— Боюсь, моя светлая, — заметил Эдгар, — большинство из упомянутых наслаждений прошли совершенно мимо него. Он, простите за высокопарность, надрался в зюзю. В вопросах пития наш поэтический друг бывает на удивление прозаичен.
— О, "Обрыв"… — пухлый фельетонист мечтательно закатил глаза. — Как жаль, что меня с вами не оказалось…
— Да, Панкраша, прощёлкал ты своё счастье! — Эдгар пренебрежительно фыркнул. — Когда ещё попадётся такой вот купчик, чтобы всех в "Обрыв" забесплатно? А за свой счёт ты туда — никак. Потому что, во-первых, жмот, а во-вторых — голодранец. Фельетончики-то нигде больше не берут?
— В редакциях сейчас сложная обстановка.
— Ага, точнее не скажешь. "Медвяный край", который раньше даже через пролив потявкивал, теперь забился под лавку и боится лишний раз пикнуть. Про политику — ни словечка, только про красоты родной земли и про её самоотверженных тружеников. Ну ещё бы! Как там обмолвился государь? Слегка, мол, переоценил способность писак к разумному самоограничению в рамках свободы прессы…
— Мальчики, — сказала Светлана, — ну что вы всё про политику? Такие беседы уместны тоскливой осенью у камина, а сейчас — полюбуйтесь только!
И в самом деле, сад за последние двое суток преобразился. Ливень изрядно потрепал кроны, лепестки усеяли землю густым ковром, зато почки на ветках, подпитавшись дождевой влагой, начали раскрываться смелее — и сквозь белизну цветения проглянула свежая зелень. Лето было ещё далеко на юге, на континенте, но уже присматривалось, примеривалось к нашему острову, чтобы чуть позже, собравшись с силами, перескочить сюда коротким мягким прыжком…
— Вы правы как всегда, моя светлая, — лениво согласился Эдгар, развалившись в плетёном кресле. — Просто я, когда смотрю на Панкрашу, всегда впадаю в хандру. Его физиономия, знаете ли, способствует…
— А ты не смотри — и впадать не будешь, — огрызнулся П. Рассудительный. — И вообще, я бы попросил…
— Ой, да перестаньте вы ссориться! С вами обоими сегодня на удивление скучно. Всеволод, а вы почему молчите?
— Ага, — ответил я невпопад, намазывая булку вареньем.
— Да вы прямо сговорились! Лиза, пожалуйста, не думайте, что у нас всегда так. Сейчас станет веселее — вот-вот придёт Виктуар. Помните, он так прекрасно играл с воздушными чарами?
— Помню, конечно…
Елизавета вдруг осеклась, будто в голову ей пришла неожиданная догадка. Никто кроме меня, впрочем, не обратил на это внимания, потому что Светлана продолжала жизнерадостно щебетать:
— Кстати, на веранде чудесно, но мне хочется сделать ещё и беседку — вон там, за розовыми кустами. Дом оттуда вообще не виден, можно сидеть как в настоящем оазисе! Не верите? А пойдёмте, сами сейчас увидите…
Она, потянув за собой Эдгара, спустилась в сад по ступенькам. Панкрат присоединился, а Елизавета крикнула:
— Мы догоним!
Светлана, обернувшись, лукаво ей подмигнула. Лиза изобразила смущение, но как только ценители садовых беседок скрылись из виду, посерьёзнела и быстро заговорила вполголоса:
— Всеволод, я наконец-то вспомнила! Виктуар — это тот студент, который приходил к моему учителю! Магистр Деев упомянул имя вскользь, поэтому я сообразила не сразу…
— Погодите… — я почесал в затылке. — Тот самый юноша, через которого ледяной колдун напал на магистра?
— Именно! Понимаете, что это может значить?
— Честно говоря, пока смутно.
— Всё, по-моему, сходится! Сейчас объясню…
Она умолкла, глядя мне за спину. Я обернулся — студент, о котором мы говорили, как раз вошёл на веранду и теперь растерянно озирался, не видя хозяйку дома.
— Здравствуйте, Виктуар, — сказала Елизавета. — Светлана сейчас вернётся, не беспокойтесь. А меня зовут Лиза, мы виделись позавчера на салоне.
— Да-да, конечно, очень рад встрече…
— Ваше музицирование весьма меня впечатлило. Тем более что вы сами признались — способности прорезались не столь уж давно. Ведь так?
— Совершенно верно…
— А когда именно, не припомните? С какого момента ваш дар усилился?
Студент, несколько деморализованный её напором, промямлил:
— Ну, в начале осени я консультировался с экспертом по чарам воздуха…
— С магистром Деевым. Я его знаю, он мой учитель.
— Ну вот, я с ним поговорил, и он заставил меня поверить, что я не бездарь… К несчастью, он потом заболел, мы больше не виделись… Мой дар оставался на прежнем уровне, но я чувствовал — всё изменится, нужен только импульс, толчок… А зимой был тот пожар, горел кран… Совершенно жуткое зрелище, но при этом — завораживающее, вы помните… Буквально веяло силой… Я ощутил незнакомые доселе эмоции — и вдруг понял, как их правильно выразить…
— Я так и думала.
— Простите?
— Мне кажется, ваш рассказ — один из тех недостающих штрихов, которые я ищу.
Наблюдая за Елизаветой, я отмечал, что она снова кажется совсем взрослой. Уверенные движения, хищно-азартный взгляд — будто молодая пантера выскочила из клетки и накинулась на подвернувшегося барашка.
