Уже когда мы оказались наверху, я вдруг заметила кое-что странное в нашем лыжнике.
– Э-э-э. Берти.
– Что? – пропыхтел детектив.
– Мне кажется или у него из-под мантии торчит… хвост?
Сыщик остановился как вкопанный. Посмотрел вниз. Тихонечко застонал.
Ибо хвост действительно был. Лисий, шикарный, пушистый.
– Тинави, – Голден-Халла понизил голос до шёпота. – Помнишь, я вчера рассказывал тебе о травкёрах? О той неприятной нежити с лисьими элементами?
– О нет, – сказала я.
– Клади его. Быстро. И сваливаем.
Но мы не успели опустить нашу ношу и тихонечко ретироваться – ничего-ничего, раз он и так мёртвый, то и без нашей помощи оклемается, – как лыжник резко открыл глаза.
Они у него оказались ярко-оранжевые, с вертикальными звериными зрачками.
– Эй, хмыри, я забыл спросить: а травяного ликёра у вас нет?
В общем-то, тут мы его и уронили.
С лыжника слетела шапка, обнажив два лисьих уха на макушке. Мы отшатнулись в разные стороны. Травкёр визгливо расхохотался, поднялся на ноги и раскинул руки в стороны.
– Ха! – сказал он. – Чтоб вы сдохли!
А потом нацепил лыжи и как ни в чём не бывало покатил прочь.
– Нас только что прокляли, как я понимаю? – Я напряжённо повернулась к Голден-Халле.
– Да, – кисло подтвердил он. – Вот так и спасай людей…
– А насколько сильны проклятия травкёров, напомни, пожалуйста?
– Ну, – Берти сосредоточенно взъерошил себе волосы. – Обычно они не критичны! Но и характер у большинства травкёров получше. Этот какой-то совсем сбрендивший.
– Да уж.
– Но вряд ли мы действительно умрём, как он нам пожелал.
– Ох.
В этот самый момент травкёр неожиданно развернулся и поехал обратно. У меня в душе затеплилась слабая надежда, что он осознал несправедливость своего поведения и теперь мчит извиняться и отменять проклятие, но не тут-то было.
– Эй, погодите, а где мои палки? – заорал травкёр ещё издалека. – Вы куда их дели, псы?! Мог бы ещё раз проклясть – проклял бы! Да я эти палки ещё при жизни зачаровывал! Специально потом возвращался в ту долбаную деревню, где куковал с этими придурками, чтобы их забрать из сарая!
– Стоп, что? – Мигом забыв о проклятии, я подалась вперёд. – В смысле: «зачаровал при жизни»? Вы помните свою жизнь до перерождения?
– Жизнь не помню, палки помню, классные были! – рубанул ладонью по воздуху травкёр. – Остальное восстановил дедукцией!
– А как же тот факт, что после смерти у вас сменилась искра с золотой на зелёную?!
– Чё? – скривился травкёр. – Девка, хватит нести какую-то фигню, отвечай на мои вопросы!
– Берти, – игнорируя прибабахнутую нежить, я с вытаращенными глазами повернулась к сыщику, – если его заклинание, наложенное при жизни, работает до сих пор… А что, если Хегола… Если Хегола умер с именем Эльзы на устах и стал… Таким же…
– О нет. – Берти сглотнул. – Пожалуйста, нет! Я даже представлять этого не хочу!
– А, блин! Вот и палки! – меж тем обрадовался травкёр, наклоняясь над каким-то сугробом. – Ну всё, бывайте, псы! Ха, недолго вам осталось!
И на сей раз он укатил окончательно. Вилял пушистый хвост, вызывающе торчали лисьи уши на макушке.
Мы с Берти долго огорошенно смотрели ему вслед, и снежок подло присыпал нас, превращая в ещё два сугроба.
Наконец Голден-Халла встряхнулся, как тот самый, небо прости, пёс, которым его (ну и меня заодно) столько раз обозвали.
– Мы зря драматизируем! – решительно сказал Берти. – Давай думать логически. Почему мы сразу зациклились на травкёре? В смысле, я понимаю почему: внезапная душевная травма и всё такое, но… В Седых горах куча разной разумной нежити. Если Хегола и стал какой-то из них, то не обязательно этой.
– Тоже верно, – кивнула я. Но, сбросив капюшон, расстроенно запустила руки в волосы: – Однако мы с тобой надеялись, что искра Хеголы ещё горит!.. Что он всё ещё личность: со своей памятью, характером и так далее! А если он просто нежить…
– Так, не психуй раньше времени, Страждущая. Во-первых, это лишь одна из гипотез…
– Но она соответствует тому факту, что Хегола почему-то оставил сундук в Асулене. Помнишь: травкёр не может делать себе ликёр, потому что целебные травы – чистые, а он – нечистый и не может касаться их? С сундуком, должно быть, произошло то же самое. То охранное заклинание было светлым. Хегола стал тёмным. Всё. Он не может забрать свои колокольчики, даже если помнит о них.
– Прах. – Берти устало потёр глаза руками. – Действительно сходится. Но знаешь, это всё ещё просто идея! Давай не будем сами себя закапывать в яму, которая не очень-то нам и нравится! Плюс я не договорил: нежить тут бывает разная. Может, какая-то из них и нормальная, пусть даже тёмная, с зелёной искрой и далее по списку. Давай сейчас мы сосредоточимся на том, что нам надо всё-таки куда-то двигаться, пока мы не околели. А там разберёмся.
