М-да. Вот только, кажется, я впервые оказалась в подобной ситуации – ни праха непонятно, чрезмерно опасно – вне Шолоха. Рядом никого из ребят, с которыми в таких случаях мы дружно бегаем и орём в стиле: опять невозможное на наши головы! Да как так-то, вселенная?!
И никого из тех, кто в своё время становился моим проводником в мир неизведанного… Ни Карла, который подарил мне теневые блики. Ни Лиссая, за руку приведшего меня в Святилище. Ни Полыни с его Умениями. Ни Рэндома, поставщика магической контрабанды. Ни Анте, по крупице выстраивающего вместе со мной новую магию.
Нет. Впервые я совсем одна. Получается, вот оно – какой-то новый этап, время для самостоятельного путешествия?
Признаться, это было очень странное чувство. С одной стороны – ужас и растерянность. С другой – волнение, даже гордость, не сочтите меня сумасшедшей. Видимо, я готова, раз это пришло, чем бы оно ни было?
Грудь саднило… Готова я или нет, но царапины лучше промыть: не хотелось бы подхватить иномирный столбняк.
Я тихонько отодвинула шторку, отделяющую мой печной закуток. После его кромешной темноты остальная хижина казалась ярко освещённой, хотя на самом деле в помещение проникал лишь один блёкло-жемчужный лунный луч, кое-как пробившийся между задёрнутыми занавесками.
Искристый Перепляс уже закончился. В доме стало по-летнему жарко. На улице – тихо.
Голден-Халла спал на полу на матрасе, обложившись подушками, как иджикаянский султан. Часть из них он уже сбросил, равно как и собственную шуфу, взятую вместо одеяла. Красно-рыжие волосы, распущенные на ночь, казались языками пламени на фоне белой рубахи, а на скулах Берти горел яркий румянец. Я невольно залюбовалась им.
Голден-Халла. Такой искренний и тёплый.
Хорошо, что мы познакомились. Я верю, что каждый встреченный нами человек чему-то нас учит. Всякий несет с собою урок: кто-то больший, кто-то меньший, но для мозаики твоей жизни потребуются все они. Причём правила у игры жёсткие: незаконченным этот узор не останется, а вот какой ценой и с какой попытки ты соберёшь все стёклышки – уже только твоё решение. И какими цветами ты их окрасишь – тоже твоё.
Так вот в случае Берти мне почему-то кажется, что наша встреча станет для меня до пепла важным опытом…
А ещё у меня есть странное чувство – тянущее, отдающееся в животе и макушке, – что мы с ним действительно похожи. Не внешностью, шуточками и поведением (это очевидно), а чем-то, что спрятано глубоко внутри. Что иначе как музыкой и стихами, магией, танцами и прикосновениями – не выразишь.
В голове мелькнула мысль: «Может, посоветоваться с Берти насчёт своих снов?» Но, подумав, я отмела её. Каким бы «своим» ни казался мне Голден-Халла, не стоит с ходу пугать хорошего человека своей запредельной чушью. Я и так уже потихоньку забиваю ему голову всевозможными странностями: нужно быть милосердной и дозировать информацию. Да и вообще: я же только что решила, что это моё, и только моё, дело! Инициация, которая давно уже назревала. Главное, конечно, случайно не умереть в процессе.
Я бесшумно спрыгнула с лежанки и, захватив со стола лампу, прокралась с ней в ванную комнату.
Там в зеркале над раковиной стало видно, что царапины выглядят не так паршиво, как могли бы. Я старательно промыла их, едва не чихая от ядрёного запаха можжевелового мыла – единственного, что имелось в избушке. Потом ещё какое-то время размышляя бродила по крохотной ванной: два шага туда, два сюда, тени буквально расплёскиваются во все стороны. Мой взгляд расфокусированно скользил по сумрачной комнатке и вдруг будто споткнулся.
В дальнем углу лежал вязаный коврик. В нём не было ничего примечательного, за исключением того, что он слегка сбился под моими шагами – и под съехавшим краем стало видно широкую щель и начало каменного покрытия.
Моргнув, я присела на корточки и убрала половик.
Люк!.. Вот это да!.. Причём, в отличие от своего собрата в основном помещении, этот люк был внушительно каменным. Нестандартное зрелище в скромной лесной хижине.
– Эй, призрак, ты тут? – шёпотом спросила я и оглянулась на зеркало над умывальником. Мутная глубина отражения – лампа давала не слишком много света – оставалась безмятежной. Привидение не ответило.
Под сдвинутым вбок люком обнаружились древние каменные ступени. Они вели куда-то во тьму, и на каждой было написано по одной строчке из тех же витиеватых букв, которые мы уже видели на площадке для телепортации… Позабытое наречие Асулена.
Удивлённый вздох вырвался из моей груди.
Так. Нужно разбудить Голден-Халлу.
Я опустилась на колени рядом с сыщиком и шепнула:
– Берти, просыпайся.
– Не-а, – сквозь сон ответил он.
И ведь громко ответил, зараза. Не чета моему шёпоту – почти в полный голос.
– Берти, пожалуйста.
– Нет.
В этот раз в голосе спящего саусберийца появились упрямые и раздражённые нотки. Ну и что за дела, спрашивается? Такой милый человек днём и такой упёртый – ночью!
Я рассердилась и легонько ущипнула его. Он ущипнул меня в ответ – всё так же не просыпаясь, зато по-настоящему, больно.
