– А ты много знаешь о местных традициях, Голден-Халла! – оценила я.
Сыщик отмахнулся:
– Не я, а Морган. Он просто помешан на своей работе. За то время, пока я у него гостил, он вывалил на меня столько информации, что это тянет на второе высшее образование. Причём, прикинь, он ходит за тобой и будто бы тебя отчитывает, а не просвещает, и всё это с таким зверским лицом, что, ей-небо, даже я при своей легкомысленной натуре иногда банально боюсь его перебить. Загрызёт ещё!..
Я рассмеялась.
Потом бросила взгляд в сторону зеркала:
– А о призраках, которые пишут на зеркалах вместо того, чтобы показываться, твой друг тебе не рассказывал?
– Нет. – Берти покосился туда же и сказал чуть громче: – Может, ты всё-таки явишься нам, дружище?
«Нет».
Мгновенный ответ свидетельствовал лишь об одном: всё это время привидение нас старательно слушало. Как же странно, что оно не появляется… А ещё представилось напарником хозяина. Напарником в чём? Хижина выглядела так, будто здесь живёт обыкновенный охотник-отшельник средних лет. Ровным счётом ничего необычного. Но простой человек вряд ли имел бы общие дела с привидением…
– Я ни разу в жизни не спала на печи, – призналась я, когда время перевалило за полночь и мы стали собираться ко сну. – Я вообще не уверена, что в Шолохе есть печи. Для меня это какое-то глубоко сказочное понятие. Камины – да. Трубы с горячей водой, конечно же. Хотты, старые добрые грелки… Но печи!
Я с интересом осматривала лежанку, представляющую собой несколько положенных друг на друга матрасов. Шторка над ней превращала спальный закуток в отдельную комнатку.
– Тогда уступлю козырное место тебе, так и быть, – делано вздохнул Голден-Халла. – Только обещай провести ночь с пользой: посмотреть самые интересные сны из всего ассортимента вселенной, договорились?
– Договорились, – серьёзно пообещала я.
Мы стащили один из матрасов на пол – для Берти, взяли с кресла-качалки несколько подушек и накрылись своими шуфами вместо одеял. За окнами так и пела скрипка, да и холод Перепляса не отступал.
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
«Спокойной ночи», – появилась надпись на зеркале перед тем, как я задвинула шторку, а Берти задул последнюю свечу на столе.
12. Тем временем Силграс
Нельзя изменить тёмный гобелен своего прошлого, но можно соткать будущее так, что история в целом окажется духоподъёмной.
Прошла пара часов после ухода его спутников, когда Силграс совсем приуныл.
Ожидание. Вещь, которую он ненавидел всей душой. Раньше – потому что ожидание было мучительно скучным. Теперь – потому что оно до дрожи пугало.
Сколько ещё жизней пройдёт мимо, пока я сплю?
Авалати сглотнул и постарался заняться чем-то полезным. Посреди снежной пустоши это было не так-то просто, особенно если добавить в уравнение всё возрастающее волнение.
Ну что там сейчас происходит, в Асулене?..
Силграс успел слепить снеговика, вытоптать слово «лето» размером с тринапское поле, съесть все свои припасы и по сотому разу расчесать гривы метельных коней. Те вырвались, убежали и теперь с подозрением косились на него издалека. «У нас скоро скальпы закровоточат, придурок», – говорили их взгляды.
– Не переживайте, – буркнул Авалати. – В конце концов, мы видимся в последний раз.
Кони как будто смутились и даже вновь подошли к нему, но хозяин лазоревой звезды, уже не глядя на них, сгорбился на какой-то небольшой, похожей на зуб скале, поджав колени, туго сплетя руки и вообще свернувшись в такую угловатую загогулину, что было больно смотреть.
Про «последний раз» было правдой.
В тот день, когда Силграс очнулся в горе Осколрог, у него на правой руке было кольцо с дюжиной крохотных сапфиров. Знание о том, для чего оно нужно, пришло так же из ниоткуда, как и вся остальная информация.
Если нажать на один сапфир, вот те два придурошных коня, только что смывшихся из пещеры в неизвестном направлении, прискачут обратно и будут в течение суток везде следовать за ним. А потом снова умчатся, и использованный камень пропадёт: металл кольца вокруг него затянется, как новенький. Когда данные неведомым богом – богом ли?.. – призывы коней иссякнут, Силграс сможет звать их, только применяя свою магию. Если, конечно, эта магия у него ещё останется, а не выветрится из-за того, что кое-кто слишком давно не возвращался спать в свою гору.
Силграс нервно облизнул губы и похлопал себя по внутренним карманам мантии. Еда действительно кончилась. Вот же камень окаянный.
Он спрыгнул со скалы, упал в снег спиной и поводил руками вверх-вниз, делая «крылья». Потом тяжело вздохнул.
Время шло.
Тик-так. Тик-так.
Авалати стал перебирать в памяти события последних дней – будто бусины, надетые на чётки. Правильно ли он сделал, что рассказал двум незнакомцам столь многое? Было стыдно. Он явно открылся сильнее, чем нужно. Следовало просто пообещать им хорошую награду и выдать задание без лишних подробностей, давя на то, какое это восхитительное приключение. А он расчувствовался, как девчонка. «Узнайте, что случилось с Хеголой. Как именно умер мой лучший друг» – если мысленно произносить это тоненьким голоском, получается совсем тошнотворно.
