Но адреса я успел запомнить. Их было пять.
Один — на территории порта, ещё три — в окрестностях, среди городских кварталов, последний — на значительном удалении, в северной части города. Я не знал, пригодится ли мне эта информация, но такая вероятность имелась. Может быть, в одном из этих мест мой коллега наткнулся перед смертью на что-то важное.
Труп между тем уже исчез вслед за картой — зачарованный огонь пожрал даже кости. Теперь никто не определил бы, что здесь только что лежал человек. Сполохи угасали.
— Греешься, дядя?
Моё уединение продлилось недолго. В закоулок заглянул щербатый детина в продранном замурзанном полушубке. За его спиной ухмылялись трое дружков — телосложением заметно пожиже, но с не менее отвратными рожами.
Нет, это явно были не те, кто убил моего связного. Всего лишь местная шваль.
— Да, — сказал я, вставая, — греюсь.
— А чё костерок такой хиловатый?
Главарь приблизился, за ним в закуток втянулись и остальные:
— Ты, это, дядя, не стой столбом.
— Хорошо, — согласился я. — Что вам от меня надо?
— Пальтишко сымай, дундук! Совсем тупорогий? Из-за пролива, что ли, приехал?
— Да, оттуда. Вас четверо? Других нет?
— А тебе чё, мало?
Трое заржали в голос. Лишь последний, что-то сообразив, попятился.
Я не сразу определился, как с ними поступить. Возиться с новыми трупами не было никакого желания.
Выход подсказал сам главарь. Он достал корявую папиросу с отвал-травой, затянулся с видимым наслаждением и лениво мотнул башкой в мою сторону. Двое подручных, стоявших по бокам от него, синхронно сделали шаг вперёд.
На этом их успехи закончились.
Папироса в руке у главаря полыхнула как факел, вся целиком. За миг до этого я зажмурился, но даже сквозь веки ощутил багровую вспышку.
Потом я снова открыл глаза. Папироса исчезла — сгорела почти мгновенно, не успев даже толком опалить пальцы говорливому предводителю. А если и опалила, то боль пока не дошла до его сознания — грабители застыли в прострации. В течение ближайших минут они ничего не будут соображать, а когда очнутся, уже не вспомнят, что видели.
Если бы они курили простой табак, фокус бы не удался. Я не умею контролировать чужой разум, моя стихия — огонь. Но эти придурки предпочитают отвал-траву, а значит, сами себя дурманят, желая выскочить из реальности. Я лишь подсунул им ориентир, яркий маяк-обманку.
Любое колдовство, если вдуматься, — овеществлённая ложь, мошенническая перелицовка яви.
Перед тем как выйти из закоулка, я ещё раз оглядел шайку. У парня, который держался сзади, за спинами у подельников, физиономия была чуть менее глупой. Не зря ведь именно он пытался смыться, пока не поздно. Такой шустрик, пожалуй, мог пригодиться.
Я взял его за плечо и потащил за собой. Поначалу он шёл послушно, как сонный жеребёнок на привязи, и лишь изредка спотыкался. Через какое-то время я, однако, заметил, что он трясёт головой, пытаясь прийти в себя.
Притормозив, я отвесил шустрику смачную оплеуху:
— Посмотри на меня.
— Пусти!
Я ударил его под дых, толкнул к ближайшей стене:
— Тебе сейчас снился красный огонь?
— Да, откуда ты…
— Я зажёг его. Посмотри на меня и вспомни, я разрешаю.
Несколько секунд он вглядывался, потом вдруг вздрогнул всем телом и попытался рвануться в сторону. Я удержал его:
— Вижу, припоминаешь. Ты с дружками пытался меня ограбить — теперь будешь отрабатывать.
— Я не хотел, господин колдун! Я вообще не с ихней компании!
— Мне начхать.
Я вытащил нож. Мой пленник обмер и съёжился. Я поднёс к его лицу лезвие, блестевшее в лунном свете, сделал паузу — и резким движением отсёк прядь немытых волос. Он ойкнул растерянно, к страху в его глазах примешалось недоумение. Волосы я спрятал в конверт и предупредил:
— Буду их держать при себе. Если что — спалю, и ты тоже сдохнешь.
Это, разумеется, чушь, народный фольклор, но горе-налётчик поверил сразу — всхлипнул, истово закивал. Я уточнил:
— Ты никому обо мне не скажешь. Это понятно?
— Да, господин колдун…
— Имя твоё мне побоку, так что будешь отзываться на "шустрика". Мои команды выполняешь беспрекословно. На вопросы отвечаешь чётко и ясно. Порт знаешь хорошо?
— Да! Мы тут с пацанами с детства…
— Тогда слушай первый приказ.
Глава 2
Он ожидал, похоже, чего-то запредельно кошмарного, но я разочаровал:
— Завтра в девять утра подойдёшь к погрузочному крану. К самому большому.
— З-зачем?
— Я разрешал задавать вопросы?
— Простите…
— Повторяю — в девять, ни минутой позже. Теперь гуляй.
Он отошёл, ежесекундно оглядываясь, и шмыгнул за ближайший угол. Я же направился обратно в трактир, мысленно формулируя план на завтрашний день. Идею насчёт того, что ближайшие адреса со сгоревшей карты можно проверить прямо сейчас, я забраковал — ночью в чужом порту сориентироваться непросто, и существует риск упустить какую-нибудь деталь.