– Слушай сюда, Голден-Халла! – быстро зашептала я ему в самое ухо. – Ты на днях хвастался, что от тебя никакие загадки не уходят. Так вот сейчас не только загадка, сейчас я уйду. Ночью. В полном облачении. И сундук с собой прихвачу, соня ты разнесчастный!
– Зачем сразу угрожать-то?! – обиделся Берти и резко распахнул глаза.
Сама невинность.
Я прижала палец к губам и взглядом указала на зеркало у двери.
– Пойдём со мной. Только тихо.
Его взгляд тотчас потерял всякую сонливость. Берти смахнул с лица свои неожиданно длинные волосы и плавным кошачьим движением поднялся с матраса. Друг за другом, на цыпочках, мы прошли в ванную. Где-то на полпути под моей ногой скрипнула половица, и несколько секунд мы стояли не дыша.
До середины лестницы мы спускались при свете всё той же лампы, лишь частично выхватывающем контуры того, что ждало нас впереди. А потом Берти щёлкнул пальцами и шепнул маг-формулу, зажигающую свечи.
Я думала, внизу найдётся парочка канделябров. Три. Ну четыре штуки. Представьте мой шок, когда от простого щелчка вспыхнули десятки. Голден-Халла невольно подался назад.
Освещённый пламенем свечей, таинственный подвал оказался куда больше, чем сама хижина, и находился гораздо глубже, чем погреб с едой. Весь каменный, со сводчатым потолком, с таинственными символами позабытого наречия на ступенях и поддерживающих свод колоннах. Настоящее древнее подземелье.
Везде стояли шкафы, под завязку набитые старинными фолиантами и свитками, помещёнными в стеклянные колбы, сохраняющие их от влаги. На круглом столе в центре помещения была разложена карта Седых гор, а на стенах висели изображения различной нежити: анфас и в профиль, как делают с преступниками перед торжественной отправкой в камеру. Под рисунками на специальных полочках лежали кости и черепа, явно принадлежащие изображённым. Ещё одна огромная – неразобранная – гора костей высилась в дальнем углу помещения.
– Итак, хозяин избушки – колдун, причём специализирующийся на нежити… – протянула я, ошеломлённая наполненностью подземелья. – С ума сойти, Берти! У нас в шолоховской Башне магов очень сильна кафедра Карателей – как раз таки охотников на нежить, – но даже у них я не видела такого разнообразия книг на эту тему… И такого количества, – я покосилась на ближайшую полочку, – демонстрационных материалов. Этот колдун смущает меня своим энтузиазмом. Ему это нравится? Он садист?
– Да уж. – Голден-Халла задумчиво побарабанил пальцами по подбородку. – Зато стало понятнее, что имел в виду призрак, когда называл себя «напарником» хозяина.
Я кивнула. Это так. Как наши Каратели, так и охотники других стран иногда заключают сделки с призраками. Привидения лучше чувствуют нежить, и поэтому колдунам выгодно брать их с собой на дело. В ответ призраки могут просить разное: кто-то хочет тихое место обитания, кто-то – помощь в завершении не закоченных при жизни дел.
Мы с Берти склонились над каменным столом в центре помещения. Развёрнутая на нём карта Седых гор была по углам прижата книгами и свечами. На карте отсутствовали привычные обозначения поселений и погодных разломов, зато она была полна других отметок.
Берти вдруг ниже навис над ней, быстро стал водить по бумаге пальцами: от красных и белых иголок, в изобилии воткнутых в карту, к чёрным круглым камешкам, которые лежали всего в нескольких местах; от кривых карандашных заметок, сделанных совершенно нечитаемым почерком, к обозначенным пунктиром маршрутам по горам. Потом Голден-Халла выдохнул, отбежал от стола к единственной свободной от шкафов стене подземелья, нажал на какой-то камень, и…
Стена со скрипом уехала вниз, открыв перед нами длинный тёмный коридор.
– О! Получилось! – расплылся в счастливой улыбке Берти.
– Что это сейчас было вообще?! – ахнула я, потрясённая скоростью произошедшего.
Голден-Халла трусцой вернулся обратно к столу.
– Вот, – он начал тыкать пальцем в те и другие обозначения. – Я предположил, что карандашные пометки наш колдун делает там, где подозревает присутствие нежити. Вместо них он вставляет красные булавки, когда убеждается: нежить есть. Меняет красные на белые после того, как очищает эту зону. Вокруг чёрных камней всё белое – возле них он перебил чудовищ первым делом. Как так вышло, если эти камни раскиданы далеко друг от друга? Неудобно! Если только не предположить, что они обозначают площадки для телепортации, которыми наш колдун умеет пользоваться. Асуленская площадка. – Берти ткнул пальцем в камень, лежавший там, где на обычных картах обозначен мёртвый город. – Возможно, та, где мы находимся сейчас. – Пляски пальца в лесистой зоне на востоке. – Остальные. – Тычки тут, тут и там.
Голден-Халла продолжал тараторить как сумасшедший:
– Нам с тобой тогда и в голову не пришло, что кто-то использует этот телепорт, ведь лес вокруг был совершенно диким: ни одной тропинки, ни одного следа… Однако посмотри на это подземелье – оно стопроцентно асуленское: тексты на ступенях, символы на стенах, типичная форма свода с такими как будто бы рёберными костями… Теперь вспоминаем, что все древние народы были