– А-а-а-а-а-а-а, блин!.. – Силграс перевернулся лицом вниз и позволил снегу охладить запылавшие щёки.
Сердце болезненно сжималось при воспоминании о том дне в Долине.
Почему он не смог показать Хеголе свои истинные чувства, зачем продолжал язвить? Почему заколдовал деревню? Почему не вернулся сразу же, как понял, что был не прав?
Напрашивался ответ: потому что был дураком, обласканным вечностью, и, что хуже – дураком гордым.
Я друга променял на красное словцо.
Авалати поморщился, перевернулся на бок и обхватил свои хрупкие плечи руками. Кто бы знал, как он себя ненавидит. Он думал, это жгучее чувство «я совершил ошибку» утихнет после того, как он найдёт способ расколдовать деревню, но в итоге ему стало только хуже.
Потому что ушедших столетий – ни для Долины, ни для него – не вернуть. А Хеголу – не оживить. Всё не исправить.
Скоро двое его помощников вернутся с сундуком колокольчиков, он проведёт обряд, и…
«Бом-м-м!» – разнеслось далеко над горами.
Мастер Авалати подлетел над снегом, как вспугнутая сорока.
– Что? – ахнул он, глядя в сторону древнего города на горизонте, где звучало всё больше и больше колоколов.
Силграс бегом бросился к Асулену, но всего шагов сто спустя влетел в невидимую преграду. Удар был такой силы, что, будь незримая стена стеклянной, она бы со звоном обрушилась.
Вот он – предел, выделенный ему горой Осколрог. Дальше Силлю хода нет.
В груди появилось тянущее тревожное чувство, будто неведомая сила наматывала на палец нитку, которая крепилась прямо к сердцу Авалати. Силграс схватился за разбитый нос и, шипя от гнева, отступил назад. Красные капли крови падали на снег и распускались на нём, как маленькие цветы.
Колокола продолжали звонить.
– Что же вы наделали… – застонал Авалати, когда на смену перезвону пришла пугающая тишина. – Долбаные смертные, да какого ж пепла вам не живётся!
Он снова шагнул вперёд, раскрытыми ладонями упёрся в стену и стал свирепо вглядываться в горизонт. И вдруг над городом, от которого отсюда было видно лишь несколько самых высоких башен, взмыло ввысь какое-то оранжевое пятно.
Что это? Сгусток пламени, последнее отчаянное колдовство его горе-спутников?
Но пятно постепенно разрасталось, двигаясь в его сторону, такое яркое на фоне бесконечных снегов, и Силль вдруг понял, что это птица. Сольвегга! Более того, на спине у неё кто-то сидел.
Неужели одному из двоих удалось спастись?
Силграс всем телом прижался к невидимой стене, игнорируя боль в сердце и до рези в глазах всматриваясь в птицу и её всадника, однако… Сольвегга плавно повернула на запад, и скоро вновь стала казаться лишь яркой точкой в синем небе, крохотным конкурентом солнца.
Как странно.
Конечно, Авалати читал о том, что на сольвегге можно летать – помнится, в школе он даже сам в красках рассказывал об этом младшеклассникам, когда они в очередной раз просто достали его своими приставаниями… «Силграс, а спой! Силграс, а поиграй! Силграс, а потаскай меня на спине!» – ага, щас. В итоге эта мелочь облепила его, как пчёлы – первый цветок пиона: кто за волосы дёргал, кто за колокольчик в ухе – и милый рассказ про волшебную сольвеггу превратился в страшилку о птице-людоедке, утаскивающей слишком докучливых шестилеток прямо в Лавовые щели. Хегола Тофф вместе с учительницей долго утешал испуганных малышей, а на Силграса орал в стиле: «Тебе что, настолько сложно было спокойно посидеть с ними, пока мы доделываем новый шкаф в библиотеке?!»
Но всё же, пусть легенды и гласили, что на сольвегге можно летать, а в реальности Силграс о таком ни разу не слышал. И не помнил этой информации среди данной ему при пробуждении.
Кроме того, получается, что в призрачном городе сейчас был кто-то ещё – и он, в отличие от Ловчей и сыщика, смог сбежать от одиноких теней…
Силграс вновь опустился на снег, невидящим взглядом уставился в никуда. Его растрёпанные волосы издевательски перебирал холодный ветер.
«Молодец, Авалати, – опустошённо подумал он. – Ты не только не спас деревню, ты ещё и угробил двух человек. Молодец. Просто пять с плюсом. Талантище, ничего не скажешь».
Он бы ещё долго так сидел, но над пустошью разнёсся пронзительный писк, и скоро ему на плечо опустился перепуганный, безостановочно верещащий снуи. Альв пересадил духа на палец и бесстрастно выслушал его истерику. Язык снежных фей был устроен так, что если долго вслушиваешься, то постепенно начинаешь разбирать отдельные слова, потом целые фразы… А затем осознаёшь, что в совершенстве понимаешь снуйский. Даже если не очень-то и хочешь этого.