Добравшись до "Усатого сома", ещё раз плотно перекусил — требовалось восстановить силы после применения чар. Заведение работало допоздна, народ продолжал веселье. Пьяный гомон сплетался с табачной вонью.
Я поднялся в комнату и убедился, что саквояж пребывает в целости и сохранности. Впрочем, в нём не было ничего по-настоящему ценного. Свой главный инструмент — заговорённые спички — я постоянно ношу в нагрудном кармане.
Работа с огнём имеет свою специфику — в моём арсенале, к примеру, отсутствует револьвер, поскольку чары могут некстати воспламенить порох. Впрочем, на свете вряд ли существуют профессии без досадных ограничений.
Улёгшись на кровать, я закрыл глаза. Подумал, что предстоящая ночь — редкая возможность расслабиться. Затишье перед бурей, краткая передышка.
Я спал без снов.
Утро выдалось пасмурным, солнца не было видно. Тухлые тучи, пригнанные ветром с востока, коптились над портовыми трубами. По небу метались чайки, и под их базарные крики я вновь покинул трактир.
Никто из встречных не обращал на меня внимания. Без всякого колдовства я растворялся в этой толпе. На вид — не слишком удачливый коммерсант чуть за сорок. Средний рост, светло-русые короткие волосы, некрупный нос, серые глаза — типичный северянин во всей своей неказистости.
Да и сам порт с утра поскучнел — разгульно-опасный мрак сменился хлопотливо-угрюмой серостью. Даже кран, к которому я приблизился, при свете дня уже не казался сказочным существом. Всего лишь мёртвая железяка, решётчатая четырёхгранная пирамида, установленная наклонно на поворотном круге. В её основании крепилась ёмкость с балластом, пыхтел паровой котёл.
Размер пирамиды, впрочем, действительно поражал. Если бы люди решили построить дом такой высоты, то он имел бы этажей десять. С вершины крана свисали тросы, на которых болтались крючья и захваты для грузов. Конструкция не стояла без дела — на берег перегружали толстую связку длиннейших брёвен, рабочие суетились вокруг с деловитыми матюгами.
Давешний шустрик топтался неподалёку. Я бросил ему:
— За мной.
Мой свежеиспечённый подручный не решился переспросить, лишь тяжело вздохнул. Он был ещё совсем молод, лет восемнадцать, а то и меньше. Одежонка его заметно поистрепалась, но на бродягу он всё же не походил.
С его помощью я собирался выяснить, что находится по тем адресам, которые огонь вчера показал на карте.
Первый из них я, правда, знал заранее — дом в бедном припортовом районе, где связник снимал комнату. Этой информацией меня снабдило начальство перед поездкой.
Сейчас меня интересовала вторая точка — та, что располагалась прямо в порту. Идти было недалеко.
Перед нами предстал солидный кирпичный склад. Ворота были распахнуты, крепкие мужики выносили оттуда аккуратные бочки и грузили их на подводы. За грузчиками приглядывали двое неулыбчивых господ в штатском, но с револьверами на боку и с военной выправкой — по всей вероятности, офицеры-отставники.
— Знаешь это место? Что тут хранят? — спросил я у шустрика.
— Так пьяный мёд же, господин колдун. Отправляют на материк — "Вечерняя звезда" возит, и "Роксана" ещё…
— Понятно.
Я в общих чертах представлял себе особенности этой торговли. Мёд вывозили с острова не только летом и осенью, но и позже. Существовал так называемый зимний сорт, который выдерживался несколько месяцев под воздействием чар, приобретая, по словам знатоков, совершенно особый вкус.
Хотя вряд ли связник отирался здесь перед смертью ради того, чтобы провести дегустацию.
Велев шустрику подождать, я подошёл к воротам. Внутри склада, как и снаружи, виднелись бочки и грузчики. Недалеко от входа приткнулся раскладной столик, за которым сидел старичок с козлиной бородкой, записывая что-то в гроссбух.
— Сударь, сюда нельзя, — сказал один из отставников, шагнув ко мне и положив ладонь на рукоять револьвера.
— Да-да, простите.
Чтобы не мозолить глаза охранникам, мы с шустриком отошли. Я допускал, что ещё наведаюсь сюда позже, но чутьё подсказывало — ничего важного не найду. У меня имелась догадка насчёт того, чем тут занимался связник. Предметом его внимания был, видимо, не столько сам склад, сколько посетители — какие-нибудь важные шишки из медового треста.
Осталось ещё три незнакомых адреса.
Я достал запасную карту и карандаш, пометил крестиком дом на одной из улиц, примыкавших непосредственно к порту:
— Смотри сюда. Знаешь, что в этом здании?
Шустрик с минуту таращился, морща лоб, но всё же сумел соотнести рисунок с реальностью. Просиял и с гордостью доложил:
— Кабак, господин колдун! "Лис и пёс"! Там ещё хозяин хромой, бывший зауряд-прапорщик, жадный как я не знаю кто…
— Так, хорошо. А здесь?
Я поставил ещё два крестика. Он забормотал:
— Вот тут, в Смурном переулке, тоже вроде едальня… Пирожковая, что ли… А, нет, пельменная! Точно, вспомнил! Меня там однажды… Ну, в общем, да… А насчёт Лосиной улицы — без понятия, не взыщите, я на ней сроду не был…