Найти Даэрта оказалось делом несложным. Колокол еще не прозвонил полночь, а Куланн уже вызволил двух незадачливых вольных воинов. Он поднял голову к звездному небу и вдохнул запах ночи. А потом зашагал по улицам прочь от дворца.
Город спал тревожным сном, только горели фонари над дверями увеселительных заведений да шныряли всякие проходимцы.
Огромная фигура Куланна и рукоять меча за его плечом распугивали всех. Даже шайки оборванных бандитов в самых тесных и темных переулках спешили убраться с его дороги. Наемник все шагал, летящими шагами меряя мостовую и ночь. Скоро улицы стали шире, вдоль них потянулись заборы особняков, а затем огороды простых обывателей, живших в добротных, но скромных домах. Куланн свернул в темноту, не обращая внимания на лай цепных собак, и вскоре перепрыгнул через знакомый забор. Кинувшийся было к наемнику сторожевой пес узнал его, приветственно заворчал и вильнул хвостом. Куланн потрепал его по ушам, подошел к сараю, оперся о стену плечом и уставился на дом.
Время шло, но Куланн терпеливо ждал. Наконец тихо стукнула дверь, и стройная темная фигурка сбежала по ступеням и бросилась к Куланну. Он поймал женщину в объятия, нашел в темноте теплые губы и прижался к ним.
Она была горячей, мягкой, нетерпеливой, и ее возбуждение передалось ему. Куланн потащил ее к свинарнику. Свиньи хрюкали за загородкой, беспокойно толкались, почуяв присутствие хозяйки. Куланн уронил ее в сено, накрыл собой и торопливо задрал подол, целуя, куда придется. Она уже была готова и сама ввела его в себя. Извивалась под ним, кусала его плечо, чтобы не кричать, и надолго его не хватило.
Когда все закончилось, она поднялась, запахивая теплую вязаную шаль на плечах, нашарила свечу и огниво, и крохотный огонек озарил ее лицо — некрасивое, веснушчатое, но такое милое и ласковое, что от него невозможно было оторвать взгляд. Густые тяжелые косы, маленькие хорошенькие уши, длинная белая шея, румяные губы и белые ровные зубы…
— Я уж и не ждала тебя, — тихо засмеялась она. Когда Кусай залаял, чуть не со стула не упала — как раз малыша укачивала.
— А я вот взял и пришел, — Куланн протянул руку и погладил ее по щеке.
Она прижалась щекой к его ладони. Глаза блестели от счастья, полная грудь тяжело поднималась под шалью.
— Дети спят? — спросил Куланн.
Она кивнула.
— А муж?
Она пожала плечами.
— Что он сделает с тобой, когда я уйду? — Куланн снова погладил ее по щеке.
— Ничего, — поморщилась она. — Он… Он хороший. И он тоже благодарен тебе.
Куланн усмехнулся, заложил руки за голову и закрыл глаза. Пахло сеном, свиньи ругались на своем зверином языке за стеной.
— Ты тоже хороший.
Он почувствовал, как она укладывается рядом и льнет к нему.
— Ты мог взять меня силой, — прошептала она, и голос ее дрогнул. — Мог убить моего мужа и наших детей. Я так испугалась, когда вы вломились на улицу… Ты был таким страшным: меч в руках, и кровь течет по лезвию… Но ты всех выгнал, не дал своим людям разграбить наш дом. И просто попросил воды…
— А ты выставила на стол все, что у тебя нашлось, — улыбнулся в усы Куланн. — Я попробовал и понял, что пропал с концами. Ты готовишь не хуже моей сестры. Она тоже умела такие пироги с рыбой печь, хрустящие, маслом пропитанные.
— Она похожа на меня?
— Нет, — не сразу ответил Куланн. — Совсем не похожа.
Перед глазами всплыло лицо сестры: мертвые глаза смотрят в небо, мокрые волосы облепили шею, из ноздрей течет вода, водоросли вплелись в светлые, тяжелые пряди.
Женщина погладила его бритую голову и сказала:
— Иногда я думаю о том, как бы мы встретились, если бы у меня не было мужа и детей.
— Ну, — снова улыбнулся Куланн. — У нас был бы свой дом. Я бы по утрам приносил дрова и топил печь, чтобы ты не мерзла, кормил бы скотину, а потом мы бы вместе завтракали и ты бы подсовывала мне самые вкусные куски.
Она рассмеялась, уткнувшись ему в грудь, и спросила:
— Об этом ты мечтал в детстве?
— Нет, — Куланн приобнял ее одной рукой. — В детстве я был глупым и мечтал, что стану великим воином и женюсь на принцессе.
Она расхохоталась, и Куланн снова почувствовал желание. Одного ее смеха или взгляда хватало, чтобы у него в штанах все ожило.
— Честное слово. Я воображал, что какая-нибудь принцесса заблудится в нашем лесу, а я ее спасу. Принцесса, конечно же, в меня влюбится, и я уеду жить с ней во дворец.
— А теперь? — она закусила губу своими белыми зубками, а глаза все смеялись.
— Теперь я думаю, ни к демону мне никакая принцесса не нужна, что мне с ней делать? — добродушно улыбнулся Куланн. — Ты лучше всех принцесс.
Она наградила его поцелуем. Куланн перебирал ее косы, наслаждаясь ее запахом — хлеба, стираной одежды, печи и молока. Запахом дома, уюта, счастья.
— Кстати, а где твоя сестра? — вдруг спросила она.
Куланн погладил ее лицо, не торопясь с ответом.
— Умерла, — сказал он наконец. — Бросилась в реку.