— Вы уже знаете, — сказала она, — что заговорщики вас использовали в качестве инструмента. Барон Кистяев и ещё кое-кто…
— Я не верю, что барон участвовал в заговоре! Он честнейший человек, друг нашей семьи! Я так и заявил дознавателю, когда тот меня допрашивал…
— Это сейчас неважно. Главное, что сквозь вас прошли ледяные чары… Не перебивайте меня, пожалуйста, дайте закончить. Я расскажу вам сказку — очень короткую, но от этого не менее страшную. Есть могущественный колдун, которого называют человеком-осколком. Его периодически пытаются уничтожить, но он возвращается раз за разом. Прорастает в новом теле, назовём это так. Предыдущим носителем был бандит по прозвищу Кречет. Его убили зимой, как раз во время пожара. А вы в тот же день получили новые силы. Странное совпадение, вам не кажется?
— Это полная чушь и глупость! Сударыня, вы переходите все границы!
— Да? А по-моему, всё логично. Вы — идеальная заготовка. Ледяные чары уже помещены в вас, осталось их заново активировать. И теперь это происходит — исподволь, пока ещё без вашего ведома. Или, может, вы всё прекрасно осознаёте, просто отказываетесь признать?
Этот поток обвинений стал полной неожиданностью не только для Виктуара, но и для меня — я стоял, отвесив от удивления челюсть. С Елизаветой же явно происходило что-то неправильное — голос её уже буквально звенел, а в волосах блеснул серебристый иней.
— Лиза! — опомнился я. — Вам надо успокоиться…
— Помолчите, Всеволод! Я хочу получить ответы от этого господина. И проверить его реакцию…
Она выхватила из мешочка стынь-каплю и сунула её Виктуару. Тот рефлекторно отдёрнул руку, словно опасался обжечься. Я ощутил дыхание морозного ветра — казалось, зима, пробудившись где-то в своей берлоге, вернулась в город и заглянула в сад. Стол, кресла, ступеньки покрыла изморозь, в чашках застыл недопитый чай. Хрусткая стужа сковала ветки стоящего рядом дерева, и лепестки, превращаясь в льдинки, со звоном посыпались на затвердевшую землю.
Потом замёрзло и само время. Студент с девчонкой стояли лицом к лицу, глаза их стеклянно заиндевели, и это было так жутко, что я мысленно заорал, швырнул в ледяное пространство вопль, зовущий весну обратно…
Послышался треск, как на реке, охваченное ледоходом.
Виктуар конвульсивно дёрнулся, отпрыгнул назад и, развернувшись, бросился прочь с веранды. Лиза покачнулась и начала оседать на пол — я подхватил её и усадил в ближайшее кресло. Иней вокруг стремительно таял, превращаясь в лужицы на столе и на половицах; холод отступал, тепло возвращалось.
— Что тут произошло?!
Светлана с Эдгаром подбежали к дому из сада, за ними одышливо семенил толстячок Панкрат. Я сказал:
— Лизе стало дурно.
— Бедная девочка! — испугалась хозяйка. — Сейчас я принесу нашатырь…
— Не надо… — Елизавета пошевелилась. — Мне уже лучше. Минутная слабость, не стоит так волноваться…
— Вам нужно прилечь, я провожу вас в комнату…
— Нет-нет, это совершенно излишне. Я лучше пойду домой.
Она поднялась, и Светлана, охнув, обратилась ко мне:
— Всеволод, тогда я вас попрошу — проводите Лизу. Глаз с неё не спускайте! Этот неожиданный обморок…
— Провожу, — согласился я.
Мы вышли из дома и побрели по улице. Тягостное молчание висело между нами незримым пологом; Лиза ёжилась, будто мороз никак не желал её отпускать. Когда мы поравнялись с крошечным сквером, она предложила:
— Давайте присядем, Всеволод. Я отдохну, а вы меня поругаете — я же вижу, вам очень хочется…
Мы заняли скамейку под липой, и я сказал:
— Лиза, я пытаюсь переварить увиденное…
— Понимаю, со стороны всё это выглядело несколько…
— Диковато, если сформулировать мягко.
— Я должна была его спровоцировать, чтобы он показал своё истинное лицо! А за мои слова мне не стыдно! Я говорила именно то, что думаю!
— Вы действительно верите, что этот студент — будущий человек-осколок?
— Вы же сами видели лёд! И чувствовали мороз!
— Я не знаю, как к этому относиться… Мороз появился вообще-то после того, как вы достали стынь-каплю… Может, народ не зря называет её ледышкой? Что мы о ней знаем, в конце концов?
— Насчёт стынь-капли — согласна, с ней надо бы ещё разобраться… Но ледяному колдуну в любом случае нужно новое тело, новый резервуар! Это известно точно! А студент, у которого загодя покопались в мозгах, подходит лучше всего…
— Виктуар-резервуар… — пробормотал я. — Простите, это тоже от нервов… Лиза, я просто хочу напомнить — парень до разговора с вами вёл себя совершенно нормально… Как все обычные люди…
— Кречет тоже превратился не сразу! Прорастание идёт постепенно, в течение многих месяцев! Может, на ранних стадиях человек и сам ничего не подозревает! И обычной проверкой тоже ничего не докажешь! Не увидит даже опытный дознаватель! А вот стынь-капля сразу почуяла…
Мы опять замолчали. Светило солнце, тёплый ветер гулял по скверу, а я подбирал слова, чтобы не обидеть девчонку. В итоге, однако, решил — лучше говорить прямо, иначе получится ещё хуже: