В глазах у меня темнеет, но в этот раз виноваты не чьи-то чары - просто я переутомился от шума, духоты и необходимости постоянно быть начеку; природа напоминает, что игры в агентов сыска мало подходят для стариков.
- Прошу простить, господа. Я ненадолго выйду на воздух.
- Вас проводить, магистр?
- Спасибо, барон, не нужно. Скоро вернусь.
Покинув гостиную, выбираюсь в маленький ухоженный сад. Дождь, к счастью, как раз утих, а пронизывающая сырость, которая осталась после него, неплохо прочищает мозги; каменная дорожка блестит, и я бреду по ней, пока мне не попадается беседка с сухой скамейкой. Сажусь и, сгорбившись от усталости, пытаюсь прийти в себя.
Моё уединение прерывается неожиданным и даже несколько комическим образом - по дорожке со стороны дома идёт Полина в сопровождении некоего субъекта с внешностью стареющего художника-неудачника. Он, поминутно встряхивая нечёсаными кудрями, что-то говорит об искусстве и о прекрасных музах, а она благосклонно слушает. В руках у неё миниатюрная хрустальная плошка и столь же миниатюрная ложечка - моя благоверная на ходу угощается пьяным мёдом, причём, судя по всему, это уже не первая порция.
Жена не то чтобы выглядит совсем опьяневшей, но её кошачья грация стала несколько нарочитой, а улыбка - плотоядно-лукавой; кудрявый поклонник, словно в гипнозе, не отводит восхищённого взгляда. Я ему даже слегка сочувствую; бедняга просто не понимает, что для Полины он - минутное развлечение, а единственным художественным объектом, способным её заинтриговать, являются аккуратно выведенные цифры в чековой книжке.
Дальше ситуация развивается строго по канонам водевильного жанра - парочка сворачивает к беседке и замечает меня; я учтиво киваю. Любитель искусства бормочет: "Прошу прощения, я вас оставлю", после чего сконфуженно ретируется, Полина же вонзает в меня возмущённый взгляд:
- Ты специально за мной следишь?
- Разумеется. Видишь - сижу в засаде и дожидаюсь твоего появления.
- Это не смешно, Александр!
Она хочет всплеснуть руками, но вовремя вспоминает, что всё ещё держит плошку; аккуратно ставит её на лавку:
- Я долго молчала, но теперь изволь меня выслушать.
- Знаешь, Полина...
Сбившись, я замолкаю на полуслове.
Из-за деревьев появляется высокая фигура в плаще и широкополой шляпе; я не могу толком рассмотреть лицо незнакомца, но каким-то десятым чувством сразу определяю, кто он.
Враг, встречи с которым я добивался. Человек-осколок.
Полина, проследив мой взгляд, оборачивается, и колдун приподнимает шляпу:
- Сударыня, вы просто очаровательны.
- Благодарю, - растерянно произносит она, - а вы, простите...
- Я, в некотором роде, коллега вашего мужа. Добрый вечер, магистр.
Ответить ему у меня, однако, не получается - язык словно окостенел, а тело в одно мгновение наполнилось многопудовой каменной тяжестью; нет сил даже поднять руку, чтобы достать из бокового кармана приготовленный амулет.
- Так, - говорит колдун, - а где же... Ага, идёт.
К нам подходит барон, окидывает диспозицию взглядом и, обаятельно улыбаясь, обращается к моей супруге:
- Хорошо, что я вас нашёл. Там Татьяна всех созывает - собирается сделать какое-то объявление. Советую поспешить, если не хотите прослушать.
- А вы?
- Мы тоже сейчас придём, только обсудим с магистром один вопрос - сугубо технический и чрезвычайно скучный. Вам будет неинтересно, поверьте, а в гостиной вас очень ждут. Позвольте я провожу...
Он галантно предлагает ей руку, но голос его звучит слишком настойчиво, с нотками нетерпения. Это явный просчёт - Полина не переносит, когда ей что-то навязывают, даже в безобиднейших мелочах, а сейчас она к тому же слегка пьяна.
- Простите, барон, но я сама решу, где мне интереснее находиться. И вообще, я собиралась побеседовать с мужем.
Барон смотрит на неё с сожалением, затем обращается к колдуну:
- Сможете счистить?
- Верхний слой - да, но это займёт минут десять минимум. Сначала - главное.
- Да, вы правы.
- Поставьте полог.
Сконцентрировавшись, барон делает плавный жест, словно сдвигает незримый занавес, и воздух вокруг беседки коротко вздрагивает; звуки, доносившиеся из дома, смолкают разом, в один момент. Колдун между тем склоняется надо мной; я всё так же полулежу на скамейке в унизительно-мерзком окаменении.
- Что происходит? - восклицает Полина. - Александр?
- Помолчите, сударыня, - бросает, не оборачиваясь, колдун. - Мне нужно покопаться в мозгах у вашего старичка. Потом займусь вами, и вы забудете последние полчаса. Скушаете для полного счастья ещё пару ложек мёда, он поспособствует...
- Я сейчас закричу!
- Вас не услышат, но отвлекать меня воплями не советую. Если не хотите, конечно, чтобы ваше красивое личико пострадало.
Она испуганно замолкает; обхватив себя руками и съёжившись, таращится на меня. Барон стоит на входе в беседку, чтобы Полина не вздумала убежать.