– Ладно. – Я сглотнула, стараясь не впадать в преждевременное уныние – мой второй любимый порок после любопытства. – Ты прав. Если что, мы можем разыскать Голата и хорошенько расспросить его на тему нежити. Не зря же нам подвернулся этот охотник, да? Я верю, что никто никому не встречается просто так.
– Умничка. Я тоже в это верю. – Берти кивнул и набросил мне капюшон обратно. – А теперь пойдём.
Мы долго шли молча. Говорить уже не было никаких сил. Кажется, мироздание решило устроить мне внеплановую проверку на выносливость, а не отпуск. Вернусь, попрошу Полынь вписать в мою характеристику два новых пункта: «морозоустойчива» и «несгибаема».
Луна была уже высоко, когда мы поднялись на очередную возвышенность, и… Увидели внизу изгибающийся изящной волной погодный разлом. А за ним – деревушку, лежавшую в глубокой долине, будто на ладони у доброго великана. Она была ещё очень далеко от нас – пустые пространства обманчивы! – но всё же появился шанс добрести туда до наступления рассвета.
– Ура-а-а-а! – заорала я, не сдерживая чувств.
Я повернулась к Берти, требуя от него разделить со мной ликование, и с некоторым беспокойством обнаружила, что спутник смотрит на деревню с открытым ртом. Взгляд у него был стеклянный.
– Всё нормально?.. – подобралась я. Только ещё одной беды нам не хватало!
Берти вытянул шею, как будто это могло помочь ему рассмотреть поселение получше.
– Тинави, а ты тоже видишь в центре озеро в форме кешью и ряды цветущих абрикосовых деревьев возле него?
– Ну да.
– И там ещё, кажется, угадывается часовая башня с острой крышей, да?
– Голден-Халла, ты меня пугаешь. Только не говори мне, что это очередное проклятое местечко и мои только что появившиеся мечты о горячей ванне идут прахом.
– Нет.
Сыщик вдруг расплылся в улыбке.
– Наоборот. Это, – он щёлкнул пальцами обеих рук, направив указательные на меня, большие – вверх, и ликующе перевёл всю эту конструкцию в сторону деревни, – Соловьиная Песня! То есть деревня, неподалёку от которой живёт Морган.
Я распахнула рот.
– Насколько неподалёку? – прошептала я.
Берти, двигавший пальцами вдоль горизонта, будто искавший цель для выстрела из арбалета, замер, указывая ими на снежный холм к западу от нас. На нём, поначалу не замеченное в ночи, притаилось двухэтажное шале.
– Прямо там, – широко ухмыльнулся Голден-Халла.
Стоит ли говорить, что после этого у нас открылось второе дыхание.
16. Пощади!
Самый главный закон человеческого бытия звучит просто: где внимание, там и результат!
Дом Моргана Гарвуса был шикарным: просторный, сложенный из белого камня и дерева, с длинным балконом и террасой у входа, он мог похвастаться огромными окнами, занимавшими целую стену в гостиной. На террасе возле двери стоял горящий фонарь, но сам дом был тих и тёмен.
– Дрыхнет, – флегматично решил Берти. – Спит без задних ног в сей неурочный час, молодец такой. Сейчас мы его порадуем!
– Порадуем ли? – засомневалась я.
Голден-Халла не стал стучаться. Вместо этого он деловито подошёл к декоративной чугунной решётке на стене, подпрыгнул и… Пополз по ней вверх.
– Ты что, решил забраться прямо к нему в спальню?! – шёпотом ужаснулась я.
– Вот ещё! Просто запасные ключи спрятаны на балконе. – Он перелез через резные перила второго этажа. – Лови, Тинави!
Увы, он не додумался сначала сказать это, а потом кинуть связку. Три крупных ключа бесславно исчезли где-то в сугробе, и следующие пять минут мы со спустившимся обратно Берти сосредоточенно сопели, откапывая их.
Наконец мы зашли в тёмный дом.
Не успел Голден-Халла закрыть дверь, как раздалось хлопанье крыльев и громкое «кар-р». Настолько угрожающее, что не оставалось сомнений: сейчас кто-то вцепится мне в лицо. Я охнула и подалась назад, закрывая глаза локтем. Одновременно с этим Берти обхватил меня одной рукой, прижимая к себе, а другой с размаху шлёпнул по кристаллу-включателю на стене. Под потолком вспыхнул ряд модных магических сфер, подвешенных на разном уровне.
– Кори! – воодушевился Голден-Халла. – Давно не виделись!
Чёрный ворон заложил вираж – затормозить бы он не успел – и приземлился на спинку дивана. Оттуда он не то чтобы каркнул – скорее, зарычал. Подозреваю, это была очень грязная ругань.
Берти, помедлив, отпустил меня, скинул сапоги и с растопыренными пальцами – точно будет тискать! – приблизился к нахохлившейся птице. Погладил её.
– Ничего, что я так быстро вернулся? Да ещё и с компанией?
– Кар-р-р.
– Вот и я тоже рад!
Глаза ворона горели красным светом, на мой взгляд, ни разу не радостным.
– Корвин – Тинави, – чинно представил нас друг другу Голден-Халла. – Посидите здесь, а я схожу за хозяином.
При свете включённых маг-сфер прихожая, совмещённая с гостиной и кухней, оказалась прекрасна. Честное слово, я уже устала восторгаться. Но что поделать, если я обожаю атмосферу уютных шале? Она обволакивает тебя, как добрая сказка, и ты невольно перестаёшь торопиться, сворачиваешься в кожаном кресле в клубок и умиротворённо смотришь на то, как в камине пляшет огонь, зажёгшийся при нажатии на декоративную бордовую книгу на этажерке… Секреты-секретики! Мы с хозяином точно поладим!