мы сами позаботимся о своих вещах.
Дворецкий смотрел то на одного, то на другого, словно с приклеенной улыбкой.
— Пожалуйста, проходите на наше празднество, господа. Мы позаботимся об этих приземленных предметах.
— О, нет, мы можем сами…
— Да, серьезно, это не займет…
Фритц растерялся, а затем в выражении его лица промелькнула паника.
— Но, прошу, господа, вы должны присоединиться к остальным. Я позабочусь об остальном. В этой семье это моя обязанность.
Это беспокойство казалось таким не уместным, но вряд ли они могли поспорить без того, чтобы еще больше его не расстроить. Очевидно, парень собирался харкать кровью, если они сами пронесут свой багаж через эту парадную дверь.
«В чужой монастырь…», подумал Трез.
— Ладно, что ж, спасибо.
— Да, большое вам спасибо.
Покоряющая, широкая улыбка тут же вернулась.
— Замечательно, господа! Я рад.
Когда дворецкий указал им путь к двери, будто за этим великолепным, словно в соборе входом скрывались великие таинства мира, Трез пожал плечами и направился вверх по лестнице.
— Думаешь, он позволит нам самостоятельно подтирать свои задницы? — пробормотал он себе под нос.
— Если только не увидит, что мы пошли в туалет.
Трез прыснул и посмотрел на брата.
— Неужели это была шатка, АйЭм? Серьезно? Потому что я думаю, это именно она и была.
Пихнув брата локтем и получив в ответ стон, он потянулся к массивной дверной ручке. И слегка удивился, обнаружив, что та поддалась, но, опять же, с этим… чтобы это не было… повсюду вокруг, зачем бы им понадобилось нечто вроде, ну вы поняли о чем я? Ни скрипа, когда он открыл ведущую внутрь дверь, и это не удивительно. Место было благоустроено от и до, тщательно продуманно до мелочей и полнейшим порядком.
Но опять же, под началом того дворецкого? Одна пылинка, вероятно, была национальным бедствием.
Перешагнув порог, он обнаружил себя в небольшом вестибюле с мозаичным полом и высоким потолком, стоя лицом к прибору регистрации с камерой. Он знал для чего он… и подставил свое лицо прямо в поле зрения объектива.
Внутренняя дверь, что запросто могла переплюнуть дверь банковского хранилища, в том, что касалось тяжести, тут же широко распахнулась.
— Привет! — поздоровалась женщина. — А вот и вы.
Трез едва заметил Елену, уставившись ей за спину.
— Привет… как ты…
Он не услышал ее ответа.
«О-о… вот это да! Какая палитра цветов».
Трез не понял, что прошел вперед, но он это сделал… в самое невообразимое архитектурное чудо, которое он когда-либо видел. Гигантские колонны из малахита и мрамора взмывали ввысь к потолку, который был выше небес. Хрустальные люстры и золотые подсвечники сияли и мерцали. Огромный, как городской парк кроваво-красный лестничный марш, поднимался с мозаичного пола, на котором вроде было изображено… буйно-цветущее дерево яблони.
Каким бы мрачным не казался фасад здания, интерьер был непередаваемо прекрасен.
— Местечко способное поконкурировать с дворцом, — сказал АйЭм с удивлением в голосе. — О, Елена, здравствуй детка.
Трез смутно отметил, что его брат обнял шелланРивенджа. Повсюду сновали другие люди, женщины в основном, но он узнал Блэя и блондина, а также Джона Мэтью и, конечно, Рива, направляющегося к ним с другого конца комнаты, помогая себе тростью.
— Вечеринка не в вашу честь, но можете прикинуться, что это не так.
АйЭм и Рив обнялись, но Трез, опять же, не придал этому внимания.
Реальная действительность, переливающегося как радуга «О-Боже» так же полностью растворилось.
В арочном проеме, кажется, входа в столовую, стояла та Избранная, которую Трез видел в особняке Рива на севере, разговаривая с кем-то в таком же белом одеянии.
Обзор Треза превратился в туннель, а затем вовсе сузился, когда он уставился на нее и не смог отвести глаз.
«Взгляни на меня, — мысленно произнес он команду. — Обернись».
В этот момент, словно почувствовав его призыв, Избраннаяогляделась по сторонам.
Трез мгновенно затвердел, его тело переполнилось жаждой подойти к женщине, поднять ее на руки и отнести в какое-нибудь укромное место.
Где смог бы отметить ее.