— Прости.
Она поторопилась снова его поцеловать, но Куланну уже не хотелось ласк. Женщина почувствовала его настроение.
— Если ты мне расскажешь, об этом никто не узнает, — пообещала она.
Куланн гладил ее волосы. Почему-то он захотел рассказать ей все, впервые в жизни. Почему-то ему важно было, что она лежит и внимательно слушает.
— Мой отец был наемником, он пришел к нам в деревню с мечом на поясе, серебром в карманах и в рваных сапогах, — Куланн начал вспоминать. — Он учил меня сражаться. Я хорошо помню его. Он умер, когда мне было десять.
Перед глазами возникло лицо матери: опухшие от слез глаза, растрепанные локоны. И лицо сестры. Он давно не вспоминал ее.
— Когда это случилось, сестре было тринадцать, а мне — двенадцать, — вслух произнес Куланн. — Мы с ней очень дружили.
Снова воспоминание: как сестра в венке кружится в хороводе девушек, а он сидит с парнями и наблюдает за ними. И думает, что она красивее всех девушек в хороводе.
— Вскоре после смерти отца за мать посватался мельник, — сказал Куланн. — Говорили, что он забил свою первую жену до смерти, но мать думала, что без мужа не сможет поднять нас с сестрой. Она надеялась, что сестру скоро просватают, а чтобы ее взяли в хорошую семью, нужно было хорошее приданое.
Куланн закрыл глаза и отчетливо увидел: сестра смеется у колодца шуткам подруг. Солнце золотом горит на ее волосах.
— Но мельник…
Куланн словно снова услышал тот крик — задушенный стон. Долгие годы спустя голос сестры снова плакал наверху, скрипела кровать, а страшная тишина в доме говорила о том, что никто не спит. Куланн снова почувствовал тупую ноющую боль в сердце.
— Я не знаю, почему не вмешался, — сказал он. Я испугался, но не того, что он изобьет меня. Он уже бил меня, и я не боялся. Просто я словно окаменел, не мог поверить в это. Не хотел поверить. Утром она спустилась к завтраку с синяками на лице, бледная, и ни на кого не смотрела. Даже на меня. Мать подавала на стол и ничего не сказала. И он тоже ничего сказал, ругался, как обычно. Все повторилось через несколько ночей, а потом снова. И снова.
В последнем воспоминании сестра уже не смеялась. Она сидела на бревне, привалившись к стене дома, и пустыми глазами смотрела на ленту реки. На щеке наливался свежий синяк.
— Ее увидели соседки, которые стирали, — с трудом выдавил Куланн. — Она бросилась в реку. Когда ее выловили, глаза у нее были открыты, а из носа текла вода, и водоросли вплелись в волосы.
Куланн замолчал. Женщина тоже молчала, даже почти не дышала.
— И я тогда взял топор и зарубил его.
Он до сих пор отчетливо помнил лицо спящего, его злой спросонья взгляд, мгновение спустя наполнившийся ужасом. Первый удар, раскроивший лицо. Темную кровь, хлынувшую из глубокой раны на лбу. Крик, завершившийся хрипом.
— Оказалось проще, чем я думал, — выдохнул Куланн. — Он умер быстро. Я забрал отцовский меч и сбежал. Мне было двенадцать, но я выглядел старше из-за роста. Я врал всем, что мне пятнадцать, и меня взяли в отряд наемников. Я на первом же постоялом дворе с ними познакомился. Они научили меня убивать.
Куланн замолчал, глядя в потолок пустыми глазами. У его сердца тихо дышала чужая жена, а за загородкой возились, повизгивая, свиньи.
Глава 6
Финела и Дикий Ворон сидели в Большом зале и уплетали кашу с мясом. Дикий запивал обед элем, Финела — теплым травяным настоем. Девочка чавкала и хватала куски мяса руками.
— Леди себя так вести не пристало, — оторвался от еды Дикий, усмехаясь. — А тем более будущей владычице Таумрата. Хотелось бы мне знать, куда смотрит Мэрид?
— Куда, куда, — проворчала Финела. — Куда еще, как не на тебя! Только и делает, что смотрит на тебя и пыхтит. Почему ты не возьмешь ее к себе в постель?
Дикий уронил в кашу мясную кость, и жижа брызнула ему на одежду.
— Ах ты, злобный маленький тролльчонок, — задохнулся Ворон, поперхнувшись смешком. — Да как ты…
— Да, я злая, очень злая! — махнула рукой Финела.
Пальцы ее блестели от жира, к ним прилипли крупинки овсянки.
— На что ж ты злишься? — откинулся на спинку стула Дикий.
— На тебя, — огрызнулась Финела.
— И за что ж это?
— Когда ты принесешь мне голову Бреса? — выкрикнула девочка. — Ты обещал! А сам все не несешь. Я хочу, чтобы ты его убил.
— Видишь ли, это не такое простое дело, как тебе кажется, — хмыкнул Дикий. — Я обещал и сдержу слово. Но тебе придется подождать. Надо ждать и слушаться Мэрид, учиться у нее манерам и рукоделью.
— Пусть она тебя самого манерам обучит, — надулась Финела. — Возьми ее себе в постель и учись на здоровье.
— Тогда придется на ней жениться, — ухмыльнулся Дикий. — А мне пока не до того.
— Ха, — закатила глаза Финела. — Можно подумать, так нельзя, без свадьбы. Особенно тебе.
Дикий дернул челюстью, и глаза его опасно сверкнули.
— Ты дерзишь. Следи за языком, когда разговариваешь со мной. Я старше, и я мужчина.