- Ну, магистр, приступим, - говорит человек-осколок. - Вчера вы резво взбрыкнули, я прямо не ожидал. Пришлось вот, как видите, прийти лично. Я дочитаю в вашей памяти то, что в прошлый раз не успел, а потом подумаем, как быть дальше.
Он ловит мой взгляд. Я ощущаю, как в мозг вторгается обжигающе-холодный поток, предзимняя стремительная река - и тотчас же начинается ледостав. Сознание застывает; мне не удаётся отразить натиск, потому что сейчас колдун гораздо сильнее, чем вчера, когда он действовал опосредованно, через студента-куклу...
Потом наступает оттепель.
Я снова обретаю способность думать, хотя двигаться по-прежнему не могу.
Оглядываю беседку. Колдун, выпрямившись, стоит надо мной и о чём-то сосредоточенно размышляет; лицо его пугающе изменилось, почти перестало быть человеческим - теперь оно, скорее, похоже на мраморную маску со сколами. Полина от ужаса едва стоит на ногах; барон, небрежно придерживая её за плечо, с жадным любопытством следит за своим напарником.
- Так, - говорит колдун, - занятная получается штука, достопочтенный магистр. Значит, эта паршивка, ваша драгоценная ученица, всё же инициировалась. Я такого, честно говоря, не предвидел... Ладно, учту... Теперь запоминайте инструкции - завтра, когда увидитесь с ней, нужно будет кое-что сделать...
Он снова наклоняется, готовясь перехватить контроль над моим сознанием.
- Сейчас, магистр, будет по-настоящему больно. Только, я вас прошу, не сдохните раньше времени...
И тут жена меня удивляет.
Она отталкивает барона и, завизжав, прыгает сзади на колдуна, как взбесившаяся рысь на медведя. Тот, пошатнувшись от неожиданности и споткнувшись о мою ногу, едва не валится на скамейку. Чудом удержав равновесие, он отшвыривает Полину. Барон опять хватает её; она вопит и лягается.
А я, оставшийся без присмотра, обретаю подвижность.
Счёт идёт на секунды.
Выдёргиваю амулет из кармана.
Человек-осколок поворачивает ко мне свою застывшую маску.
Воздух вокруг меня взрывается горячей волной.
Колдуна выносит из беседки, будто пушинку.
Барон ударяется - спиной и затылком сразу - о столб, держащий навес.
Полина впечатывается в барона. Оба валятся наземь.
Полог тишины исчезает - из дома доносятся гитарные переборы.
Я падаю на колени рядом с Полиной. Хвала небесам - она серьёзно не пострадала. Барон - без сознания, но, кажется, тоже дышит.
Вот и пригодился "самум" - амулет, сконструированный когда-то по методикам шаманов-кочевников с материковых пустошей.
Но праздновать ещё рано.
Человек-осколок снова подходит ко мне, пошатываясь и забыв подобрать с земли свою шляпу.
Раздаётся перепуганный визг - какая-то девица, выглянув в сад, увидела мраморное лицо колдуна, который сейчас оказался прямо под фонарём. Барышня, вереща, скрывается в доме; гитарные аккорды смолкают. Конспиративным уловкам моих противников, похоже, пришёл конец.
Колдун вцепляется мне в плечо и тащит куда-то к дальней ограде сада. Ноги у меня заплетаются, дыхания не хватает, я спотыкаюсь на каждом втором шагу, но всё-таки успеваю бросить последний взгляд на беседку, где осталась моя красивая стервочка, которая сегодня сразилась с чудовищем из легенд.
ГЛАВА 10
Отвлёкшись, я упускаю момент, когда мой противник возвращает себе обычный человеческий облик; впрочем, и в таком виде он не становится дружелюбнее и не ослабляет хватку. Сопротивляться я не могу - у меня не осталось сил даже на самые примитивные чары.
Через калитку мы выходим на улицу. Дождь, словно ждавший этой минуты, возобновляется, холодная капля падает мне за шиворот; мелькает неуместная мысль, что в довершение сегодняшних неприятностей мне обеспечена ещё и простуда.
Человека-осколка тоже, кажется, раздражают погодные перемены. Быстро взглянув на небо, он вполголоса бормочет ругательство, а на его лице появляется брезгливое выражение. Такая реакция меня несколько удивляет - с чего вдруг мастер водного колдовства не жалует дождь, сиречь ту же воду?
Колдуна ждёт двуколка с откидным верхом. Он собирается запихнуть меня на сиденье, но тут раздаётся оглушительный свист, и к двуколке сзади подлетает карета с охранниками-филёрами. Один из них выпрыгивает на ходу, держа револьвер, и гаркает что есть мочи:
- Ни с места! Руки поднять!
Колдун отпихивает меня, выдёргивает из ножен кинжал, и тот непостижимым образом моментально вырастает в размерах, трансформируется в секиру с белым блестящим лезвием.
Это зрелище сбивает филёра с толку, заставляет замешкаться. Колдун, рванувшись ему навстречу, заносит своё оружие. Сыщик, опомнившись, спускает курок. Раздаётся грохот, но пуля не попадает в цель - за миг до выстрела человек-осколок ушёл с её траектории.
Колдун, оказавшись чуть сбоку от противника, бьёт с размаху. Лезвие-полумесяц с хрустом входит в грудную клетку, перерубая рёбра. Филёр валится как куль; его убийца, выдернув секиру из тела, оборачивается к карете.