Голос АйЭма был строгим, ровным, и не тем, что Трез жаждал услышать:
— Она не для тебя, брат.
«А, пошло оно все», подумал Трез, когда его Избраннаяснова сосредоточилась на собеседнице.
Он получит ее, даже если это его убьет.
«А если все к этому и приведет? Что ж, его жизнь и так не сахар».
***
Когда Куин снова пришел в себя, он лежал на алтаре. Череп стоял прямо у его головы, словно первый Брат присматривал за ним, пока он восстанавливался после питья. Проморгавшись, парень понял, что уставился на стену с именами: на Древнем языке они были высечены на каждом квадратном сантиметре огромной каменной плиты напротив которой недавно стоял.
Ну, напротив той, где была пара колышков.
Когда он сел и свесил ноги, его спина громко хрустнула, а голова закружилась. Потерев лицо, он спрыгнул и пошел вперед… пока не смог прикоснуться к резьбе.
— Мы внизу, в дальнем конце, — оповестил Зейдист позади.
Куин повернулся. Братья снова стояли внизу и лыбились как придурки.
— Это удовольствие видеть тут твое имя. Зацени, — раздался бостонский акцент Бутча.
Куин развернулся обратно. И кто бы мог подумать, повернувшись вправо, он обнаружил имя копа… и свое собственное.
Ноги ослабели и он опустился на колени перед линией аккуратных символов. Когда он осмотрел всю стену, отчетливые имена растворились, став сплошным, образующим единое целое, узором на мраморе. Прямо как Братство. Не индивидуумы в нем, а сама группа была силой.
И он стал частью ее.
«Проклятье… он и впрямь здесь».
Куин приготовился к преобразующим его впечатлениям… например, к чему-то вроде большого звонящего «ты один из нас» колокола бьющего у него в груди, или может кружащейся от радости головы… или, черт, бремени крутого чувака, поющего «ты мужик» у него в голове.
Ни-че-го. Да, он был рад. Блядь, да, он этим гордился. Он готов был выйти отсюда и надирать зад, как крутой ублюдок.
Но когда поднялся на ноги, понял, что, несмотря на вновь обретенную целостность, часть его осталась независимой и отстраненной. Но опять же, это были адские денечки… словно судьба затолкала его жизнь в вибро-измельчитель и была занята готовя сальсу 72из его задницы.
А может из-за того, что он никогда шибко не был силен в эмоциональной херне? И этого не изменить.
Однако, по крайней мере, он не удрал.
Спускаясь к Братьям, он заработал так много шлепков по спине и тычков в грудь, что понял каког осудье на линии после тренировки.
А потом до него дошло… он шел домой к Блэю.
«Святая Дева Мария, матерь Божья — если позаимствовать фразу у копа — он так бы и не сводил с того парня глаз. Может улизнуть и рассказать ему на что это было похоже, пусть даже от него этого и не ждали. Может подняться в его комнату после того как закончится сборище и… м-м, да… ненадолго».
Отлично, теперь он угнетен.
Рэйдж набросил на него свою черную мантию.
— Что ж, добро пожаловать в дурдом, сукин ты сын. Ты застрял с нами на вечность.
Куин нахмурился и подумал о Джоне.
— А что насчет моего статуса аструкс нотрам?
— Снят с тебя, — ответил Ви, также надевая свое черное одеяние.
— Ты свободен.
— Так Джон в курсе?
— Нет, не о том, что ты получил повышение. Но его известили, что ты больше не сможешь быть его личным солдатом. — Когда Куин прикоснулся к татуировке под глазом, Ви кивнул. — Да, мы собираемся ее изменить… впрочем, на ту, что символизирует почетное освобождение от обязанностей, а не на ту, что из-за смерти или того, что тебя турнули.
О, круто. И куда лучше, чем «уведомление об увольнении» в центре груди и неглубокая могилка.
Когда они покинули помещение, Куин в последний раз осмотрел пещеру. Это было так странно; да он стал достоянием истории, но также это ощущалось кульминацией всех тех ночей, когда он сражался с Братьями; внутренняя логика заставляла это чрезвычайное событие казаться… неизбежным.
Вновь проходя проделанный ими маршрут, вскоре Куин обнаружил себя в холле, заставленном рядами стеллажей от пола до сверхвысокого потолка.
— Иисус… Христос, — выдохнул он, увидев сосуды лессеров.
Все остановились.
— Сосуды? — спросил Роф.